Кен Кизи - Над кукушкиным гнездом

• Название: Над кукушкиным гнездом
• Автор: Кен Кизи
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-86958-038-2

Фабулу известнейшего романа Кена Кизи можно вкратце изложить как «жизнь дурдома-психушки изнутри по-американски».

Снятый М. Форманом по роману художественный фильм завоевал шесть премий Оскара.

---

— У вас, как я понял, не было других случаев, связанных с психиатрией, мистер Макмерри?

— Макмерфи, док.

— Да? Но мне показалось… сестра назвала…

Он снова открывает папку, вылавливает очки, с минуту просматривает дело, закрывает и возвращает очки в карман.

— Да, верно. Макмерфи. Прошу прощения.

— Все в порядке, док. Это мадам ошиблась, с нее началось. Мне встречались люди, склонные к этому. Например, мой дядя по фамилии Халлахан гулял когда-то с женщиной, которая, кокетничая, говорила, будто не может правильно запомнить его фамилию, называла его Хулиган, чтобы подразнить. Тянулось это несколько месяцев, пока он ее не отучил. И навсегда.

— Как же он ее отучил? — интересуется доктор.

Макмерфи ухмыляется, трет нос большим пальцем.

— Ха, не скажу. Видите ли, держу метод дяди Халлахана в большом секрете, вдруг когда-нибудь самому пригодится.

Говорит он это и смотрит на сестру. Она улыбается в ответ, он переводит взгляд на доктора.

— Так что вы там спрашивали насчет других случаев, док?

— Да-да, я хотел узнать, были ли у вас до этого случаи общения с психиатрами. Может быть, вас обследовали, может, вы находились на лечении в других учреждениях?

— Ну, если учитывать тюряги штатов и округов…

— Психиатрические учреждения.

— A-а. В этих — нет. Еще не был. Но я в самом деле ненормальный, док. Клянусь. В моем деле как раз… дайте-ка я покажу. По-моему, доктор на ферме…

Он вскакивает, прячет колоду карт в карман пиджака, идет через всю комнату и, стоя у доктора за спиной, листает папку, лежащую у того на коленях.

— Кажется, он что-то писал, дальше, где-то в конце…

— Вот как? Я не заметил. Одну минуту. — Доктор опять выуживает очки, надевает и смотрит туда, куда тычет Макмерфи.

— Как раз здесь, док. Сестра пропустила это место, когда резюмировала мое дело. Здесь написано: «У мистера Макмерфи наблюдались неоднократные, — я хочу, док, чтобы вы меня поняли правильно, — неоднократные эмоциональные взрывы, которые свидетельствуют о возможной психопатии». Он объяснил, что «психопат» — это когда много дерется и трах… прошу прощения у дам… то есть я, как он выразился, переусердствую в своих сексуальных связях. Доктор, это действительно серьезно?

Он спрашивает, и на его широком загорелом лице работяги появляется такая детская тревога и озабоченность, что доктор ничего не может с собой поделать и наклоняет голову, чтобы спрятать смешок куда-то в воротник, очки его сваливаются с носа и падают точно в карман. Теперь улыбаются все острые и даже некоторые хроники.

— Вот это чрезмерное усердие, док, оно вас когда-нибудь беспокоило?

Доктор вытирает глаза.

— Нет, мистер Макмерфи, должен признаться, никогда. Интересно, однако, что доктор исправительной фермы сделал следующую приписку: «Не следует исключать вероятности симуляции психоза, чтобы избежать участия в тяжелых работах на ферме». — Он посмотрел на Макмерфи. — Что это такое, мистер Макмерфи?

— Доктор, — он встает во весь свой рост, морщит лоб и разводит руки в сторону: мол, вот я какой и скрывать мне нечего, но разве я похож на нормального человека?

Доктор так старается не засмеяться, что не в состоянии ответить. Макмерфи резко поворачивается и спрашивает то же самое у Большой Сестры: «Похож?»

Она не отвечает, встает, забирает у доктора папку и кладет обратно в корзину под часы. Снова садится.

— Вероятно, доктор, вам следует ознакомить мистера Макмерри с правилами проведения наших собраний?

— Мадам, — прерывает Макмерфи, — вы слышали мой рассказ про дядю Халлахана и женщину, которая коверкала его фамилию?

Долго и пристально она смотрит на него без улыбки. Свою улыбку она научилась превращать во что угодно, лишь бы воздействовать на человека, но суть от этого не меняется — то же выражение, точно рассчитанное, механическое, служащее ее целям. Наконец она произносит:

— Прошу прощения, Мак-мер-фи. — И поворачивается к доктору: — Объясните, пожалуйста…

Доктор складывает руки и откидывается назад.

— Раз уж мы подошли к этой теме, то, конечно, следует объяснить полную теорию нашего терапевтического общества. Хотя обычно я приберегаю это на потом. Да, хорошая идея, мисс Вредчет, прекрасная идея.

— Конечно, доктор, и теорию тоже, но я имела в виду правило, что в ходе собрания пациенты должны сидеть.

— Да. Конечно. А затем объясню теорию. Мистер Макмерфи, одно из главных наших правил гласит: в ходе собрания пациенты должны сидеть. Видите ли, именно таким образом удобнее поддерживать порядок.

— Нет вопросов, док. Я встал, только чтобы показать то место в моем деле.

Он возвращается к своему креслу, еще раз с наслаждением потягивается, садится и какое-то время устраивается, как собака на отдых. Усевшись поудобнее, он выжидательно смотрит на доктора.

— Значит так, теория… — начинает доктор и, довольный, делает глубокий вдох.

— На… жену! — объявляет Ракли.

Макмерфи, прикрывая рот рукой, скрипучим шепотом обращается к Ракли через всю комнату:

— Чью жену?

При этом Мартини резко вскидывает голову и смотрит, выпучив глаза.

— Да, — повторяет он, — чью жену? A-а, эту? Да, вижу ее. Да-а.

— Многое я бы дал, чтобы иметь такое же зрение, — говорит Макмерфи и после этого молчит до конца собрания. Просто сидит, наблюдает, все запоминает и ничего не упускает из виду. Доктор распространяется о своей теории до тех пор, пока Большая Сестра наконец не вмешивается: велит ему заканчивать, чтобы перейти к Хардингу, и до конца собрания они говорят на эту тему.

Несколько раз в ходе собрания Макмерфи подается вперед из своего кресла, словно хочет что-то сказать, но передумывает и снова откидывается на спинку. Выражение лица его становится озабоченным. Он начинает понимать, что здесь происходит что-то не то. Он пока не может определить, что именно. Например, никто не смеется. Когда он спросил у Ракли: «Чью жену?», то думал, уж точно засмеются, но никто даже на улыбнулся. Воздух слишком плотный и сжатый, чтобы можно было смеяться. Какое-то странное место, где мужчины не могут расслабиться и хохотнуть и отступают перед этой улыбчивой мамашей с мучнистого цвета лицом, оранжевой помадой и огромными сиськами. Пожалуй, следует чуток подождать, присмотреться к новому месту и хорошенько во всем разобраться. Как там, у картежников, говорится: сначала толком осмотрись, а уж потом за стол садись.

Эту теорию терапевтического общества я слышал столько раз, что могу пересказать ее от начала до конца и наоборот: что человек должен учиться, как уживаться в группе, прежде чем будет способен функционировать в нормальном обществе; что группа может помочь человеку, подсказывая, где он не вписывается; что именно общество решает, кто нормальный, а кто нет, поэтому нужно приспосабливаться к этим требованиям. В общем, такая мура. Всякий раз, когда в отделение поступает новенький, доктор сразу же пускает в ход свою теорию; это едва ли не единственный случай, когда он берет бразды правления в свои руки и ведет собрание. Он рассказывает, что цель терапевтического общества — демократическое отделение, полностью управляемое пациентами и их голосами, и деятельность его направлена на возвращение полноценных граждан во внешний мир, на улицу. Малейшее недовольство, обида — все то, что нуждается в исправлении, нужно доводить до сведения группы и обсуждать, а не позволять, чтобы оно съело вас изнутри. Следует также чувствовать себя свободнее в данном окружении до такой степени, чтобы без стеснения обсуждать эмоциональные проблемы с пациентами и персоналом. Говорите, обсуждайте, сознавайтесь. А если в разговоре с другом вы что-либо услышите, то запишите это в вахтенный журнал, чтобы довести до сведения медперсонала. Это не «стукачество», как принято думать, а помощь вашему же товарищу. Вытащите старые грехи на свет божий, чтобы отмыть их на виду у всех. Принимайте участие в групповом обсуждении. Помогите себе и своим друзьям проникнуть в тайны подсознания. У друзей не должно быть секретов.

Мы стремимся к тому (так он обычно заканчивает), чтобы ваше окружение было как можно больше похоже на демократическое и свободное окружение: этот маленький внутренний мир — своеобразная модель большого внешнего мира, в котором однажды вы снова займете свое место.

Он, вероятно, продолжал бы и еще, но примерно в этом месте Большая Сестра заставляет его заткнуться, в наступившем затишье встает старик Пит, начинает отчаянно сигналить своим помятым котелком, причитать, как он устал, сестра велит кому-нибудь помочь заткнуться и ему, чтобы продолжить собрание, Пита успокаивают, и собрание продолжается.

Но один раз, я помню, года четыре или пять назад, произошла осечка. Только доктор кончил распинаться, как тут же вступила сестра: