Шахразада - Любовь Хасана из Басры

• Название: Любовь Хасана из Басры
• Автор: Шахразада
• Жанр: Эротика
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-3175-0

Хасан, Хасан… На беду отец отдал тебя в ученики к знаменитому наставнику молодежи Георгию, на беду ты увидел прекрасную статую, присланную из далеких земель. Ибо для тонкой и открытой натуры это стало дорогой к погибели. Холодный камень ты предпочел живой душе и живой плоти, холодным камнем стал навек.

---

Некогда страна эта воевала, как все страны. Ее властители порабощали соседей, пытаясь расширить свои владения и покорить чужие народы. Но к началу царствования последнего из известных истории царей (истории, дети мои, но не нам) народ этот стал спокоен и нечестолюбив, желая лишь покоя и мира. И желание это было столь сильно, что оно, словно щит, закрыло от посторонних глаз прекрасную страну. Страну, которая жива и поныне, страну, которая и сейчас цветет, развивает искусства и науки, учит своих детей всему, что только есть в этом прекрасном подлунном мире.

– Жива, учитель? Жива и невидима?

– Да, – кивнул Георгий. – Страна прекрасна, ибо я там бывал. И она невидима, ибо только так ее жители, а их тысячи, могут защититься от притязаний соседей, от завоевания, покорения и разорения.

– И значит, книги по истории врут?

– О нет, мальчик, книги по истории правдивы. Они просто не могут рассказать то, чего не знают их авторы.

– Но ведь ты это знаешь, уважаемый учитель!

– Знаю, и с удовольствием делюсь этим знанием с вами. Но вы, мои любимые ученики, не пойдете же завтра во главе войска с войной на царство Мероэ, верно? Вам без надобности их земли и сады, реки и дворцы? Вам достаточно знания о том, что они существуют, и, быть может, когда-нибудь вы, чистые сердцем, сможете туда попасть. Ибо дорога к таким, спрятанным от жестокого мира странам, для пытливых умов и сердец всегда открыта.

– Так вот почему так прекрасны эти изваяния… – проговорил Хасан.

– Да, мой ученик. Ибо они есть отражение искусства столь древнего, сколь и великого… А мудрость моего ученика столь безгранична, что он смог поделиться радостью наслаждения истинной красотой с теми, кто в силах эту красоту оценить.

– Они так прекрасны… – вновь проговорил Хасан и обернулся, пытаясь в полутьме библиотеки разглядеть волнующие изгибы прекрасного тела одной из статуй.

Макама шестая

Через несколько дней статуи нашли свое место в библиотеке и уже стали привычны для глаз учеников Георгия. Почти для всех. Для Хасана же каменная улыбка прекрасной как сон девушки стала настоящим наваждением. Ему казалось, что она следит за ним, что она вовсе не изваяна в камне, а лишь скрыта в нем. В ней он разглядел ту незнакомку из своего волшебного сна. И даже заниматься Хасан садился так, чтобы оказаться как можно ближе к каменной гостье из далеких стран.

– Знаешь, Мехмет, – как-то вечером проговорил Хасан, – я не могу не смотреть на эту каменную красавицу. Она кажется мне милее всех вокруг. Под камнем вижу я, как бьется у нее на виске жилка, слышу, как пытаются вырваться из оков летящие одежды…

– Друг мой, – вздохнул Мехмет. – Ты столь увлекся науками, что совсем забыл о жизни. Ведь нам с тобой нет еще и двадцати. Вспомни, когда ты целовал обыкновенную, не каменную, живую девушку? Когда болтал о пустяках с веселой красавицей? Наконец попытайся вспомнить – о, помоги мне, Аллах всесильный и всемилостивый! – когда мы с тобой просто играли в нарды?!

Хасан честно попытался вспомнить, когда он с Мехметом играл в нарды. Попытался, и не смог. Выходило, что даже просто болтал с приятелем он последний раз не один месяц назад.

– Это ужасно, Мехмет! Неужели я все это время как самые последний безумец корпел над книгами?!

– О да, Хасан. Найти тебя можно было только в библиотеке. Ты даже ел, не отрываясь от чтения. Книжная мудрость заменила тебе все вокруг. Меж тем не так давно миновал уже год, как мы оказались здесь, у мудрого наставника. А сколько раз, дружище, ты писал родителям? Сколько раз радовал матушку успехами в науках?

– Но я писал им… Точно, писал. Тогда было еще холодно. Я помню, как замерз у стола и подошел ближе к камину, чтобы согреться…

– О Аллах милосердный! Но это же было зимой! Зимой! А сейчас уже лето в самом разгаре!

– Какой стыд, Мехмет! Нет мне прощения! Матушка, должно быть, совсем извелась от беспокойства…

– К счастью для тебя и для нее, я отправился вместе с тобой. Да, мне не приходится доказывать отцу, чего я стóю, к счастью, я просто учусь, пишу родителям письма… Заодно я пишу письма и твоей матушке, которая и в самом деле безумно беспокоится о тебе.

– Бедная моя матушка, добрая Джамиля…

– Думаю, Хасан, пока ты вновь не погрузился в свои необыкновенно важные занятия, самое время тебе написать ей письмо – поподробнее и понежнее. А потом, полагаю, наступит время и для иных радостей, которых так много в этом тихом городке.

И вновь Хасан нашел в себе силы лишь кивнуть. Стыд сжигал его душу. «О Аллах всесильный, как же я мог пасть так низко?! – думал Хасан. – Неужели я и впрямь с зимы не написал матушке и десятка слов? И как мне сейчас смотреть в глаза Мехмету, который стал для моих родителей сыном куда более заботливым, чем я, занятый только одним – своим собственным больным самолюбием?!»

Но в этот миг Хасан поправил сам себя, подумав, что не больным своим самолюбием был он столь лихорадочно увлечен. Что долгие месяцы его собеседниками были книги, дающие понимание венца творения – дающие понимание человека. И что занимался он, Хасан, сын визиря, этим вовсе не для того, чтобы что-то кому-то доказать. Занимался с невероятным рвением он для того, чтобы научиться воспевать человека – воспевать в рисунке, прославляя тем самым и Аллаха всесильного и всемилостивого как творца и вдохновителя всего живого.

Но, увы, Мехмет по-своему ведь тоже был прав. Да, перед ним не стояла такая величественная, быть может, недостижимая цель. Но ведь нельзя же дерзостью мечты оправдывать пренебрежение своими обязанностями и сыновним долгом, как нельзя величием цели оправдывать грязную низменность средств!

Укоры совести сделали свое дело – Хасан впервые за долгие месяцы стал обыкновенным веселым студиозусом. Вместе с Мехметом он гулял улочками городка, любовался звездами, не как усердный ученик на уроке, а как беззаботный юноша. Он пировал в трактире у весельчака Арутюна и даже позволял себе глоток веселого молодого вина.

Трудно быть убежденным трезвенником в стране, возвеличивающей виноградную лозу и восхваляющей ее плоды.

– Подумай сам, Хасан, – заметил его друг, – ведь лоза – такое же творение Аллаха всесильного и всемилостивого, как ты, я, барашек и звезда в небе. Аллах создал землю, виноградные лозы, а значит, и вино. Созданное Аллахом не может причинить вреда. Глупы лишь предрассудки…

Удивительно, но вино не усыпило Хасана. Не потянуло юношу и на великие подвиги. Он даже не стал спорить с Мехметом, доказывая, как сильно он уважает своего давнего друга. Капли пьянящей влаги помогли юноше лишь снять некий внутренний запрет, до сих пор удерживающий Хасана от рисования на людях. Впервые за поистине долгие годы его уголек набрасывал шарж за шаржем, портрет за портретом. Словно изображения вырвались на свободу из ненадолго ослабевших пальцев.

– Аллах милосердный, Хасан! Да ты стал настоящим художником!

– Нет, Мехмет, я только мечтаю стать им. Я потому и занимался словно безумный, что хотел, да и сейчас хочу понять, как же утроен человек, понять, как он двигается, ходит, говорит…

– Это огромная задача. Целой жизни, должно быть, мало, чтобы справиться с ней.

– Но размениваться на меньшие, согласись, друг мой, было бы неразумно. Да и времени жалко…

Мехмет усмехнулся.

– Друг мой, знал бы ты, сколь сильно ты сейчас походишь на своего отца. Ведь ему тоже никогда не были интересны простые задачи. Думаю, он мечтает сделать тебя царедворцем и политиком именно потому, что эта задача почти непосильная. И значит, как раз такая, как ему нравится.

– Быть может и так, друг мой, быть может и так. Не скрою, я не мечтаю походить на отца. И более того, надеюсь, что Аллах великий разрешит мне выбрать в жизни совсем иной путь.

– Так ты не оставил мысли стать художником?

– О нет. Я еще более укрепился в этом желании. Ибо лишь с углем или каламом в руках я чувствую себя нормальным, цельным человеком. Будто лишь рисуя, вижу я мир цветным и ярким, лишь изображая на бумаге обычный цветок, могу уловить его аромат, а попытавшись изобразить прекрасную девушку, могу плениться оригиналом.

– Несчастный! Так тебе еще неведома любовь женщины…

– Увы, это так, мой друг. Но мне снятся сны. Вернее, сон. Он столь удивителен, что моя душа целиком отдается ему, столь ярок, что более похож на реальность, чем настоящая жизнь, и более волнующ, чем самые страстные объятия…

И, не скрывая ничего, поведал Хасан Мехмету о сне и о девушке с прекрасной фигурой и волшебным лицом. Поведал, не стесняясь, и о чувствах, какие вызвала к жизни эта незнакомка.

– Более всего на свете, друг мой, мечтаю я увидеть эту прекрасную пери наяву, мечтаю…

И в этот миг Мехмет перебил друга.

– Аллах всесильный, посмотри, Хасан!

В круг танцующих, освещенная светом очага, вышла девушка изумительной красоты. Была она стройна и высока ростом. Толстые косы спускались по обеим сторонам веселого лица, огромные глаза сияли теплым медовым светом.