Франсуа Мориак - Черные ангелы

• Название: Черные ангелы
• Автор: Франсуа Мориак
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0385-0

В благополучной на первый взгляд семье богатого ландского помещика и лесоторговца отношения между людьми отравлены ядом интриги, недоверия, нелюбви, и преступление, к которому косвенным образом причастны все члены семьи, подобно прорыву гнойника. Действие разыгрывается в излюбленных декорациях Мориака — французских ландах, где он родился и вырос.

На русском языке роман издается впервые.

* * *

Действие романа «Черные ангелы» классика французской литературы, лауреата Нобелевской премии Франсуа Мориака (1885–1970) происходит в родных местах автора — бордоских ландах. На фоне аскетического пейзажа, хорошо знакомого читателям Мориака, разыгрывается семейная драма…

На русском языке роман издается впервые.

---

— Значит, ему повезло больше, чем мне: он мок не зря… Тебе не кажется, что только безумец может слоняться невесть где в такую погоду? Нетрудно догадаться: тут замешана какая-то бабенка. Но почему в такое время? Разумеется, в Париже он шатается до утра, а днем отсыпается… И даже в Льожа не удержался… Э, Катрин, что с тобой?

Она рухнула на стул, будто у нее ноги подкосились.

— Это был не он, Андрес, — бормотала она. — Ты не должен был его видеть; впрочем, ты его и не видел. И не слышал, что кто-то выходит по ночам. Дай слово, что не слышал.

Тут личико ее сделалось белым как полотно, голова упала на правое плечо.

— Катрин!.. Да что это с ней?..

Он поднял ее на руки и положил на старый продавленный диван, где они столько раз дрались в детстве. Она почти сразу открыла глаза и в упор посмотрела на Андреса. Он стоял рядом с ней на коленях и держал ее руку.

— Все, что ты видел и слышал, останется между нами, понял? Поклянись!

Затем она приподнялась и прислушалась. Со второго этажа доносились разгневанные голоса.

— Не ходи туда, Андрес! — проговорила она умоляющим тоном. — Не ходи!..

Но он оттолкнул ее и быстро взбежал по лестнице. Старик Деба в халате стоял на площадке, прислонившись к стене, и с трудом переводил дыхание. Градер, держа руки в карманах, усмехался и пожимал плечами, а Матильда гневно выговаривала ему:

— Ты пробрался в комнату моего мужа, чтобы напугать его! Ты хотел, чтобы ему стало плохо от страха. Даже не плохо, а… Ты негодяй!

Он старался ее перекричать:

— Дорогая, зачем столько страсти? Что ты тут разыгрываешь?

— Осторожно, Андрес здесь! — вставила Катрин.

Юноша застыл на ступеньках, держась за перила. Матильда, кутаясь в халат, повернула к нему припухшее лицо и простонала:

— Ну и пусть! Пусть знает, пусть поймет наконец…

Катрин ее перебила:

— Почему ты ушла от папы? Я же тебя просила не оставлять его одного…

— Он меня выгнал, он не пожелал, чтобы я с ним сидела. Хорошо еще, мне пришло в голову встать и проверить…

Деба немного отдышался и обрел дар речи:

— Ты бы и сама его впустила… Ты нас предала!.. Полагаю, той ночью… В общем, это на твоей совести. Ты сообщница убийцы.

— Ты не видишь разве, что Андрес здесь? — завизжала Катрин.

Все разом смолкли и устремили глаза на Андреса, все так же неподвижно стоявшего на лестнице. Он тяжело дышал и напоминал смертельно раненного быка: в загривке у него торчит шпага, он шатается, но не падает. Один Градер не повернул головы. Андрес подошел к отцу сзади, положил руку ему на плечо:

— Ты оглох, папа? Ты не слышал, каким словом он тебя назвал?

— Обычная любезность с его стороны! Тебе пора бы привыкнуть, сынок. Если он считает, что я… то, что он сказал, пусть докажет это сейчас, при тебе.

Все присутствующие почувствовали разительное несоответствие слов и тона, которым они были произнесены: мрачного, исполненного отчаяния. Градер замолчал. Из пятерых человек, собравшихся на полутемной площадке, четверо в той или иной степени догадывались о том, что знал только он. Габриэль оцепенел, впал в прострацию и даже не заметил, как все потихоньку разошлись, не слышал, как щелкнули замки в дверях. Очнувшись, он вздрогнул: они с Андресом остались одни.

— Иди ложись, папа. У тебя жар.

— Да, я простудился. Думал, пустяки. А теперь у меня по вечерам поднимается температура.

Андрес проводил его до дверей комнаты и пожелал зайти.

— Я болен, я с ног валюсь, — взмолился Градер. — Приходи утром.

— На одну секунду, я тебя не задержу.

Андрес вошел вслед за отцом, притворил за собой дверь, огляделся.

— Мамина комната… Я никогда не видел ее в этой комнате… Помню ее только в Бильбао и в Париже… Где был ты, когда мы жили в Испании?

Обрадовавшись, что Андрес сменил тему разговора, Градер ответил, что дела удерживали его во Франции.

— Твоя мать, малыш, была… Один человек, священник, на днях назвал ее «святой» и «мученицей»…

— Почему «мученицей»?

Градер растерялся, проговорил фальшивым тоном, что священники вечно преувеличивают, усмехнулся, пожал плечами и указал сыну на дверь:

— Ну, хватит! Оставь меня. Я падаю от усталости.

— Нет, сначала ты объяснишь мне, что имел в виду дядя Симфорьен…

— Что, что? Да ничего, — раздраженно ответил Градер. — Я пришел к нему поговорить о Сернесе и Бализау… Кажется, я имею на это право? А он заявил Тамати, что я, видите ли, пытался напугать его до смерти… Бред! Или ложь!

— Да, но старик обвинял Тамати, говорил что-то про «ту ночь»…

Градер стоял у двери, приготовившись закрыть ее за сыном.

— Я этого не слышал. Тебе приснилось, — сказал он.

Затем подошел к Андресу, держа руки в карманах.

— Послушай, малыш, ты меня знаешь. Я не идеал, моя жизнь не образец… Да, я дурной человек… Но из этого вовсе не следует, что я пытался убить старого жулика… От испуга не умирают. Что за детские выдумки?

Андрес вздохнул с облегчением: похоже, ничего особенного не случилось. Здесь у всех больное воображение, и ему оно тоже передалось.

— И еще, папа, ты иногда говоришь ужасные вещи… Тогда вечером, насчет Тамати…

— Ну нельзя же принимать всерьез все, что я говорю! Вы, в Льожа, совсем не понимаете юмора. — Градер непринужденно опустился в шезлонг и глядел на сына снизу вверх: — Мы в Париже привыкли болтать, не задумываясь. Иной раз такое сказанут! Ну и что? Подумаешь! Люди все прекрасно понимают. Здесь же — кошмар какой-то! За каждую шутку изволь держать ответ. Да уж, вы определенно лишены чувства юмора! Вот почему, пожив в Париже, невозможно уже вернуться в провинцию.

— Все-таки тебе следовало защищаться, а то они, видишь, до чего додумались…

Андрес улыбался, у него словно камень с души свалился. И у Градера тоже отлегло: он вернул себе сына и теперь уж проследит, чтобы мальчику больше не морочили голову. Главное, сделать так, чтобы он, и услышав что-либо, не поверил. Надо играть ва-банк.

— Ну и тип этот Деба! Чего только не родится в больной голове от глупости, ненависти и страха! Ты не поверишь, если я тебе расскажу, какую пакость они сочинили на мой счет! И все из-за подлости проклятого старикашки. Суди сам. — Он говорил вдохновенно, и его снисходительная улыбка действовала на Андреса. — Я не ангел — это известно. Старик разыскал бабенку, с которой я гулял в молодости и у которой остались мои письма… ну, и не только это. Обыкновенная шлюха. Вообрази, чтобы выгнать меня отсюда, он решил прибегнуть к помощи этой твари и даже обещал, подлец, оплатить ей проезд до Льожа и обратно…

Андрес поинтересовался, откуда отцу известны такие подробности, и тот, поколебавшись, назвал Тамати.

— Ты же знаешь, она меня любит!

Он уже забыл, что она давеча в присутствии сына называла его негодяем. Андрес помнил, но смолчал.

— Так вот, друг мой, поскольку шлюха не явилась в назначенный день, старик вбил себе в голову, что я ее, дескать, попросту ухлопал!

Молчание Андреса смутило Градера. Он почувствовал, что волнуется и что сын видит его волнение. Он попытался взять дерзостью, но переусердствовал. Сам понимал, что вдается в ненужные подробности, и не мог остановиться.

— Только он напрасно лезет в бутылку! По их версии, это произошло в понедельник вечером. Но именно в этот вечер я не вставал с постели.

Андрес повторил вполголоса:

— В понедельник вечером…

— И Тамати тебе это подтвердит, она от меня не отходила…

Он явно избрал неверный путь. Между ними снова возникло напряжение. Сын не смотрел на отца, но тот догадывался, каким был бы его взгляд. В ночной тишине оба молчали, не находили слов. Андрес понуро направился к двери, и теперь уже Габриэлю хотелось его удержать, поговорить о чем-нибудь постороннем. Он окликнул его, но сын даже не обернулся.

Андрес не пошел к себе. Он спустился вниз, зажег люстру и вскрикнул — в вестибюле сидела Катрин.

— Ты не спишь? — спросил он.

Больше он ничего не сказал, но и не оттолкнул ее. Ноша была непомерно тяжела. В своем горе он готов был зацепиться за кого угодно. Ему подвернулась Катрин, и он приник к ней со стоном. Она не дрогнула. Худенькая девушка поддерживала рухнувший дуб, накрывший ее своей мокрой листвой. Она взвалила на себя часть безмерного горя, разделила его! Теперь, когда они сообща преломили черный хлеб беды, у них все будет общее. Они вместе проливали слезы. Он при этом всей душой мечтал о смерти, а она, закрыв глаза, как младенец, присосавшийся к материнской груди, приникла к горькому источнику своего счастья, доставшегося ей ценой страданий.

XVIII

На другой день, в первую пятницу декабря, после утренней мессы Лассю поднялся на клирос и, едва только заглянув в ризницу, понял, что благодарственный молебен затянется и он не успеет поговорить с кюре до школы. Он ушел, и Матильда, присутствовавшая на службе, услышала удаляющийся стук его деревянных башмачков. Дожидаться аббата Форка она осталась одна.