Наталия Колесова - Петр Фоменко. Энергия заблуждения

• Название: Петр Фоменко. Энергия заблуждения
• Автор: Наталия Колесова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-07235-3

Петр Наумович Фоменко – из породы титанов. Создатель собственного театра, живший по своим законам – вопреки ударам судьбы, идеологическому прессингу, гонениям. Он всегда оставался верным себе. Любил Пушкина, музыку… многоточия… Театр «Мастерская Петра Фоменко» – синоним достоинства в профессии. Щедрость таланта и непостижимость фантазии, парадоксальность и непредсказуемость, остроумие и лиризм, страсть и нежность, горечь и противоречивость, безоглядная дерзость и жажда риска, молниеносность и презрение к суете, неизбывная тоска по совершенству – все это Петр Фоменко.

---

…Чего только не было в жизни этого человека, пришедшего в режиссуру непростым, но предопределенным путем. Военное детство, пропущенные и наверстанные годы учебы, Музыкальная школа имени Гнесиных и училище Ипполитова-Иванова по классу скрипки. Недолгая (прервавшаяся по причине отчисления) учеба на актерском факультете Школы-студии МХАТ. Филологический факультет педагогического института, где однокурсниками Фоменко были Юлий Ким, Юрий Коваль и Юрий Ряшенцев. Они вспоминали, что среди шумных студентов Петя выделялся: воспитанный мамой Александрой Петровной, экономистом, знавшей два языка, любившей живопись, литературу и музыку, он отличался старомодной галантностью, говорил тихо и неторопливо, пропускал девушек первыми в дверь. Это правило – обращаться ко всем, независимо от возраста, по имени-отчеству – он сохранил навсегда. В студенческие годы будущие знаменитости сочинили на мотив «Опавших листьев» песенку:

Сидели в тюрьмэ
Проспер Меримэ,
Актер Жан Марэ
И Петя Фомэ…

Столько стихов, сколько помнил и мог безостановочно цитировать наизусть Петр Наумович, не удержится в другой голове: Блок, Пушкин, Тютчев, Маяковский, Пастернак, Бродский, Давид Самойлов, причем отрезами, наотмашь: «Евгений Онегин» – целыми главами, поэма «Возмездие» – с любого места.

Изгнанный в 50-е годы из Школы-студии МХАТ, он добрался до своего основного призвания – режиссуры. В 1961 году Фоменко закончил режиссерский факультет ГИТИСа у Н. П. Охлопкова и А. А. Гончарова, которого всегда считал своим главным учителем: «Я ему благодарен за все муки. Режиссеру надо добиваться и не обижаться. Этим двум качествам порой учишься всю жизнь. Научился я только сейчас и все равно – столько обид!» В те годы он ставил в театре на Малой Бронной, Центральном детском, театре Армии, театре Маяковского, театре на Таганке, но с особой нежностью вспоминал театральную студию МГУ «Ленинские горы», где собралась веселая компания во главе с Марком Розовским. Особенно – спектакль «Татьянин день, или На Руси есть веселие и питие». Петр Наумович не упускал случая с чувством исполнить под настроение арию пьяницы из «Всепьянейшей литургии» этой постановки «Забуели мои мысли…».

…Гроза разразилась внезапно, эйфория закончилась, когда в Москве 60-х, еще недавно упивавшейся воздухом оттепели, почти одновременно «закрыли» несколько спектаклей. Среди самых громких запретов были «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина в театре Маяковского, поставленная Петром Фоменко, и «Доходное место» Островского – постановка Марка Захарова в Театре сатиры. В те годы снятие спектакля с репертуара было для режиссера гибельно, действительно опасно. Не изменивший ни строчки в пьесе режиссер был обвинен, как у Довлатова, в «кощунственном сопоставлении и надругательстве над святынями». Классика зазвучала страшно, разоблачительно, невыносимо. «Упоение в бою» разделили с авторами спектакля зрители лишь нескольких просмотров. «Это моя любимая пьеса и это – первый удар в череде стольких закрытых спектаклей. Охлопков, при котором состоялась премьера „Смерти Тарелкина“, был талантливейший человек, изумительный артист. В нем тогда уже соединялись гений и сумасшествие. Меня он называл „парень в зеленой рубашке“. В „Смерти Тарелкина“ мы не осквернили классику, хотя тогда за всякий новый взгляд инкриминировалось осквернение. Такие спектакли были опасны для жизни. Но все же это был восторг! Вот она – цена противостояния. Театр всегда существует вопреки». Тогда он понял, как важно режиссеру «держать удар».

Начались скитания: 70-е годы Фоменко жил на два города, между Москвой и Ленинградом, где до начала 80-х возглавлял ленинградский Театр комедии, прочно связанный с именем Николая Акимова. Он ставил и современные пьесы, и русскую классику, и Шекспира с Мольером, и «Теркина на том свете» Твардовского. Формировался режиссерский стиль, и одновременно выковывался характер беспартийного рыцаря без страха и упрека. Про Питер говорил: «Этот город – моя явная недоброжелательность». И добавлял: «В Питере я был нерукопожатный человек». К тому времени относится эпизод, когда Петр Наумович послал на… всесильного секретаря Ленинградского горкома партии Романова, возмущенный его вопросом о сохранении наследия Н. Акимова. «Вы же первые его гнобили!» – взорвался Фоменко. И послал… А потом без пропуска долго выбирался из здания горкома… Такие бесстрашные поступки – не редкость в его биографии. Когда с театральной режиссурой в столице разладилось окончательно, Фоменко отправился в Тбилиси, где проработал несколько лет. Однажды на банкете после спектакля в ответ на призыв тамады: «Я предлагаю тост за мудрейшего из мудрых, за товарища Сталина! А если кто откажется, клянусь мамой, я выпрыгну из окна!» Фоменко поставил рюмку и в полной тишине, негромко сказал: «Прыгай, б…дь!» Тамада заметался, он рвался и драться, и карабкаться на подоконник, чтобы выполнить свою угрозу. Наконец остывший тамада сдался: «Хрен с ним, выпьем за Петра Первого!»

Из напитков Петр Наумович предпочитал водку и виски и мог поразить воображение гусарскими способами пития: с локтя или даже без рук. Особенно это рубило наповал иностранцев и женщин. И еще он потрясающе пел, давая выход своему не реализовавшемуся в полной мере актерскому таланту. Хотя почему – не реализовавшемуся? А знаменитые фоменковские показы, которые невозможно ни забыть, ни повторить? Да и пронзительная роль в фильме Ивана Дыховичного «Черный монах»… Исполнительский репертуар его отличался уникальным диапазоном, от народных песен и блатной лирики до романсов и остроумного подражания Вертинскому. Если кому посчастливилось слышать, как Фоменко поет и читает стихи, можно считать, жизнь уже прожита не зря.

Взаимоотношения Петра Наумовича с музыкой – отдельная тема. Кажется, фонограммы к его спектаклям можно издавать отдельными дисками и слушать независимо от представления. Лейтмотивом «Пиковой дамы» в театре Вахтангова он выбрал «Грустный вальс» Сибелиуса. В «Великолепном рогоносце» театра «Сатирикон» настроение создавалось благодаря «Временам года» Вивальди. «Я вообще не могу обходиться без музыки. Ее даже в окончательном варианте можно вынуть из спектакля, но она должна остаться звучать у артиста в душе», – так считал Фоменко.

…Театр Фоменко давно и заслуженно любим зрителем. Сам же он, считая провал «тестом» на выживание, относился к успеху враждебно-настороженно: «Я боюсь успеха, который дезориентирует». За свою полную ударов и побед жизнь он узнал ему цену. И понял главное: «В театре вчерашние заслуги не имеют никакой ценности». Каждый вечер, хрупкое и живое, рождается на наших глазах чудо спектакля. Или не рождается… И от чего это зависит, не знает никто. Смысл театра и его беда в том, что каждый спектакль неповторим. Однажды Петр Наумович сказал об этом: «…если мы сегодня хотим повторить вчерашнюю ночь любви, эта попытка обречена на провал». Однако для спектаклей неординарных – «Волки и овцы», «Семейное счастие», «Война и мир», «Одна абсолютно счастливая деревня» в «Мастерской» или «Без вины виноватые» и «Пиковая дама» в театре Вахтангова и «Великолепный рогоносец» в «Сатириконе» – ясно одно: повторить, безусловно, нельзя, но можно запомнить, причем так ярко и подробно, что это останется с тобой навсегда. Тогда спектакль обретает «жизнь после жизни» в твоей памяти, то есть фактически – бессмертие, до тех пор, пока живы эти воспоминания. И воспоминания еще нескольких сотен человек, разделивших с тобой тот неповторимый вечер…

Драма истинного театра такова, что каждый режиссер обречен еще при жизни увидеть гибель всего, им созданного. Петр Наумович старался принести в эту трагическую ситуацию ускользания красоты долю юмора: «В финале спектакль вошел в плотные слои атмосферы и там прекратил свое существование». Для зала на 100 мест на малой сцене, где часто ухитряются рассадить чуть ли не вдвое больше зрителей, это статус-кво драматично, но и не лишено надежды. Живой театр – это атмосфера, непосредственный контакт, энергообмен. Поэтому те сто человек в вечер, что приходят на «Одну абсолютно счастливую деревню» Б. Вахтина, сто́ят десяти тысяч. Это иное качество сопереживания искусству – не сдерживать слез под хриплый голос Марлен Дитрих, поющей «Лили Марлен», наслаждаться сценой купания Полины (Полина Агуреева) в голубом полотне реки, страдать сразу за всех убитых на войне, долго вспоминать голос Евгения Цыганова-Михеева и убеждать зрителей старшего поколения, что это и есть правда жизни – полюбить пленного немца, невзирая на боль потерь. Что до меня, то другого такого спектакля о любви – нежного, страстного, пронзительного, сплетенного из грусти и баек, как и сама жизнь, – я не знаю.

Глядя на то, что происходит с современным театром («Как стремглав мельчает человечество!..» – писал Венедикт Ерофеев), почти утратившим способность потрясать, на режиссеров, самовыражающихся за счет автора, артистов, зрителей, на актеров, разменивающих талант в топке сериалов, трудно бороться с пессимизмом Фоменко по поводу будущего. Любовно и тщательно выращенная им с 1988 года труппа, основу которой составил самый яркий выпуск его курса в ГИТИСе, мужественно преодолевает наступление коммерческого кинематографа и массированные атаки на репертуарный театр. Обычно курсы называются в институте «мастерская» – с добавлением имени руководителя. Так и назвали в 1993 году молодой театр. Впоследствии к нынешним звездам – Галине Тюниной, Полине и Ксении Кутеповым, Мадлен Джабраиловой, трагически погибшему в аварии Юрию Степанову, Рустэму Юскаеву, Карэну Бадалову – присоединились Кирилл Пирогов, Полина Агуреева, Евгений Цыганов, Ирина Пегова, позже «похищенная» в МХТ Олегом Табаковым. Огромную надежду Фоменко возлагал на стажерские наборы, на обновление крови, на живую природу молодых – и не ошибся. Как он возился с ними последние годы, как приучал к своему подробному и неторопливому стилю репетиций, как учил, не спеша, добиваться результата! Работы стажеров в новых спектаклях и их вхождение в старые постановки не остались без внимания и признания. А спектакли «Рыжий» и «Русский человек на rendez-vous» заставили говорить о новом поколении «фоменок».