Бернгард Келлерман - Голубая лента

• Название: Голубая лента
• Автор: Бернгард Келлерман
• Издательство: Калининградское книжное издательство
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1989
• ISBN: 5-85500-055-9

Реальной основой для романа Б. Келлермана «Голубая лента» послужили факты трагической гибели английского парохода «Титаник» в 1912 году.

---

Он почувствовал усталость. Вновь всплыли воспоминания о событиях в Евиной каюте, но какие-то бессвязные, отрывочные. Как горестно вскрикнула Ева, ее крик отдался у него в ушах, испугав его. Но почему она вскрикнула? Разве он причинил ей зло? При мысли об этом его обдало жаром, однако испуг прошел так же быстро, как возник. Нет, нет, он ничего дурного ей не сделал. Только поставил на место эту бесстыжую Марту. Теперь он сразу вспомнил все, до мельчайшей подробности.

Он навсегда простился с Евой. Да, он должен был еще раз ее увидеть, он просто не мог иначе, пусть даже его приход показался ей назойливым. Впрочем, он отнял у нее каких-нибудь пять, десять минут, не больше. Теперь ему было легче.

Это был конец. Да, конец! Он чувствовал себя совершенно спокойным, почти счастливым. Есть люди, которые остаются живыми вплоть до своей физической смерти. Таких очень немного. Но есть и другие; они сотни раз переживают смерть, прежде чем умереть. К их числу принадлежал и он.

О, он с самого начала не обладал тем смирением, какого жизнь требует от людей в обмен на счастье. Не было в его сердце той простоты, которая и есть залог счастья. Библия называет один-единственный грех, которому нет прощения, — это грех против святого духа. И в этом грехе он повинен с юности: он противопоставил дух смертного человека духу святому! С этого началась его вина, с этого началась и его смерть.

Он не благоговел перед чудесами мироздания и так долго поверял скепсисом небо и землю, покуда все боги для него не улетучились. Он так долго размышлял над всем, что ото всего осталась одна пыль. О, разумеется, он искал спасения в царстве мысли, возвышенном и бесконечном, но заблудился в этой бесконечности, из которой многие, подобно ему, не находят выхода.

Он не воспитывал свое сердце в любви, не лелеял, не берег ее, погрешив этим против первой заповеди. Кончилось тем, что он возненавидел и презрел людей. Судьба послала ему Еву — прекрасное создание божие, простое, чистое, верующее. Он не оценил этой милости судьбы и пытался переделать ее по своему образу и подобию. О, грех за грехом!

В конце концов у него осталось лишь одно божество — Слава! Он посягнул на самое высокое, что жизнь дарует смертному, — на Бессмертье! Ради этого он пожертвовал своими ночами, днями, жизнью, Евой, радостью — всем ради химеры! Ибо теперь он уже знал, что судьба лишь раз в столетие милостиво одаривает своего избранника.

И вот конец. Вся его жизнь оказалась сплошной ошибкой. Он давно уже это подозревал, но только в последние дни подозрение его перешло в жуткую уверенность.

Конец, конец. Странно, он был совершенно спокоен, только где-то в самой глубине сердца ощущал легкую дрожь.

Кинский встал и подошел к самой корме Ему хотелось еще раз услышать грохот взметенных валов: тысячи дивных мелодий звучали в нем. Да, тысячи прекраснейших мелодий, вечных, как океан.

Молочно-белый туман окутал пароход непроницаемым облаком, поглотил все вокруг.

— Великое Ничто! — произнес Кинский, пытаясь сквозь толщу тумана разглядеть водоворот, заверченный гребными винтами парохода. Великое Ничто! — повторил он, искривив тонкие губы в язвительной усмешке. — Куда все это исчезнет в один прекрасный день: солнца и земли, люди и боги?

Он повернулся, чтобы уйти с палубы. Но, уже поднимаясь по лестнице, внезапно замедлил шаг и остановился в задумчивости. Что-то вдруг до глубины души встревожило его. Но что? Он долго пытался понять. В нем зашевелилось какое-то мучительное воспоминание. В каюте Евы произошло еще что-то, очень тяжкое и унизительное. В ушах вновь зазвучала его угроза, страшная угроза. Она касалась Греты. И он вновь услышал вопль Евы.

Его бросило в пот. Только что он был спокоен, хорошо владел собой, но сейчас ему пришлось напрячь все силы, чтобы не разрыдаться от стыда.

— Нет, нет, Ева, это был не я, — беспомощно лепетал он, — не я! — В каждом человеке, пытался он себя успокоить, живет некое злое начало, о котором он и не подозревает, и однажды оно вдруг может заговорить. — Нет, это был не я, это во мне заговорило мое злое начало!

Кинский быстро поднимался по лестнице, твердо решив немедленно отправиться к Еве, чтобы успокоить ее: ни минуты больше Ева не должна думать, что он способен на такую низость.

— Это был не я, слышишь, Ева, не я… — От стыда Кинский совершенно потерял голову.

Внезапно он опять остановился. Нет! Он не может еще раз явиться к Еве! Он не в силах вновь увидеть, как она бледнеет при его появлении. А сегодня она побледнела, он это заметил… Нет, нет, нельзя ее волновать!..

«Я напишу ей, — подумал он, и это решение его успокоило. — Еще сегодня пошлю ей короткую записку, всего несколько слов, которые ее успокоят, напишу ей, что отныне Грета будет с ней, — вот что я ей напишу».

Теперь он опять вполне владел собой Встретив Уоррена Принса, он несколько минут поболтал с ним, даже пошутил, правда сам не понимая, что говорит, потом зашел в один из салонов и сел там в укромном уголке. Он вспомнил, что сегодня вечером должен привести в порядок еще кое-какие дела.

25

В этот день в чайных салонах впервые было произнесено слово «айсберг». Одна из пассажирок, некая г-жа Карпантье из Нового Орлеана, получила телеграмму от своего брата, с парохода «Турень»; он сообщал, что «Турень» только что миновал три громадных айсберга. Айсберги! Повсюду только и разговору было что об айсбергах. Было воскресенье, утром слушали проповедь его преподобия Смита — единственное развлечение за весь этот хмурый, скучный день.

— О, как интересно! — восклицали дамы. — Айсберги! Может, и нам удастся увидеть один из них? Вот было бы чудесно! — И они заговорили о гренландских льдах, о северном сиянии, китах и несчастных тюленях, на которых охотятся ради их дивного меха.

Директор Хенрики, сидевший здесь в обществе нескольких дам, вдруг насторожился: оркестр, игравший в соседнем помещении, умолк. Айсберги? Говорят об айсбергах? Тут ему рассказали о телеграмме, полученной г-жой Карпантье. Он забеспокоился. Уже сегодня утром с парохода «Кельн» сообщили, что там видели громадное ледяное поле. А всего час назад они получили такое же сообщение с «Сити оф Лондон». Разумеется, эти известия предназначались исключительно для пароходной администрации, и разговоры об айсбергах вызвали в Хенрики подозрения. Неужели кто-либо из офицеров или радистов проболтался?

— В это время года можно часто видеть льды на банках у Ньюфаундленда, — вскользь заметил Хенрики и с коротким смешком добавил. — Однако Терхузен, который вот уже тридцать лет плавает по Атлантике, собственными глазами видел льды всего дважды.

— Директор, вы ведь только что говорили об Уолте Уитмене? — напомнила одна из дам.

Да, он говорил об Уолте Уитмене. Он тысячу раз просит его простить! Он говорил о стихотворении «From fish-shape Paumanok»[38].

— «Blow up sea-winds along Paumanok’s shore»[39],— начал он, и читал с таким воодушевлением и с таким идеальным произношением, что дамы пришли в восторг: какой мужчина! Чудо, до чего хорош!

Директор Хенрики, датчанин по рождению, владел двенадцатью языками. Он читал наизусть немецкие, испанские, английские, русские стихи. Его дар полиглота был поразителен. Он облегчил ему доступ в высшее общество, предоставив возможность жить в свое удовольствие, не слишком утруждаясь.

Первый раз он женился на богатой американке, на которую произвел неотразимое впечатление своим знанием множества негритянских песен. Хенрики прожигал жизнь в Ницце, Монте-Карло, Каире, Париже, пока не промотал почти все состояние жены. Американка умерла, и он женился на дочери английского судовладельца, покорив ее тем, что знал наизусть чуть ли не всего шекспировского «Гамлета». Через три года их брак был расторгнут. Но благодаря связям тестя Хенрики занял высокое положение в пароходной компании, получив пост директора, который прекрасно оплачивался, не требуя с его стороны больших усилий.

Хенрики не прочь был жениться и в третий раз, чтобы провести без забот остаток жизни. Значит, партия должна быть стоящая! Он много путешествовал, особенно на пароходах компании, и так, между прочим, высматривал для себя богатую невесту. Примерно год назад он усиленно ухаживал за Китти Салливен. Правда, он быстро понял, что жизнь с Китти будет нелегкой. «Я хочу, чтобы меня не просто любили, а боготворили!» — заявила она ему однажды, и он откланялся. Это ему не подойдет, нет, уж, увольте! Ему самому хотелось, чтобы его боготворили.

— «I wait and I wait till you blow my mate to me»[40], — продолжал Хенрики своей декламацией чаровать дам. Он находил стихи Уолта Уитмена просто божественными.

Но миссис Салливен так гримасничала, слушая их, что вокруг рта у нее образовалась сплошная сетка морщин. Нет, она не любит этого Уитмена, заявила она, и останется при своем мнении, даже рискуя прослыть обывательницей. В его стихах чересчур много говорится о демократии и свободе. И потом, этот пафос! Миссис Салливен его просто не выносила.