Александр Андреев - Террористы

• Название: Террористы
• Автор: Александр Андреев
• Жанр: История
• Год: 2011

Это издание из пяти частей содержит написанную в жанре «исторического боевика» историю российского терроризма, историю того, как бунты, мятежи, заговоры, перевороты, восстания и революции закончились ужасающим и кровавым 1917 годом и приходом к власти в державе Сталина, погубившего десятки миллионов невинных людей. Историческая реконструкция историков Александра и Максима Андреевых конкретно, подробно и динамично показывает, почему и как это произошло. При описании бурных правлений Петра и Екатерины Великих, восстаний Разина и Пугачева, декабристов, деятельности Павла Первого, Александра Первого и Николая Первого, вызвавших убийственную атаку на монархию террористов «Народной воли» во главе с Александром Михайловым, Андреем Желябовым и Софьей Перовской, которых уже массово сменили эсеры, использованы уникальные документы, не известные широкой публике, например, учебники социалистов-революционеров для членов своей партии об искусстве и механизме проведения революции, сохранившиеся всего в трех экземплярах. Издание также рассказывает о всех европейских и азиатских террористах, действовавших до появления «Народной воли».

---

Исполнительными органами Третьего отделения на местах, в губерниях и уездах, стали управления Отдельного корпуса жандармов, имевшего права армии. Главноуправляющий Третьим отделением одновременно являлся шефом жандармов, штаб которых располагался на столичной Фурштадской улице в доме 40. Кроме жандармских округов, губернских управлений были созданы дивизионы в Петербурге, Москве и Варшаве, выполнявшие роль внутренних войск. Третье отделение докладывало Николаю I, что все в империи ждут перемен, наведения порядка в управлении, судебных и административных реформ. Царь разрешил только заняться изучением возможности некоторых «частных перемен и дополнений в существующем порядке управления». В обществе законопроекты не обсуждались, в Государственный совет и Сенат на обсуждение подавались заведомо ложные материалы, извращавшие положение в стране. Николай I устроил игру в преобразования. Он боялся просвещения и образования народа, запретил преподавать философию в университетах, которые были подвергнуты исключительному надзору и количество студентов в одном высшем учебном заведении не должно было превышать трехсот слушателей. Царь усилил цензуру и тут же на полтора месяца отправил в тюрьму, а потом в ссылку выдающегося писателя Ивана Тургенева за то, что он в некрологе, который отказались печатать петербургские газеты, посмел назвать великого писателя Николая Гоголя великим. Такой эпитет мог иметь только царь-государь. В обществе его стали называть самодовольной личностью с кругозором ротного командира. Наука и литература подверглась гонениям, увеличились опалы и наказания без суда. В Европе Россию стали называть огромной казармой, где всех подданных заставляли держать руки по швам.

При Николае, как, впрочем, и весь XIX век, многие помещики продолжали отнимать крестьянские наделы, увеличивали бесплатный труд крепостных, за вознаграждение отправляли крестьянских девушек в притоны, секли, пороли, сажали в домашние тюрьмы беззащитных людей, ночами им выбивали зубы, одевали кандалы и железные ошейники, тыкали ножами деревенских детей, обливали их на морозе водой, заставляли грызть кости, бегать на поводке. Дворянская изобретательность в издевательствах над невинными и беззащитными крепостными была безгранична. Зафиксированы многочисленные случаи кормления крепостных червивым мясом за плохо вычищенную трубку или снегом, травли их собаками. Многочисленные и ужасные издевательства помещиков над крепостными авторы описывать не хотят. На российских просторах существовали помещики, насиловавшие всех своих крепостных женщин поголовно, их возмущавшихся мужей отправляли в солдаты или забивали. Помещика, любившего до смерти насиловать четырнадцатилетних крепостных девочек, суд оправдывал, несмотря на явные улики. Законная защита крестьян не действовала. Само собой, всероссийский император Николай I знал обо всем, но предпочитал гоняться и опаляться на дворянина, посмевшего обогнать царскую карету на столичном Невском проспекте. Какие там еще крестьяне! Пусть пашут, молчат и умирают. Крестьянские жалобы никаких последствий не имели. За жестокость и убийства у многочисленных помещиков-садистов в государственную опеку было взято только несколько имений. Помещики ничего не боялись, не думая о том, что бояться придется их внукам, но будет уже поздно. Крестьяне массово бежали на север, юг, восток, Сибирь, убивали себя. В отчетах царские статистики называли самоубийц скоропостижно умершими. Помещиков-садистов крестьяне иногда убивали, на них посылали войска и проводили массовые экзекуции. За время правления Николая I зафиксирована почти тысяча крестьянских волнений, в которых участвовали десятки тысяч крепостных, подавлявшихся не только оружейным, но и орудийным огнем. Чтобы избежать дворянских издевательств, крестьяне массово просились в солдаты. В стране стала создаваться атмосфера постоянного неудовольствия, начавшего переходить в ненависть. Помещикам по-отечески внушали быть снисходительнее к своим крестьянам, но они почему-то не внушались. Они продолжали обливать кипящими щами головы своих крепостных поварих, говоря при редких проверках, что щи уже успели остыть. Читать жалобы крестьян на помещиков-извергов почти невозможно. Читать объяснения помещиков-садистов омерзительно. Архивные материалы по крестьянской-крепостной трагедии многочисленны и ужасающи. Крестьяне оставались в полной зависимости от помещиков, которые во главе с царем активно нарывались на собственный народ, приближая, приближая и приближая кровавый и ужасный 1917 год.

Огромная сеть агентов и провокаторов Третьего отделения, среди которых было много добровольцев, действовала во всех слоях и сословиях империи. Выявлялись умонастроения общества с последующим изъятием из него всех инакомыслящих. Тюрьмы, каторга и ссылки не пустовали. Комендант Петропавловской крепости наслаждался, когда говорил многим выдающимся людям николаевского времени о том, что для них давно приготовлены казематы. Третье отделение, подчинявшееся непосредственно царю, вставляло палки в колеса своему конкуренту полиции МВД, но у него не всегда получалось.

Михаил Петрашевский

В 1848 году грянуло дело петрашевцев. На собраниях в квартире дворянина Михаила Петрашевского в Петербурге бывали многие люди, которые обсуждали социалистические теории Оуэна и Сен-Симона, мечтали о лучшем будущем для России и ее народа. МВД ввело в кружок Петрашевского провокатора, что было совсем несложно, ибо в доме принимали всех, и министр внутренних дел, само собой, доложил царю об этом, как о преступлении, угрожавшем существованию империи, но Россию тут же мужественно спасло ее великолепное МВД. Николай I в ярости назвал проспавших революцию агентов Третьего отделения сопливыми псами. Начальник Третьего отделения граф М. Орлов доложил Николаю I, что дело Петрашевского не стоит выеденного яйца. Если государь хочет, он прикажет Петрашевскому больше трех не собираться, вот и все. Царь еще был под впечатлением европейской революции 1848 года, которую он сам и подавил, заработав на века позорный титул «жандарма Европы». Какие там еще собрания! Всех арестовать!

В ночь на 23 апреля 1849 года сорок восемь человек, когда-нибудь заходивших в квартиру Петрашевского, были арестованы совместными группами Третьего отделения и МВД. С этого года началось активное выдумывание и создание псевдо-тайных обществ, и они появились по-настоящему. Петрашевцев надо было обвинить хоть в чем-то, кроме мечтаний и разговоров. Вскоре все общество с очередным изумлением читало копию приговора будущему гению России Федору Достоевскому с резолюцией Николая I: «Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях. Достоевский был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева «Солдатская беседа». Военный суд приговорил отставного инженер-поручика Достоевского за недонесение лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». Николай I надписал на приговоре: «На четыре года на каторгу, потом рядовым; помилование объявить лишь в ту минуту, когда все будет готово к исполнению приговора». Двадцать петрашевцев приговорили к смертной казни, еще месяц продержали в казематах, чтоб эти разговорчивые помучились ожиданием смерти, потом привезли на Семеновскую площадь Петербурга, огласили приговор, связали, надели на головы мешки, выстроили напротив расстрельную команду, клацнули ружейными затворами, остановили казнь и отвезли осужденных в сибирскую каторгу. Великий писатель Михаил Салтыков-Щедрин в холодной ярости писал о николаевском времени и царских холопах: «Зависть и жадность у вас первого сорта. Так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир. Вот почему вас везде ненавидят. Каждый убежден, что при одном вашем появлении должна умереть любая мысль о свободе».

В России началось быстрое отчуждение карающей власти и общества. Любое неофициальное мнение раздувалось как событие чрезвычайной важности, подрывающее устои империи. Все, что было чуть выше дозволенного, вдруг объявлялось страшным преступлением. Всех, кто возмущался, тут же вели на допрос в Третье отделение, спрашивая их: «Откуда вы заимствовали свободный образ мыслей – от общества, от внушений других, от чтения книг и рукописей, и каких именно?» Цензура сошла с ума. Поэт называл улыбку любимой небесной. Цензор стихи запрещал, потому что женщина недостойна подобного сравнения. Поэт писал, что нежный взгляд возлюбленной ему дороже всей вселенной. Цензор стихи запрещал, потому что во вселенной есть еще цари и законные власти, которыми должно дорожить. Император Николай I собирал совещание высших сановников для обсуждения вопроса: «Должны ли мы считать французскую революцию революцией? Можно ли печатать в России, что Рим был республикой, а в Англии конституционное правление? Может быть лучше писать и думать, что на свете не было и нет ничего подобного?»