Ярослав Питерский - Падшие в небеса

• Название: Падшие в небеса
• Автор: Ярослав Питерский
• Жанр: Современная проза

Продолжение романа «Падшие в небеса. 1937 год». В этой части все, что произошло с гороями через 60 лет.

---

— Да думал я обо всем! Думал! И не один день! Понимаю я все. Поэтому и прошу тебя, все сделать так, что бы он просто исчез. Канул. Нет его. Вроде как пропал без вести. Тем более, я ему кое-какое предложение сделал. Он вскоре в Париж уезжает. Так вот все надо сделать так, что вроде как уехал и пропал. Тогда Вика на меня не обозлится.

— Да, ты мастер интриг. Это у тебя жилка есть. Ловчее никто придумать не мог. И все же мне жаль Вику. Страдать девчонка будет. Да и поэт этот, неужели он дурак такой? Может тебе с ним поговорить?

— Да говорил я уже с ним! Говорил!

— Ну и что?

— Он вроде бы согласен отстать. Он согласен уехать в Париж. И деньги взять готов.

— Ну, так в чем дело?

— Да не верю я ему! Не верю! Это же поэт! Человек творческий, сегодня одно говорит, а завтра его другая вошь укусит! И возьмет и поменяет решение! Вот поэтому и хочу подстраховаться! — вновь разозлился тот, что бы в пиджаке.

— Э-э-э! Это плохо! Плохо это! Людям нужно верить! Людям нужно доверять, иначе некуда. Вот, например, мне же ты доверяешь? А почему? Потому, что веришь! Так, что зря ты. Может он человек слова? Ты же его плохо знаешь?

— Что? Людям нужно верить? Да если бы я людям верил, добился бы я всего, что сейчас имею? Нет! Если бы я людям верил, был я сейчас живой? Нет! О чем ты говоришь? Доверять! Кому? Да эти люди тебя и съедят!

— Ой! У каждого своя правда есть. И жизнь такая штука, что не дай Бог! Она ведь не предсказуема. Вот говоришь, ты добился всего, а кому нужно будет, все твое добро, если Вика возьмет и не пойдет по твоим стопам? Ну не захочет она быть такой как ты? И империя ей твоя вдруг не понадобится? В этот момент мимо скамейки по аллеи прошла длинноногая девица. Она старательно выписывала бедрами и стучала длинными каблучками по асфальту. Оба мужчины неравнодушно проводили ею взглядами. Оценивая прелести фигуры, оба тяжело вздохнули и покосились друг на друга. Тот, что в пиджаке ухмыльнулся и продолжил:

— Вот, как ты заговорил?! Ты посмотри! Прямо словно проповедь читаешь! А может быть тебе в священники податься? А? Будешь людей на путь истинный наставлять! Учить правильно, поступать! А? Исповедовать?

— Семья же у меня. Кормить надо. Поэтому отпала эта тема. Хотя я в последнее время очень часто в церковь хожу.

— Скажите, пожалуйста! Батюшка! А, что ты своей пастве бы говорил про не убий? Какая там она, пятая, шестая заповедь? А? В церковь он ходит! Может ты еще свечки за упокой души убиенных, ставишь? Мужик в кожанке дернулся. Глаза сверкнули ненавистью. Кулаки сжаты, на скулах заиграли желваки:

— Не зарывайся! Не надо! Про Бога. Не надо! Бога не трогай. Эта тема закрыта. И это мое личное дело, ходить в церковь или нет?!

— Слушай, заткнись! Я смотрю, ты совсем в религию подался, — гневно резанул тот, что в пиджаке. — Опасным становишься. Может, ты еще, на исповеди батюшке про заказы мои говорить будешь? А? Может, мне теперь тебя бояться?

— Нет, не бойся. Это твоя тайна и я не вправе о ней никому говорить. Это твой грех. Я молчать буду. Только вот про боязнь, тебе себя самого бояться надо. Подумать и поразмыслить. А я, видит Бог, все сделал, что бы тебя отговорить. Но видно не судьба, — тяжело вздохнул мужик в кожанке.

— Ладно! Вижу, разговор слишком далеко зашел. Мы с тобой не на телевизионном ток-шоу. Короче. Берешься?

— Я от слов своих никогда не отказывался. И никогда не отступал и никого не предавал и не кидал. Поэтому я сюда и пришел.

— Ну вот, это другое дело! Узнаю «Сережу меткого»! — довольно воскликнул тот, что в пиджаке. — Сразу бы так! А то развел тут сопли про жалость и правильность воспитания! Раз уж я решил поэта в тираж, значит, так оно и должно быть. Поверь, я не горячий какой кавказец, который впопыхах, готов кучу народа не за что, замочить, нет! Я долго думал. И решение это родилось в муках. Но ты меня знаешь, коль я решил, назад не отступлю. Вот тебе задаток! — он протянул темно-синий конверт из плотной бумаги. — О сроках мы с тобой решили. Но работать надо уже сейчас. Он очень скоро в Париж засобирается. Поэтому, скорее всего, это надо будет сделать в ближайшие дни. И еще, я не сказал, почему я пятьдесят плачу, так дорого. Потому, что тут не один заказ. Вернее заказ на двоих. Еще одного человека надо будет убрать. Мужик в кожанке покосился на конверт и брезгливо отпихнул руку собеседника:

— А вот это уже не по правилам! Об этом обычно говорить сразу надо! Так мы с тобой никогда не работали. И я, твой заказ не приму…

— Да погоди ты! Погоди! Я все объясню! Деньги-то хорошие это первое. И второе! Это не мне надо будет убрать второго человека. Не мне. Но так надо.

— Что значит не тебе? А кому? Ты, что темнишь?

— Кому, кому? Ему! — раздраженно ответил тот, что в пиджаке.

— Не понял?

— Ну, ему, поэту, объекту твоему.

— Что? Этот приговоренный еще и сам хочет, что бы кого-то я убрал? — вспылил мужик в кожанке. Он внимательно смотрел на собеседника и ехидно улыбался. Тот, отвел взгляд и, тоже ухмыльнувшись, тихо ответил:

— Ну, не ты конечно, не ты. А вообще. Он просил меня, что бы я нашел ему специалиста по этой проблеме. Вот ты и будешь за специалиста.

— Ничего не понимаю? Что значит будешь?

— Ну, условие он мне поставил, помимо денег и Парижа найти ему человека, который решит проблему ему неугодного человека. В общем, ему тоже убрать одного человека надо!

— Во дела! — присвистнул мужик в кожанке. — Поэт хочет заказать кого-то! Ну, мать его! Такого я еще не видел! И кого он хочет замочить? Уж не коллегу ли по перу? А может быть, издателя, какого? Который не хочет его стихи печатать? А? — рассмеялся он.

— Нет, не угадал. Он хочет убрать мужа одной бабы, в которую сам влюблен. Вот и все. Просто все как дважды два.

— Что? Убить мужика бабы, в которую влюблен?! Ну, дела! Точно поэт! Ну, прямо по Шекспиру! Драма! Нет, трагедия! А она-то знает? Она-то одобряет это? Муж-то богатый? А? Может, все это из-за денег?

— Да, что ты, ко мне пристал?! Откуда я знаю? — разозлился тот, что был в пиджаке. Он в очередной раз встал со скамейки и, поглядев по сторонам, махнул кому-то рукой. Затем покосился на мужика в кожанке и добавил. — Он мне не сказал! Он лишь сказал, что любит бабу какую-то и все! Мол, мужик у нее сволочь, им не дает счастливо любить друг друга! А имя он мне не назвал.

— И что? Я не ясновидящий! Кто объект-то?

— Он сам тебе скажет. Так, что ты уж сам с ним пообщаешься. В общем, меня это не касается и не интересует сильно. Тем более плевать я хотел, кого этот поэт там любит, по кому сохнет. Он дочери моей мозги пудрил, а сам с другой бабой крутил шашни! А ты, вон его жалел. Так, что будь любезен. Сделай, что я прошу. И, что он просит. Я лишь оплачу его заказ. Вот такой у тебя деликатный заказ.

— Ну, дела! Да! Втягиваешь ты меня, чувствую, в авантюру, — тяжело вздохнул мужик в кожанке.

— Ладно. Еще увидимся. Мне ехать надо. Дела. Из кустов вышли два высоких парня. Оба в черных костюмах. Они уверенно и быстро подошли к скамейке, на которой сидели собеседники. Тот, что был в дорогом пиджаке, шепнул одному из здоровяков что-то на ухо. Тот понимающе кивнул головой. Парни развернулись и ушли по аллее. Мужчина в дорогом костюме покосился на собеседника, махнув рукой, тоже отправился в след своим помощникам. Мужик в кожанке остался сидеть в одиночестве. Он лениво рассматривал удаляющуюся фигуру своего знакомого.

* * *

— Дед, а ты вообще, когда ни будь, лгал? — Вилор ехидно прищурил левый глаз. Павел Сергеевич грустно кивал головой и помешивал в кружке горячий чай, тихо побрякивая ложечкой о фарфоровую посуду. Внук был возбужден. Клюфт заметил, у Вилора покрасневшие глаза. Он, наверное, не спал ночью. Наверное, опять пил. Его запои становятся все длиннее и длиннее. Ему тридцать пять, а он после очередного загула временами походит на пятидесятилетнего мужика. «Это надо остановить. Это надо пресечь. Но как? Кто остановит? Он пьет отчаянно. Словно падает в яму забытья. Он временами перестал помнить, что делал вечером. Он теряет память. Ему тяжело. Ему так тяжело. Но почему? У него все есть! У него есть любимая женщина, у него есть любимая работа. Его никто не преследует! Он просто сам придумывает себе проблему! Но почему? Зачем это ему? Зачем?! Нами бы в молодости с Верой! Верочкой его проблемы! Мы бы были счастливы! Почему все так?» — мысленно мучался Павел Сергеевич.

— Нет, дед, ты уходишь от ответа. Ты лгал? А? Я тут поймал себя на мысли, что вообще ничего не знаю о твоей прошлой жизни! Просто ничего! Ты ничего не рассказываешь! Ничего! Так. Пару фраз. Что ты сидел при Сталине. И все! А за что? И как! Рассказал бы! Ты стесняешься или не хочешь лгать? Ты лгал мне? Дед? Ответь? Павел Сергеевич тяжело вздохнул и грустно улыбнулся. Он посмотрел на Вилора с жалостью и тихо сказал:

— Ты опять не позавтракал, как следует. Опять пойдешь в пивнушку похмеляться? А? Сел бы лучше поработал. Скоро мы с тобой будем жить лишь на мою пенсию. Ты ничего не пишешь. Гонорар от последней книги уже кончается. А от пьес твоих, что ставят в театрах, тоже доход не большой. Как жить-то будем внук?