Токацин - Чёрная река

• Название: Чёрная река
• Автор: Токацин
• Жанр: Фэнтези

О том, как Кесса Скенесова стала Чёрной Речницей, о её путешествии в Хесс и возвращении на гребне великой Волны, о существах и народах, встречаемых в Хессе, и о легендах, блуждающих там.

---

— Вставай, Шинн, — Нингорс, сняв её голову со своего плеча, силком усадил Речницу. — Такой сон не на пользу.

Кесса сонно мигнула и провела рукой по глазам.

— Граница… Мы перешли её? — невнятно спросила она — язык едва ворочался во рту.

— Да, — Нингорс перевернулся на брюхо и потянулся, разминая лапы и крылья, а потом рывком поднялся на ноги. — Теперь вставай. Надо найти еду.

Кесса поднялась на мягких непослушных ногах, кое-как наколдовала водяной шар. Страшно хотелось пить — и едва она смочила язык, проснулся ещё и голод.

— И верно, — пробормотала она, копаясь в сумке. — Ага, грибы, рыба… Нингорс, ты будешь рыбу?

— Дай ещё воды, — попросил хеск, презрительно фыркнув на припасы. — Что ты ешь, детёныш? Так ты на крыло не поднимешься. Надо…

Не договорив, он жестом велел Кессе замереть — и сам пригнулся, расправляя крылья, несколько раз с присвистом втянул воздух и оскалился в усмешке. Сквозь кусты, объедая на ходу сочные побеги, пробиралось стадо алайг.

Ветер ударил Кессе в лицо — Нингорс взлетел. С громким воем он бросился за ящерами, и они, испуганно взревев, кинулись прочь. Кусты затрещали. Алайги отчаянно трубили в завитые рога, и сверху им отвечали воплями потревоженные стервятники. Нингорс с воем и лающим хохотом летел, едва не задевая кусты, и ревущее стадо убегало от него всё быстрее. Зелёная вспышка на миг озарила лес и угасла. Один из ящеров, нелепо взмахнув хвостом, повалился набок. Нингорс приземлился рядом с ним и протяжно завыл. Алайги, ломая серебристый мох, бросились в чащу и с хрустом и плеском исчезли в ней.

Когда Кесса подошла к Нингорсу, он с приглушённым рычанием терзал тушу. Эта алайга была невелика, и её витой рог ещё не окрасился алым, а пятна на тёмной шкуре были малы и многочисленны, — но этот подросток-двухлетка уже был крупнее Кессы и Нингорса, вместе взятых. Голова, покрытая страшными ожогами, валялась в траве — Нингорс перегрыз ящеру шею и теперь хрустел позвонками, проглатывая куски мяса вместе со шкурой и осколками костей, но череп не захотел есть и он. Сейчас он раздирал клыками и когтями кожу на спине алайги. Лапы животного ещё подёргивались, и Нингорс сторонился их. На всякий случай обошла их стороной и Кесса.

Увидев Речницу, хеск радостно оскалился и, выдрав из спины алайги большой кусок мяса, подошёл к Кессе.

— Ешь, — невнятно буркнул он, поднося кровавый шмат к лицу Речницы. Та отпрянула и прикрылась рукой.

— Н-не надо. У меня есть еда, — пробормотала она, стараясь не смотреть на окровавленную морду Нингорса. Тот, сердито зарычав, выпустил мясо из пасти и сжал в лапе.

— Я видел твою еду! Ешь мясо, детёныш. Или мне пожевать его, чтобы твои крохотные зубы с ним справились?!

Кесса замотала головой. «Но как я буду есть сырое мясо… Нуску Лучистый! Чем я думаю-то?!»

— Спасибо, Нингорс, — она протянула руку за куском. — Ты очень щедрый.

Алгана фыркнул и склонился над тушей, выдирая из спины ящера ещё один длинный шмат плоти.

— И это тебе, — он впился челюстями в бедро алайги, упёрся лапами в её бок, замотал головой, раздирая сустав, и бросил к ногам Речницы заднюю лапу ящера. — И ты съешь печень, когда я её достану. Тебе надо много есть, детёныш. У тебя тонкие кости и слабые лапы.

Он вернулся к еде, и кости жертвы ломались в его челюстях. Оставшаяся часть туши была больше Нингорса, но Кесса знала, что вся она уместится в его брюхе — и останется только полусожжённая голова.

«Хорошее мясо,» — странница понюхала сырой шмат, завернула его в лист и огляделась в поисках сухих веток. «Попробую закоптить, как рыбу, в ямке. От местных дров дыма будет много…»

Дым валил из-под груды хвощей и папоротниковых листьев, прикрывавших коптильную яму. Кесса сидела невдалеке на сваленных в кучу ветках, приготовленных для костра. Нингорс всё так же похрустывал костями добычи, отрывая от туши кусок за куском. Внутренности он уже выел, и теперь вся его шкура покрылась пятнами засохшей крови. Она прилипла даже к крыльям. Кесса жевала сухой гриб, политый уном, — вкус сырой печени непросто было перебить.

Запах крови просочился в моховые заросли — и на ветвях зашелестели крылья стервятников, а в кустах что-то зашуршало и заскрипело. Чёрные перья мелькнули за ребристым стволом хвоща, зубастая морда высунулась изо мха и спряталась обратно.

Солнце спустилось за кроны гигантских хвощей, и тени удлинились. Переменившийся ветер донёс издалека перестук колёс, шипение пара и дробные щелчки костяных лап о мостовую — где-то за лесом пряталась широкая дорога.

Кесса приподняла дымящиеся ветки, потыкала ножом потемневшие полоски мяса — оно не спешило высохнуть, всё сочилось прозрачной жижей, и от одного запаха Речница сглатывала слюну. Она отрезала небольшой кусок, поддела на лезвие и бросила на мокрый мох, дуя на обожжённые пальцы. Тихий скрип над ухом заставил её вздрогнуть и молниеносно развернуться с ножом наготове.

Предзакатная тишина подшутила над ней — на поляну и впрямь выбрались харайги, но ни одна из них к Кессе не приблизилась. Они вчетвером обступили голову алайги и торопливо скусывали с неё мясо. Перья на их лапах настороженно подрагивали.

Нингорс, обгладывающий мясистую лапу алайги, поднял голову, вздыбил шерсть на загривке и сердито рявкнул. Харайги бросились врассыпную и попрятались по кустам прежде, чем хеск успел подняться. Проводив их недовольным рычанием, он вернулся к еде. Кесса мигнула.

— Нингорс, на что тебе эта голова? Пусть едят…

— Ещё чего, — фыркнул хеск.

Речница покачала головой. В кустах снова мелькнул алый хохолок — харайги не уходили далеко, перескрипывались в зарослях. Речница подошла к недоеденной голове и взяла её в руки. Разглядывать следы смертельных ожогов не хотелось, но и отвести взгляд не удавалось никак. Видно, кровь внутри этого черепа в один миг вскипела, и костные швы разошлись, — под почерневшей шкурой нащупывались какие-то куски и обломки…

Чёрные ящеры навряд ли видели её, но шорох ветвей заметили — и подались назад. Речница положила перед ними голову алайги и шагнула назад. Пока за ней не сомкнулись кусты, харайги стояли неподвижно, но едва она вышла на поляну, ветки заколыхались, а к скрипучим голосам ящеров прибавился хруст разрываемой шкуры. Нингорс недовольно покосился на Кессу, но промолчал — его пасть была занята хвостом алайги.

Небо над хвощами окрасилось размытым пурпуром — солнце уходило. На ветвях зашелестели крыльями шонхоры — сытые или голодные, они все вернулись в ночные укрытия. С тоскливыми воплями кружили над деревьями стервятники — полуобглоданная туша алайги манила их, но Нингорс не подпускал к ней никого, и крылатые падальщики не решались спуститься.

Увидев алое небо, Алгана оторвался от еды и принялся языком и лапами счищать с себя кровь. Покончив с этим, он выпрямился и, приподняв крылья, повернулся к заходящему солнцу и завыл. Стервятники с воплями взметнулись над лесом, стук колёс на далёкой дороге затих — и зазвучал снова, но гораздо громче. Кто-то спешил.

— Нингорс, что ты? Тебе больно? — испугалась Кесса. Ей было не по себе от этого воя — тоска сжимала сердце.

— Солнце уходит, — отозвался хеск, не сводя глаз с пылающей кромки на горизонте, и снова завыл. Когда алый шар скрылся из виду, он сложил крылья, окинул подозрительным взглядом потемневшую поляну и подошёл к дымящейся яме.

— Долго ещё? — ткнул он лапой в груду веток и сочащийся из-под них дым.

— Всю ночь… и ещё один день, — вздохнула Кесса. — С рыбой получалось быстрее. Никогда не видела таких больших кусков мяса!

— Голодно у вас там, — проворчал хеск. Пошевелив лапой ветки, заготовленные для костра, он отмерил несколько шагов в сторону и вскинул руки, очерчивая круг. По земле, выгибаясь кольцом, пробежала полоса синевато-белесого сияния. Кесса замигала и отвела взгляд — глаза слезились.

— Из круга не выходи, — сказал Нингорс и подобрал одну из веток. Он бросил её на угасающую линию — и она взорвалась ярким светом. Ветка треснула пополам, стремительно выгорая, но огня не было — только чернела и потрескивала кора. Кесса присвистнула.

— Это Магия Лучей? И алайга… и огненный круг на болотах? Вот это колдовство! Хотела бы я так научиться…

— Кто мешает? — шевельнул усами хеск, устраиваясь на примятой траве. Кесса расстелила рядом спальный кокон.

— Нингорс, у тебя на крыльях кровь осталась, — напомнила она, потрогав тёплую перепонку. — У нас не знают такой магии, даже Эмма только слышала о ней — и всё. Научи меня!

Её разбудил галдёж стервятников, и она вскочила, сбросив с себя крыло Нингорса. Вокруг остова алайги собралась стая пернатых ящеров, они облепили кости, соскребая с них остатки мяса. Между ними пытались втиснуться крылатые падальщики, но им уже не хватало ни еды, ни места. Один из них неосторожно подлетел слишком близко, и теперь харайга, придавив его лапой, заедала падаль свежим мясом. Стервятник ещё кричал и вырывался, и Кесса шагнула к нему, но Нингорс махнул крылом, отбросив её в центр невидимого круга. С сердитым рычанием он поднялся сам, и ящеры кинулись в кусты. Остов алайги — хребет с торчащими рёбрами, весь в царапинах от мелких острых зубов — остался лежать, но костей в нём убавилось. Их растащили по зарослям, и оттуда ещё слышен был хруст и скрежет — харайги доедали остатки.