Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

• Название: Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)
• Автор: Роберт Говард
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-4445-3

Сын киммерийского кузнеца, Конан-варвар родился на свет на поле боя! Он был вором и наемником, искателем приключений и охотником за сокровищами, пока его не поманила к себе золотая корона Аквилонии… Силой захватив престол, он вскоре сам был низвергнут с трона черным колдовством. Враги Конана воскресили могущественного мага древности, которого он может победить, лишь вернув сердце своего королевства – таинственный талисман Сердце Аримана…

---

Но мысль эта захлебнулась и утонула в кровавой жажде мщения, захлестнувшей его. Вся его вселенная сосредоточилась, сконцентрировалась и сузилась до размеров четырех железных штырей, отделявших его от жизни и свободы. Его мощные мускулы заиграли, став похожими на стальные канаты. На посеревшей от боли коже выступил пот, когда он напрягся, пытаясь найти опору и вырвать гвозди из дерева. Но все было напрасно. Они были вколочены слишком глубоко. Тогда он попытался оторвать руки от гвоздей, и его остановила не режущая, жгучая боль, а тщетность его титанических усилий. Шляпки гвоздей оказались слишком широкими и толстыми; он не мог протащить их сквозь раны. Впервые в жизни ощущение полной беспомощности нахлынуло на гиганта. Он повис без движения, уронив голову на грудь и прикрыв глаза от яростного блеска солнца.

Хлопанье крыльев заставило его вскинуть голову как раз в то мгновение, когда с неба на него упала трепещущая тень. Острый клюв, нацелившийся на его глаз, распорол ему щеку, и Конан отдернул голову, непроизвольно зажмурившись. Он хрипло и угрожающе крикнул, и стервятники свернули в сторону и вновь поднялись повыше, напуганные странными звуками. Они опять принялись описывать осторожные круги у него над головой. Кровь стекала по его лицу, и Конан машинально облизнул губы, сплюнув солоноватую жидкость.

Его мучила жажда. Прошлой ночью он перепил вина, и с самого рассвета, после схватки на площади, у него ни капли не было во рту. А убийство – это работа, вызывающая сильную жажду. Он смотрел на блестевшую невдалеке полоску реки с той жадностью во взоре, с какой узник смотрит на волю сквозь тюремную решетку. Он представил, как пригоршнями зачерпывает вкусную воду, жадно глотая ее и поливая себе на плечи. Ему вспомнились густые пенные шапки на кружках с элем, кувшины игристого вина, которые он опустошал или небрежно проливал на пол таверны. Он закусил губу, чтобы не завыть по-волчьи от нестерпимой тоски.

Солнце садилось, превратившись в огненный шар среди моря крови. На фоне ярко-малиновой волны, затопившей горизонт, башни города выглядели дрожащими и нереальными. Даже небо казалось его затуманенному взору забрызганным кровью. Конан облизнул почерневшие губы и уставился воспаленными глазами на реку неподалеку. Она тоже была красной, как кровь, а тени, надвигавшиеся с востока, наоборот, выглядели черными, как ночь.

Сквозь шум в ушах он вновь расслышал хлопанье крыльев. Подняв голову, он горящим волчьим взором следил за тенями, кружащими над его головой. Конан понимал, что его крики больше не отпугнут стервятников. Вот один из них опустился ниже – еще ниже – и еще. Конан запрокинул голову назад, выжидая нужный момент с неимоверным терпением, свойственным только дикой природе и ее детям. Стервятник ринулся на него, трепеща крыльями. Его клюв задел подбородок Конана, когда тот отдернул голову; а потом, прежде чем птица успела отлететь в сторону, он резко мотнул головой вперед, напрягая могучие шейные мускулы, и его крепкие, как у волка, зубы сомкнулись на голой шее стервятника.

Тот отчаянно забился, пытаясь вырваться. Удары его распростертых крыльев слепили человека, а когти впились ему в грудь, оставляя глубокие борозды. Но Конан лишь крепче стиснул зубы, так, что на скулах у него вздулись желваки. И вот шейные позвонки стервятника хрустнули и сломались, не выдержав нажима. В последний раз хлопнув крыльями, птица обмякла. Конан разжал зубы и сплюнул кровь. Остальные стервятники, напуганные судьбой, постигшей их товарища, быстро умчались к деревьям вдалеке, где и расселись по веткам, словно черные демоны, устроившие конклав.

Вспышка дикого восторга пронзила ослепший разум Конана. По жилам его вновь заструилась жизнь. Он по-прежнему мог разить насмерть, он был еще жив. Каждое ощущение, пусть даже болезненное, означало, что он еще не умер.

– Клянусь Митрой! – Или он действительно слышит чей-то голос, или у него начались галлюцинации. – В жизни не видел ничего подобного!

Стряхнув с ресниц пот и кровь, Конан увидел перед собой в сумерках четверых всадников, с изумлением разглядывающих его. Трое были поджарыми воинами в белых халатах, без сомнения, зуагирскими кочевниками с той стороны реки. Четвертый носил такой же, как и у остальных, белый халат с поясом, а на голове у него была куфия[4] с развевающимися полами, перехваченная у висков шнуром тройного плетения из верблюжьей шерсти. Но шемитом он не был. Сумерки еще не сгустились окончательно, да и орлиный взор Конана не настолько ослабел, чтобы он не смог разглядеть лицо мужчины.

Ростом тот не уступал Конану, хотя и не отличался столь же мощным телосложением. У него были широкие плечи, а поджарая фигура выглядела крепкой, как закаленная сталь, и гибкой, как китовый ус. Короткая бородка не могла скрыть агрессивно выпяченный подбородок, а взгляд его серых глаз был столь же холодным и острым, как и его клинок, выглядывающий из складок халата. Твердой рукой успокоив горячащегося жеребца, мужчина заговорил:

– Клянусь Митрой, да ведь я знаю этого малого!

– Точно! – отозвался один из его спутников с гортанным зуагирским акцентом. – Это же тот киммериец, что служил капитаном стражи у здешней королевы!

– Похоже, она избавляется от прежних фаворитов, – пробормотал главарь. – Кто бы мог подумать, что королева Тарамис способна на такое? Я бы предпочел долгую кровавую войну. Тогда у нас, бродяг пустыни, появился бы шанс хорошенько пограбить. Пока же мы подобрались к самым стенам, а обнаружили всего лишь эту клячу, – он кивнул на прекрасного мерина, которого держал в поводу один из кочевников, – да этого подыхающего пса.

Конан поднял залитое кровью лицо.

– Если бы я мог слезть с этого креста, я бы показал тебе, вор с Запорожки, кто из нас двоих подыхающий пес! – прохрипел он, едва шевеля почерневшими губами.

– Клянусь Митрой, да ведь и он меня знает! – воскликнул главарь. – Эй, ты знаешь меня?

– В этой части света ты один такой, – пробормотал Конан. – Тебя зовут Ольгерд Владислав, ты – главарь банды разбойников.

– В самую точку! Когда-то я был гетманом казаков на реке Запорожке, как ты правильно угадал. Хочешь жить?

– Только дурак может задать такой вопрос, – выдохнул Конан.

– Я – жестокий человек, – сказал Ольгерд, – и уважаю в других лишь выносливость и твердость. Я сам решу, мужчина ты или жалкий пес, годный только на то, чтобы остаться здесь и сдохнуть.

– Если мы начнем снимать его с креста, нас могут увидеть со стен, – возразил один из кочевников.

Ольгерд покачал головой.

– Уже наступили сумерки. Возьми топор, Джебаль, и сруби крест у основания.

– Если он упадет вперед, то раздавит его, – не унимался Джебаль. – Я сумею подрубить его так, что он упадет назад, но от удара у него может расколоться череп, а внутренности вылезут наружу.

– Если он достоин стать моим соратником, то выживет, – невозмутимо отозвался Ольгерд. – Если нет, то он не заслуживает жизни. Руби!

После первого же удара боевого топора от сотрясений деревянного креста тело Конана пронзили волны острой боли. Топор поднимался и падал, и очередной удар болезненной дрожью отдавался в его изувеченной голове, отчего измученные нервы вспыхивали жарким огнем. Но он лишь крепче стискивал зубы и не издавал ни звука. Наконец топор подрубил крест, тот покачнулся и рухнул назад. Конан напрягся так, что тело его превратилось в комок стальных мускулов, и с силой прижал голову к деревянной балке. Крест с грохотом обрушился на землю, слегка подпрыгнул и замер. От удара раны у него открылись, и он на миг потерял сознание. На него обрушилась чернота, несущая с собой тошноту и головокружение, но Конан усилием воли отогнал ее и понял, что его стальные мускулы уберегли внутренние органы от смертельных повреждений.

И еще он сумел не застонать, хотя кровь потекла у него из носа, а мышцы живота сводило судорогой тошноты. Проворчав что-то невразумительное в знак одобрения, Джебаль склонился над ним, держа в руках клещи, какими обычно выдирают гвозди из конских подков, и ухватился за гвоздь в правой руке Конана, прищемив кожу в попытке подцепить глубоко ушедшую в тело шляпку. Для подобной работы клещи оказались слишком малы. Джебаль потел, кряхтел и ругался, пытаясь вытащить неподатливый железный стержень и раскачивая его взад и вперед – в распухшей плоти и дереве. Кровь заливала пальцы Конана, но он лежал неподвижно, как мертвый, если не считать судорожных вздохов, сотрясающих его мощную грудь. Наконец гвоздь подался, и Джебаль с удовлетворенным видом покрутил в пальцах окровавленный стержень, после чего отшвырнул его и склонился над другой рукой.

Процедура повторилась, и Джебаль перешел к ногам Конана. Но вдруг киммериец с трудом сел, выхватил клещи из рук кочевника и с силой оттолкнул его, отчего тот едва не упал. Кисти рук у Конана распухли, пальцы не слушались его, и каждое движение причиняло ему невыносимую боль. Но он лишь стиснул зубы и, неуклюже орудуя обеими руками, подцепил и вырвал сначала один гвоздь, а потом и другой. Они были забиты в дерево не так глубоко, как первые.