Эрик Делайе - Переплётчик

• Название: Переплётчик
• Автор: Эрик Делайе
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-66030-8

Париж, XVII век, времена Людовика Великого. Молодой переплетчик Шарль де Грези изготавливает переплеты из человеческой кожи, хорошо зарабатывает и не знает забот, пока не встречает на своем пути женщину, кожа которой могла бы стать материалом для шедевра, если бы переплетчик не влюбился в нее — живую…

Самая удивительная книга XXI столетия в первом издании была переплетена в натуральную кожу, а в ее обложку был вставлен крошечный «автограф» — образец кожи самого Эрика Делайе. Выход сюжета за пределы книжных страниц — интересный ход, но книга стала бестселлером в первую очередь благодаря блестящему исполнению — великолепно рассказанной истории, изящному тексту, ярким героям. Ведущие мировые издания сравнивают «Переплетчика» с «Парфюмером» Патрика Зюскинда и «Анатомом» Федерико Андахази — и неспроста.

---

Через пятнадцать минут Дорнье был уже у дома молодого де Грези. Перед тем как выйти из экипажа, он одёрнул свою серую куртку, поправил серые штаны — и направился к дому переплётчика. Серый цвет Дорнье предпочитал по объективной причине: в городе на нём не было видно грязи. Во дворце он носил более вычурную одежду, категорически не идущую к его приземистой квадратной фигуре.

Глава 3 БЕСЁНОК

Анна-Франсуаза росла настоящим бесёнком. Первый раз она сбежала из дворца в возрасте пяти лет, и все няньки сбились с ног, пытаясь поймать непоседливую девчонку. Как оказалось, она умудрилась прицепиться к подножке покидавшей территорию дворца кареты — и таким образом оказалась за оградой. Через полчаса пошёл проливной дождь, ей стало страшно и неуютно, она пролезла через широко расставленные прутья ограды и вернулась назад, кашляя и чихая. Герцог рвал и метал: за пять минувших лет он так и не женился, так и не произвёл законного наследника-мальчишку, и Анна-Франсуаза оставалась его единственной наследницей и надеждой. Впрочем, девочка была крепкой и здоровой, поэтому серьёзных забот у Жарне не было.

Жарне, к слову, женился на одной из служанок. По сословному признаку ему следовало взять в жёны хотя бы купеческую дочку, но сердцу не прикажешь. Он по уши влюбился в юную и совершенно нищую особу по имени Марианна, пристроил её к герцогской челяди, научил манерам — и женился. Марианна была кроткой с виду, но на деле — себе на уме. Жарне она в какой-то мере любила, но не гнушалась интрижками на стороне. Впрочем, родившийся у них на второй год сын явно был докторских кровей — характерный нос и лоб явственно различались даже на пухлом младенческом личике.

Анна-Франсуаза была рыжей. Ярко-рыжей, точно солнце, и вся в веснушках. «Ах, какая красавица!» — восклицали дамы (с раннего возраста герцог — пусть и нечасто — брал дочь на балы, где за ней присматривала компаньонка), а мужчины прикидывали, сможет ли их отпрыск лет эдак через десять посвататься к красивой, богатой и знатной девице. Герцог это прекрасно понимал — и гордился.

Он вовсе не вёл жизнь сексуального аскета. Более того, за минувшие пять лет де Жюсси наплодил как минимум четверых внебрачных детей, которых не собирался признавать. Но жениться он не торопился по двум более или менее объективным причинам. Во-первых, иногда он доставал с полки книгу в переплёте из человеческой кожи, проводил по её поверхности пальцами и думал о том, что вот она, его жена, его женщина, которую он не слишком-то любил при жизни, но теперь, после смерти, осознал, как ему без неё нехорошо. Он не страдал, просто ему не на ком было выместить раздражение, некем было владеть в полной мере, не на кого было опереться и, как ни странно, некому было довериться. Жена знала о де Жюсси вещи, которых не знал никто.

Стихи, составлявшие сборник, и в самом деле были написаны герцогской рукой. Этим он и покорил её когда-то — своей открытой, честной пошлостью, нестеснением похабщины, демонстративным отсутствием манер. Сонеты, посвящённые Альфонсе, насквозь были пронизаны плотской любовью, желанием коитуса, — и они возбуждали её. Герцог знал, что Альфонсе они нравились, и решил сделать ей столь своеобразный подарок. Правда, переплетать книгу он планировал в обычную телячью кожу.

Портрет, использованный для переплёта, был выполнен, когда Альфонсе было шестнадцать, для демонстрации её красоты жениху. Она сильно болела тогда, и художник максимально постарался сгладить недостатки её внешности, — и нарисовал такой портрет, в котором опознать Альфонсу было невозможно никоим образом. Жениху-герцогу в итоге отправили другой, более поздний портрет, строже и искуснее выполненный. Герцог влюбился — насколько он вообще мог влюбиться. Любовь эта проистекала не из высоких материй и сердечного трепета, а из совсем других черт герцогского характера. Во-первых, герцогу нравились деньги, приходившие в семью вместе с невестой. Во-вторых, его возбуждала её аккуратная покорность и способность к послушанию — независимо от сексуальных причуд мужа. Она убеждала себя, что ей нравятся его животные порывы и сложные позы, выисканные в завезённых с Востока иллюстрированных книгах. Герцога же всё устраивало: отсутствие чопорности (по крайней мере, наедине), готовность девушки к познанию нового и совершенствованию в нём.

Рыжий и конопатый плод совместного труда герцога и герцогини де Жюсси полюбился всем в замке — от кухарок и садовников до хитроумного и не способного, казалось бы, на какие-либо человеческие, лишённые расчёта чувства господина Дорнье. Анна-Франсуаза позволяла себе ездить на шее управляющего в прямом и переносном смысле. Его широкие плечи были удобнейшим насестом для маленькой наездницы, и нередко случалось, что Дорнье вместо решения насущных проблем рассекал просторы дворца с гиканьем и ржанием, неумело, но старательно изображая боевого коня.

Девчушка интересовалась всем на свете. Несмотря на категорический запрет герцога, она постоянно прибегала в комнату то к Жарне, то к Шако, а потом, используя вытянутые из них познания, химичила у себя в покоях. Как-то раз, уже в шестилетнем возрасте, она развела на траве в парке костёр, на котором, использовав украденный на кухне котелок, сварила какой-то дикий настой из собранных в округе трав — и додумалась проверить его действие на себе. Если бы не Шако с его лечебными смесями (и в особенности быстродействующими рвотными средствами), герцог лишился бы дочери. Впрочем, наряду с похвалой Шако удостоился порки, потому как само происшествие явно произошло под его непосредственным влиянием.

Сын лекаря Жарне был на три года младше Анны-Франсуазы, но других товарищей по играм на тот момент во дворце не было. У слуг иногда рождались дети, но все были либо значительно старше, либо младше на пять-шесть лет, что не позволяло толком с ними играть. Три года разницы ощущались не столь сильно, и когда маленькому Жану стукнуло четыре, а Анне-Франсуазе — семь, они уже активно играли вместе, причём Анна использовала свои обширные (в сравнении с его) познания окружающего мира для демонстрации превосходства — и получала от этого массу удовольствия.

Всеобщая любовь имела немало отрицательных сторон. В частности, девочка росла крайне избалованной. Она всегда делала что хотела, не встречая ни малейшего сопротивления. По натуре она пошла скорее в отца, чем в мать, и потому в ней присутствовала некая неосознанная жестокость, которая впоследствии могла превратиться в истинный деспотизм. Кроме того, избалованность не могла обходиться без конфликтных ситуаций и порой вызывала крайне неприятные чувства у приближённых к герцогской дочери. Например, Анна-Франсуаза обожала огонь, отдавалась пиромании со всей страстью и несколько раз поджигала как хозяйственные постройки, так и живых людей. В число её постоянных развлечений входило следующее: тихонечко подкрасться к кому-нибудь из челяди с подожжённой заранее соломинкой и запалить, например, нижнюю юбку (если жертва — женщина) или куртку (у мужчин). Упрёки и разъяснения, что это может привести к трагическим последствиям, не помогали. Впрочем, слава богу, обходилось без жертв, лишь однажды конюх опалил себе руку в процессе тушения пылающих штанов.

«Огонь — это потому что она рыжая, — объяснял герцогский астролог месье Жоффруа Сель. — Если бы была блондинка — была бы вода, брюнетка — земля». — «А воздух?» — спрашивали его. — «Воздух, — отвечал Сель, — превыше всех стихий, и овладеть им может человек с любым цветом волос, но для этого требуется отринуть все земные искушения и долго учиться». Откуда месье Сель вывел сию истину, никто не знал, но авторитет астролога был непререкаем. Отчасти потому что его предсказания нередко сбывались (точнее, он предсказывал всё столь туманно, что «подогнать» произошедшие события под его пророчества не составляло труда), отчасти потому что Сель был добрым малым, любителем пропустить стаканчик и поразвлечься с девками — а такие качества всегда относились скорее к достоинствам, нежели к недостаткам.

Другой неприятной чертой девочки была чрезмерная капризность. Если уж что-то было ей не по душе, заставить её это сделать было совершенно невозможно. Как минимум десяток раз Жарне появлялся у герцога с требованием вразумить дочь, которая из-за упрямства подвергала свою жизнь и здоровье опасности. Однажды она, например, категорически отказалась когда-либо в жизни употреблять в пищу что-либо иное, помимо конфет и булочек. От уговоров съесть хотя бы свежее яблочко она приходила в ярость, а насильно герцогскую дочку кормить было никак нельзя. После недели подобной диеты паникующий Жарне пришёл к герцогу и разъяснил, что если девочка не начнёт кушать свежие цитрусовые, то у неё будет не просто запор с кровью (до которого оставались считаные дни), а цинга со всеми вытекающими — выпадением волос, зубов и так далее. Герцог думал недолго. Неплохо зная склочный характер дочери, он приказал запереть её в крошечной комнатушке и подавать на завтрак, обед и ужин только то, что пропишет в качестве рациона доктор Жарне. Три дня еда вылетала из дверного окошка в лицо приносившему её слуге, на четвёртый вылетела только часть, а на шестой девочка снова начала есть то, что дают, а не то, что хочется. После этого она имела серьёзный разговор с отцом в присутствии доктора и больше опасных для здоровья экспериментов не проводила. Зато истаскала маленького Жана Жарне за волосы — потому что никак не могла отомстить Жарне-старшему.