Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной

• Название: Сокровища поднебесной
• Автор: Гэри Дженнингс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007

"Подойдите сюда, великие принцы! Подойдите ко мне, люди всех званий, те, кто хочет увидеть разные обличья человечества и познать разнообразие мира!" Такими словами начал великий путешественник Марко Поло, сидя в тюрьме, свои воспоминания о более чем двадцатилетних странствиях по свету. И ему было о чем рассказать, ведь он не только объездил полмира, но и много лет верно служил великому хану Хубилаю и выполнял его поручения в Китае, Индии и на Цейлоне.

 Через много лет в Венеции, когда Марко Поло лежал на смертном одре, родственники, друзья и священник собрались вокруг умирающего, дабы убедить его отречься от той бесчисленной лжи, которую он выдавал за правдивое описание своих путешествий, и с чистой душой отправиться на Небеса. Старик поднялся, проклял всех присутствующих и заявил: "Да я не рассказал и половины того, что видел и делал!"

 Вам повезло. В этом романе вы прочтете о том, о чем великий путешественник не захотел рассказать в своей "Книге о разнообразии мира".

---

Я выхватил свой поясной кинжал и воткнул его в блестящую красную мякоть, которую счел остатками груди Мар-Джаны. Я изо всех сил сжал рукоятку, чтобы быть уверенным, что все три лезвия вошли на всю глубину. Я мог лишь надеяться, что это стало теперь, по всей вероятности, еще более мертвым, чем прежде, но мне все-таки показалось, что оно внезапно обмякло сильнее и уже больше не пыталось произнести ни слова. В этот самый миг я вдруг вспомнил, как когда-то давно спорил с Али, заверяя его, что никогда не смогу умышленно убить женщину, а он тогда сказал: «Вы еще молоды». Какая ирония судьбы!

Мастер Пинг не произнес ни звука, только скрежетал зубами и смотрел на меня злобным взглядом. Но я хладнокровно потянулся и взял у него шелковую ткань, которой Ласкатель вытирал руки. Я воспользовался ею, чтобы вытереть оружие, и грубо бросил лоскут ему обратно, предварительно сложив свой кинжал и снова засунув его в ножны на поясе.

Он с ненавистью усмехнулся и сказал:

— Какая потеря! И это в то время, когда я уже приготовился изящно нанести последний удар. Я собирался оказать вам честь, позволив посмотреть на это. Какая потеря! — Его усмешка сменилась насмешливой улыбкой. — Полагаю, что это вполне понятный порыв для дилетанта и варвара. А вы, кроме всего прочего, еще и заплатили за эту женщину.

— Я платил не за нее, мастер Пинг, — сказал я и, резко отодвинувшись от Ласкателя, вышел вон.

Глава 2

Мне очень хотелось вернуться к Биянту — наверняка девушка уже заждалась меня, — и я был бы рад отложить тяжелый разговор с Али-Бабой. Но я не мог оставить его в неведении — ломать руки и пребывать в чистилище, поэтому направился к своим прежним покоям — туда, где он меня ожидал. Притворившись веселым, Али широким жестом обвел помещение и произнес:

— Все отремонтировано, убрано и украшено заново. Но никто, кажется, не позаботился приставить к вам новых слуг. Поэтому сегодня я останусь, на случай, если понадоблюсь вам… — Его голос дрогнул. — Ох, Марко, вы выглядите больным. Неужели случилось самое страшное?

— Увы, старина. Она мертва.

На глазах Али показались слезы, он прошептал:

— О всемогущий Аллах…

— Я знаю, нелегко говорить об этом. Мне очень жаль. Но Мар-Джана уже освободилась из плена и не чувствует боли. — Позволить ему, по крайней мере, сейчас считать, что она умерла легкой смертью. — Я расскажу тебе в другой раз, за что и почему убили твою жену. Разумеется, она ни в чем не была виновата. Это произошло только из-за того, что убийцы хотели ранить тебя и меня, но мы еще отомстим за Мар-Джану. Но сегодня, Али, не спрашивай меня ни о чем и не оставайся здесь. Тебе надо пойти и в одиночестве предаться скорби, а мне предстоит еще много чего сделать — следует хорошенько подготовить нашу месть.

Я повернулся и быстро ушел, потому что, если бы Али спросил меня о чем-нибудь, я не смог бы ему солгать. Однако меня охватила такая ярость и жажда крови, что я вместо того, чтобы пойти прямо в Павильон Эха, направился в покои министра Ахмеда.

Меня тут же остановили его караульные и слуги. Они протестовали и говорили, что wali провел очень тяжелый день, делая приготовления к возвращению великого хана и приему вдовствующей императрицы, что он сильно утомился и уже спит, и что они не смеют сообщить о посетителе. Но я зарычал на них: «Нечего сообщать обо мне! Пропустите!» — так яростно, что все мигом убрались у меня с дороги, испуганно бормоча: «Тогда это на вашей совести, мастер Поло». Я весьма невежливо хлопнул дверью и вошел без объявления в личные покои араба.

И тут же мне вспомнились слова Биянту о «необычных фантазиях» Ахмеда, нечто подобное когда-то говорил и художник мастер Чао. Когда я ворвался в спальню, то с удивлением заметил огромную женщину, которая выскочила в другую дверь. Я только успел мельком взглянуть на ее пышные одежды — просвечивающие, тонкие и развевающиеся, цвета сирени. Я заключил, что это та же самая высокая и крепкая женщина, которую я видел в этих покоях прежде. На этот раз привязанность Ахмеда, подумал я, похоже, оказалась стойкой. Но больше я об этом не думал, ибо увидел в центре комнаты араба, который возлежал на огромной, покрытой сиреневыми простынями кровати, опираясь на подушки сиреневого цвета. Он смотрел на меня спокойно, в его черных, похожих на щебень, глазах ничто не дрогнуло при виде бури, которая должно быть, бушевала на моем лице.

— Надеюсь, вам удобно? — произнес я сквозь стиснутые зубы — Я не займу у вас много времени, а потом вы сможете продолжить свои свинские наслаждения.

— Не очень-то вежливо говорить мусульманину о свиньях, ты, пожиратель свинины. И не забывай, что ты обращаешься к главному министру этого государства. Так что выбирай выражения.

— Я обращаюсь к ничтожному, низложенному и мертвому человеку.

— Вот уж нет, — возразил он с улыбкой, которую нельзя было назвать приятной. — Может, сейчас ты и ходишь в любимчиках у Хубилая, Фоло, — он даже приглашает тебя разделить с ним своих наложниц, я слышал, — но он никогда не позволит тебе низложить его правую руку.

Я обдумал это замечание и сказал:

— Знаете, я никогда не считал себя слишком важной персоной в Катае — и конечно, не считал себя соперником, представляющим угрозу для вас, — зря вы обо мне так думали. А теперь вы упомянули тех монгольских девственниц, которыми я насладился. Возмущены, что сами никогда не наслаждались ими? Или не могли? Именно это разъедает ваш разум?

— Haramzadè! Только послушайте его! Соперник? Угроза? Да кем ты себя возомнил! Мне стоит только коснуться этого гонга у кровати, и мои люди в тот же миг разрежут тебя на кусочки. А завтра утром мне всего лишь надо будет объяснить Хубилаю, что ты разговаривал со мной так, как ты это делаешь теперь. У него не будет ни малейшего возражения или замечания по этому поводу, и о твоем существовании забудут так же быстро, как и о твоей кончине.

— Почему же вы тогда до сих пор этого не сделали? Вы сказали, что я буду сожалеть, что когда-то не подчинился вашему приказанию, — так зачем ждать? Почему вы лишь украдкой, праздно угрожаете мне и напрасно запугиваете, в то же самое время уничтожая вместо меня невинных людей, которые меня окружают?

— Меня это развлекает: ад — это то, что сильнее всего ранит, — и я могу поступать, как пожелаю.

— Можете? Думаю, могли до настоящего времени. Но впредь такого уже не будет.

— Еще как будет. В следующий раз я собираюсь поразвлечься, предав гласности некоторые рисунки, которые мастер Чао сделал для меня. Само имя Фоло станет посмешищем во всем ханстве. Насмешки ранят сильней всего. — Прежде чем я успел потребовать разъяснении, ибо не понял, о чем он говорит, араб переключился на другой предмет: — Ты что, в самом деле не знаешь, Марко Фоло, кто такой wali, которому ты осмеливаешься бросать вызов? Много лет тому назад я начал служить советником при царевне Джамбуи в одном монгольском племени. Когда Хубилай-хан сделал ее своей первой женой и она, таким образом, стала Джамбуи-хатун, я присоединился к этому двору. С тех пор я служил Хубилаю и ханству на многих должностях. И вот уже много лет являюсь вторым человеком в ханстве. Неужели ты и правда считаешь, что сможешь обрушить сооружение с таким прочным фундаментом?

Я снова подумал и сказал:

— Вы, скорее всего, удивитесь, wali, но я верю вам. Я верю, что вы всего себя посвятили службе. Вот только, боюсь, никогда не пойму, почему в последнее время вы позволили недостойной зависти злоупотребить вашим служебным положением?

— Что за глупости? За всю свою карьеру я никому не причинил зла.

— Никому? Да неужели? Я не думаю, что вы тайно замышляли сделать юэ Пао министром Монгольского ханства. Я не думаю даже, что вы знали о том, что при дворе Хубилая завелся вражеский лазутчик. Но вы наверняка потворствовали его побегу, когда обнаружилось, кто он. Я называю это изменой. Вы воспользовались yin другого придворного в личных целях, я называю это злоупотреблением служебным положением, если не хуже. Вы самым жестоким образом убили госпожу Чао и женщину по имени Мар-Джана — первая была знатной дамой, а вторую высоко ценил хан, — и всего лишь для того, чтобы сделать больно мне. И после этого вы продолжаете утверждать, что никому не причинили зла?

— Это еще надо доказать, — произнес Ахмед голосом таким же жестким, как и взгляд его глаз. — «Зло» — это абстрактное слово, которое не существует независимо от других. Зло, как и порок, всего лишь предмет для людской критики. Если человек совершает что-либо и никто не называет это злом, значит, он не совершил ничего дурного.

— Но ты совершил, араб. Много зла. И тебя за это осудят.

— Возьмем убийство… — продолжил он совершенно невозмутимо. — Ты обвиняешь меня в убийстве. Однако если некая женщина по имени Мар-Джана действительно умерщвлена, и незаконно, имеется уважаемый свидетель последних часов ее жизни. Он может засвидетельствовать, что wali Ахмед никогда и в глаза не видел этой женщины, не говоря уже о том, что он якобы убил ее. Этот свидетель может также подтвердить, что женщина Мар-Джана умерла от раны, нанесенной кинжалом, принадлежащим некоему Марко Фоло. — Ахмед взглянул на меня с насмешливым лукавым юмором. — Видел бы ты себя сейчас со стороны! Ты изумлен? Раскаиваешься? Испугался, что это вышло наружу? Неужели ты думал, что я всю ночь валялся в постели? Я бродил повсюду, подчищая за тобой. Мне только-только удалось прилечь, я так надеялся отдохнуть, и тут снова приходишь ты, чтобы и дальше досаждать мне.