Кристофер Эйтс - Черный мел

• Название: Черный мел
• Автор: Кристофер Эйтс
• Жанр: Триллер
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05440-1

Шесть студентов университета в Оксфорде развлекаются Игрой, в которой наказание за проигрыш — исполнение заданий, связанных с болью и унижением. Отказавшийся от такого задания выбывает из Игры и теряет крупный залог. То, что вначале молодым людям кажется развлечением, приводит к трагедии — необъяснимому самоубийству одного из них. Остальные участники Игры считают себя виноватыми в гибели друга и не подозревают, что являются игрушками в чужих руках. Только посвященный в конечный замысел точно знает, почему и как все произошло в действительности…

---

И вот когда Чад уже готов был малодушно смириться с провалом, появился идеальный кандидат. Один. Мужского пола. С тяжелыми чемоданами. Да, да, да!

Чад заставил себя сдвинуться с места еще до того, как продумал дальнейшие действия.

Вначале все просто: нужно поздороваться. Вторая часть плана уже сложнее: необходимо узнать, как зовут нового знакомого, запомнить его имя и удержать в памяти. Раньше это служило для него непреодолимым препятствием — уж очень он волновался. А потом часть третья: предложить помочь донести сумки.

— Привет! Я Чад.

Идеальный кандидат поставил чемоданы на землю, внимательно осмотрел Чада, поджал губы и произнес:

— Интересно, кому пришло в голову назвать сына в честь какой-то занюханной страны третьего мира?

III(i).Почему шесть стаканов с водой не дали рассказчику насладиться неспешной прогулкой? Да, я должен объяснить. Отмотать назад.

III(ii).Мой взгляд переходит от окна на середину гостиной, я вижу шесть стаканов. Они стоят на полу и как будто смотрят на меня в упор. Каждый вечер я расставляю на полу гостиной шесть стаканов с водой.

Они задерживают внимание — шесть стаканов, строй в два ряда по три. Вот в чем заключается их смысл. Суть шести стаканов. Они должны задержать меня, заставить задуматься. Сначала я застываю, думаю, а потом поднимаю голову и смотрю на часы. Время обеда. С того самого телефонного звонка прошло семь часов. Значит, я все утро простоял перед окном, мысленно повторял разговор, отматывал события назад и заново проигрывал их в голове. А шесть стаканов означают: сегодня я еще не пил воды. Совсем. Ни капли.

На первый взгляд кажется: тот телефонный звонок уже нарушил мой привычный распорядок.

Позвольте объяснить. Эти шесть стаканов, говоря простым языком, — памятная записка, хотя я предпочитаю употреблять собственный термин: физические мнемоники. Это напоминание себе — сегодня необходимо выпить шесть стаканов воды. Как-то, более года назад, я вообще забыл о необходимости пить воду. И это воздержание продолжалось очень долго, опасно долго. Вскоре я понял — обезвоживание очень ослабляет, силы истощаются.

При виде стаканов моя память оживает. Я беру один стакан и направляюсь на кухню. На кухонном полу, на линолеуме в клеточку, в ряд стоят три тарелки. Значит, я еще не завтракал (и, конечно, не обедал и не ужинал). Затем я замечаю в раковине перевернутую салатницу — она стоит так, что невозможно повернуть кран. Опускаю голову и смотрю на себя сверху вниз, вижу свои гениталии. Ну да, оказывается, я совершенно голый.

Что заставило меня связать салатницу и гениталии? Непонятно почему, но каждое утро я смутно волнуюсь. Мне бы очень хотелось изменить эту подсказку. Я бы с удовольствием поменял салатницу на тяжелую скалку или большую бутылку шампанского. Но, увы, не следует вмешиваться в привычный распорядок — это опасная игра.

Я стою на кухне, пью воду, размышляю о своей вялости (как салат?) и наготе. Потом иду в спальню. Салатницу и пустой стакан оставляю на постели. Достаю из-под подушки трусы и футболку.

Одетым возвращаюсь на кухню. В раковине стоит старая банка из-под джема — раньше ее не было видно из-за салатницы. Теперь я знаю, что надо делать. Достаю из холодильника хлеб для тоста к завтраку. Но в холодильнике висит один красный елочный шарик. Значит, я еще не принимал утреннее лекарство. Принимаю лекарство, кладу шарик в банку из-под джема, а хлеб засовываю в тостер. Выдвигаю ящик кухонного стола, чтобы взять нож и намазать тост арахисовым маслом… На меня смотрит хеллоуинская маска вуки Чубакки из «Звездных войн».

Я натягиваю резинку на подбородок, а саму маску устраиваю на макушке. Пустые глазницы смотрят в потолок (ношу маску именно так — как вы понимаете, трудновато запихнуть завтрак в рот Чубакки). Жадно пожираю тост с арахисовым маслом. После завтрака включаю душ. Значит, маску можно снять, ее задача выполнена — сидеть у меня на голове до тех пор, пока я не вспомню о необходимости включить душ. Правда, сейчас я уже не помню, почему поросший шерстью вука ассоциируется у меня с чистыми струями воды. Иногда мои мнемоники вполне логичны, а иногда нет. Часто все зависит от того, что подворачивается под руку в момент потребности ввести еще один элемент в мой распорядок. Итак, я принимаю душ, нахожу другие мнемоники, выпиваю еще стакан воды и читаю газету. А перед этим солнечные очки, которые болтаются на душевой кабине, напоминают: нужно открыть дверь и вынуть газету из ящика. Утренние процедуры отнимают часа два времени. После выполнения всех пунктов утреннего распорядка я сажусь за обеденный стол. На нем всего три предмета. Дневник, последнюю запись в котором я сделал лет четырнадцать назад, ноутбук и старый желтый зуб. Дневник уже довольно давно терпеливо ждет, когда я начну рассказ. Вот уже скоро я его открою. Но сначала зуб, старый коренной зуб лежит на крышке ноутбука. Зуб стал моим талисманом, он напоминает о том, что победить меня нельзя. Я сжимаю зуб в кулаке и закрываю глаза. Тогда я подхлестываю свои эмоции, напоминаю о собственной непобедимости и открываю ноутбук. Я записываю все, что делал утром. Правда, не могу вспомнить, в каком порядке делал (не стану вас порицать, если вы заметите: наверное, для моего возвращения к нормальной жизни нужно еще что-то, не только эти неспешные действия). Я тяжело вздыхаю, отхожу от компьютера и возвращаюсь в спальню, где стою и разглядываю свою постель. Каждый раз, когда я ложусь спать, мне трудно уместиться под одеялом из-за всевозможных стаканов, тарелок, салатниц и других предметов. Поэтому вечером перед сном я занимаюсь утомительной работой — хожу по квартире, старательно возвращаю физические мнемоники по местам, чтобы завтра успешно выполнить все пункты моего распорядка.

Сегодня я раскладываю мнемоники рано, делаю пометки на ходу, чтобы уж позже записать свой распорядок во всех подробностях. С утренними делами я заканчиваю лишь к трем часам дня. Значит, дневные дела придется сдвинуть ближе к вечеру, а вечерние — ближе ко сну. Ничего страшного, мелкие неприятности не могут воспрепятствовать моему выздоровлению. Если бы не мои хитроумные физические мнемоники, я бы сегодня вообще ничего не сделал.

Мысль о своей изобретательности необычайно радует меня. Да, скоро я смогу мыслить отчетливо, начну тренироваться каждый день, постепенно я восстановлю силы, и мой разум приобретет лучшую форму.

Вдруг в голове у меня проясняется настолько, что происходит настоящее чудо: я вспоминаю то, что не мог вспомнить целых три года. Смысл салатницы! Ха-ха, дело вовсе не в критической оценке размера или состояния моего детородного органа. Все куда очевиднее — заправка! Салатная заправка!

У меня есть пять недель.

IV(i).Джолион растирал руки, затекшие от тяжелых сумок. Да, он испытывал раздражение, досадовал на то, что нескольких студентов-второкурсников специально отправили к воротам Питта для помощи первокурсникам, например донести вещи до комнат. Сразу два второкурсника кинулись к парню, который, судя по манере держаться, привык к привилегированному положению. Его папаша — адмирал, лорд или пэр — толкал тележку, заваленную огромным количеством вещей, способным посрамить и магараджу. А оба второкурсника плелись сзади и вежливо слушали рассказ матери новичка, как малыш Тоби провел лето. Оказывается, половину времени он получал бесценный опыт, трудясь секретарем у друга семьи в Министерстве иностранных дел, а затем летал в Аргентину, где участвовал в турнире по поло.

Ну а Джолиону пришлось надрываться и самому тащить вещи. Сначала он шел двадцать минут до станции, потом ехал на поезде, потом в метро, потом опять на поезде. От станции пришлось двадцать минут идти пешком до колледжа. Его разведенные родители несколько месяцев не могли договориться, кто из них повезет сына в колледж. Поскольку выпускаемые ими друг по другу залпы рикошетом попадали в Джолиона, он в ходе боев сумел разгадать корень проблемы. Родители никак не могли решить, кто из них достоин большей чести за то, что их сын так умен. Никто не хотел уступать, а сам Джолион оказывался как будто ни при чем. А потом назначили дату заседания суда по делу об их разводе. Заседание проходило сегодня. Проблема решилась сама собой.

Поскольку адвокаты родителей ограничили их возможность передвижения, Джолиону пришлось самому тащить тяжелый чемодан и спортивную сумку, куда он постарался напихать как можно больше книг и кассет. Плечи ныли, а руки, натруженные и обессиленные, безвольно опустились вдоль корпуса. При виде малыша Тоби в голове Джолиона мелькнула мысль: подтверждаются все дурные предчувствия насчет Питта. Так что повод для небольшого раздражения у него имелся. Точнее, не для небольшого, а для довольно сильного.