Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

• Название: Авеню Анри-Мартен, 101
• Автор: Режин Дефорж
• Издательство: Букмэн
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7708-0020-8

Французская писательница Режин Дефорж пользуется ныне мировой славой. Грандиозный успех, далеко перешагнувший границы Франции, принес ей цикл романов «Голубой велосипед». Этот цикл зачастую сравнивают с великим романом Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»: жизненная история умной, мужественной и красивой героини Р. Дефорж по имени Леа проходит на фоне грандиозных событий, потрясших Францию в 1939–1949 гг., подобно тому, как история Скарлетт О'Хара разворачивается на фоне гражданской войны в США. Цикл романов Р. Дефорж, несомненно, обладает подлинно французским своеобразием и будет иметь в России такой же успех, какой имеет во всем читающем мире.

---

— Дорогая моя, не стой в этой ледяной прихожей, ты же простудишься.

Услышав голос Лизы, она вздрогнула.

— Давно вы видели Рафаэля Маля?

— Не знаю… наверное, недели две назад.

— А после этого он встречался с Франсуазой?

— Нет, она приехала на следующий день после его визита и с тех пор никуда не выходила. А почему ты спрашиваешь?

— Это звонил Рафаэль Маль, и я никак не могу понять, откуда он мог узнать о моем приезде.

— Ну, это случайность.

— Когда я имею дело с таким человеком, как он, то не верю в случайности.

Лиза лишь пожала плечами.

— Да! Чуть не забыла, он придет на чай, — сказала Леа.

— Но у нас ничего нет!

— Он сказал, что принесет все за исключением воды.

В пять, едва смолкнул звук последнего удара настенных часов в гостиной, раздался звонок у входной двери. Эстелла, надевшая поверх своей повседневной блузки ослепительно белый передник, открыла дверь. Наполовину скрытый горой перевязанных ленточками пакетов вошел Рафаэль Маль.

— Скорее, Эстелла, помогите мне, а то все эти лакомства упадут на ковер.

Та с ворчанием освободила его от свертков.

— Рафаэль, вы великолепны!

— Леа!

Они пристально посмотрели друг на друга, как будто в одно мгновение хотели проникнуть в самую суть.

Все в них было разным — понятия о жизни, дружбе, любви, но какая-то непонятная сила влекла их друг к другу. И именно Рафаэль чаще всего задавался вопросами о том, что он называл не затронутою гниением «частью самого себя». Он плут, лжец, вор, еврей, полицейский осведомитель, сотрудник гестапо, внештатный корреспондент газет «Я есть всюду», «Грингуар». «К позорному столбу» и «Новое время»! Он, чей антисемитизм шокировал даже печально известных директоров и редакторов этих изданий, проповедовавших «уничтожение евреев»… К Леа Рафаэль испытывал чувства, приличествующие старшему брату, который хочет оградить свою маленькую сестричку от грязи жизни.

— Милый друг, как вам удается вселять восторг в мою душу и радовать глаз каждый раз, когда я вас вижу?

Она разразилась своим хрипловатым смехом, смущавшим мужчин и раздражавшим женщин, и расцеловала его в обе щеки, сказав при этом:

— Уверена, что делаю ошибку, но мне приятно видеть вас снова.

— Ну почему в одной фразе вы говорите приятное и тут же — то, что приятно гораздо меньше? Ну, ладно, я — добрый принц и оставляю только хорошее. Когда я вошел, вы сказали, что находите меня великолепным. Я выгляжу шикарно, не правда ли?.. Но больше всего я горжусь своими туфлями. Что вы о них думаете? Они обошлись мне в целое состояние. Я заказал их у Эрме.

— Откуда же у вас столько денег? Вы ограбили старую даму, продали свое тело розовому жирному немецкому капитану или занимаетесь проституцией?

— Вы недалеки от истины. Что вы хотите, милый друг: человек строит свое счастье по собственной мерке, и часто он не представляет его себе без денег… Прикинув, что без них счастье, которое я мог бы познать, пусть даже самое убогое, ускользает от меня, я решил подзаработать. Сейчас нет ничего легче. Можно торговать и телом и совестью… Я же, в зависимости от обстоятельств, продаю или то, или другое, или все сразу, если покупатель очень великодушен.

— Вы отвратительны.

— Добро так несовершенно, что оно меня не интересует. Это большая ошибка, дорогая моя, считать человека существом разумным… Быть существом мыслящим — это не значит быть разумным. Я всегда придерживался мнения, что испытывать удовольствие от вещей разумных — удел посредственности. Как-нибудь я напишу «Оду Посредственности». Это наделает шума в Республике Словесности. А пока не родился этот шедевр, позвольте мне выразить свое почтение вашим тетушкам и сестре.

В спальне Франсуазы на круглом столе, покрытом вышитой белой скатертью, стоял парадный чайный сервиз.

— Наверное, вы опустошили все кондитерские Парижа, — воскликнула Леа, войдя в комнату и увидев тарелки с горами шоколада, печенья, пирожных и засахаренных фруктов.

— Вы не могли бы выразиться точнее. Я из кожи вон лез, чтобы собрать все это: вот печенье с глазурью — от Ламуро, улица Сен-Сюльпис; это, с кремом, — от Гербуа, улица де Севр; пирожное в шоколаде, конечно же, от Бурдалу; песочное пирожное — от Гальпена, улица дю Ба; остальное я приобрел у «поставщиков королей Франции» Дебова и Галле, улица Сен-Пер.

— До войны мы тоже покупали у них, — вздохнула Леа, с вожделением глядя на все эти сласти.

— Что же касается чая, — продолжал Рафаэль, доставая из кармана коробочку, — то его привез из России один из моих друзей. Превосходный крепкий и душистый чай.

— Вы балуете нас, месье Маль… Это очень любезно с вашей стороны. Как нам отблагодарить вас за все эти лакомства?

— Съев их, мадам.

Несколько минут слышался только хруст поглощаемых сладостей. Франсуаза первой заявила, что не может больше проглотить ни кусочка. Очень скоро к ней присоединились Альбертина и Рафаэль. Только Лиза и Леа продолжали наслаждаться. Их руки с необычайной быстротой двигались от стола ко рту. Тетя и племянница были сейчас всего лишь двумя плохо воспитанными девчонками-обжорами, с перепачканными вареньем руками и подбородками… Громкий взрыв смеха Рафаэля Маля заставил их вздрогнуть. Они с беспокойством огляделись, словно боялись, что кто-нибудь отберет у них остатки пирожных.

— Тебе не стыдно, Лиза? — притворно сурово произнесла Альбертина.

Покраснев, та опустила голову.

— Если бы тебя не остановили, ты и не подумала бы о бедняжке Эстелле, — безжалостно продолжала ее сестра.

— Я голодна… Прости меня. Ты права, я отнесу ей тарелочку. Не надо меня ругать, это так вкусно, — добавила Лиза так жалобно, что все расхохотались, даже Альбертина.

Рафаэль Маль откланялся уже глубокой ночью. Леа проводила его до двери.

— Я должен встретиться с вами наедине. Не могли бы мы вместе поужинать завтра вечером?

— Не знаю. Вы меня пугаете… Я не считаю вас таким плохим, как вы сами говорите, и в то же время что-то отталкивает меня, подсказывая, что я должна вас остерегаться.

— О! Как вы правы, моя дорогая! Со мной вы никогда не будете чувствовать себя в полной безопасности. Как я уже говорил, я считаю, что предают только того, кого любят. Я, страстно любящий Святое Писание, возможно, удивлю вас, сказав, что Иуда — мой любимый персонаж, мой брат, мой друг, мой двойник. Тот, от кого должно исходить зло, тот, кто не имел выбора, поскольку написанное должно было исполниться… Он, интеллектуал, самый умный из всей этой толпы, должен предать того, кого страстно любит. На это действо он был обречен самой Вечностью… Иуда-последователь, Иуда-предатель, на веки веков обреченный на всеобщее проклятие. Вам не кажется, что это несправедливо?

— Я не знаю, Иуда никогда меня не интересовал.

— Вы ошибаетесь, из двенадцати он единственный, кто действительно интересен, за исключением партнера Иисуса, язычника Иоанна с его ангельской мордой… И возлюбленного, — уточнил он, встретив удивленный взгляд Леа. — Поскольку, — раз уж вы об этом не знаете, — все они занимались мужеложеством, как сумасшедшие.

— Это вы — сумасшедший…

— …и гомосексуалист.

— …если тетушки услышат, как вы богохульствуете, они откажут вам от дома.

— Тогда я умолкаю. Обожаю компанию старых дев. Из всего женского племени одни только они заслуживают внимания. Кроме вас, конечно, и моей прекрасной подружки Сары Мюльштейн. Кстати, у вас нет от нее известий? Вот уже несколько недель я ничего о ней не слышал.

Так вот к чему он клонил… Леа вздрогнула и почувствовала отвратительный привкус во рту. Ее ответ прозвучал сухо и резко:

— Я тоже.

— Вы замерзли! Я веду себя по-скотски, удерживая вас в этой ледяной прихожей. Идите погрейтесь рядом с вашей очаровательной сестрой. Вы знакомы с ее будущим супругом? Человек высокой культуры, у него большое будущее. В наше время подобный союз — один из наиболее выгодных. Ваш дядя, доминиканец, благословил этот брак?

Неясная тревога охватила Леа.

— Душа моя, вы вся дрожите… Вы побледнели… Это я виноват, у вас, наверное, жар.

Рафаэль заботливо взял ее за запястье.

— Не трогайте меня, я чувствую себя хорошо, — вскрикнула она, с силой вырывая руку из руки словоохотливого гостя.

— До завтра, милый друг, я позвоню вам утром. А теперь можете отдыхать, вам это необходимо, а то нервы могут сыграть с вами плохую шутку.

3

На следующее утро Леа пораньше, чтобы ее не застал звонок Рафаэля Маля, вышла из дома на Университетской улице.

Она провела ужасную ночь, беспрерывно вспоминая слова Рафаэля, в которых, как ей казалось, таилась угроза ее друзьям и семье. Решительно, она должна предупредить Сару Мюльштейн и дядю Адриана Дельмаса. Не зная, где они, боясь совершить оплошность, она чувствовала, как ее охватывает отчаяние. Кто может знать, где прячутся Сара и доминиканец? Франсуа! Конечно же, Франсуа Тавернье.