Артур Дойл - Убийца, мой приятель (сборник)

• Название: Убийца, мой приятель (сборник)
• Автор: Артур Дойл
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-08663-0

Крупнейший английский писатель, тонкий мыслитель, общественный деятель, публицист, доктор медицины и доктор права сэр Артур Конан Дойль известен всему миру как непревзойдённый мастер детективного и приключенческого жанров. Однако огромный пласт его литературного наследия состоит из рассказов, не вошедших ни в один из официальных циклов: исторические, детективные, приключенческие, фантастические, рассказы о любви, хитроумных аферах, поразительных совпадениях, морских злоключениях… Есть и такие, где смешиваются разнообразные темы и жанры. Каждый такой рассказ – небольшой шедевр, не уступающий самым знаменитым произведениям мастера.

Представляем вниманию читателей второй том избранных рассказов автора, в том числе так называемых «апокрифов» – произведений, в разное время приписываемых перу Конан Дойля, не уступающих, однако, в виртуозном исполнении самому писателю.

---

Лицо булочника раскраснелось ещё больше.

– Да не собираюсь я с вами сражаться, – проворчал он.

– Ещё как собираетесь! – усмехнулся я. – А эта молодая женщина окажет вам любезность и подержит вашу куртку.

– Совсем человек рехнулся, – покачала головой Генриетта.

– В конце концов, – объявил я, – если вы не будете сражаться за любовь, вы будете сражаться за это. – С этими словами я вытащил из кармана золотой соверен. – Ты подержишь его куртку? – обернулся я к Генриетте.

– Я бы подержала вот эту золотую штуковину, – кивнула она на монетку, которую я всё ещё сжимал в руке.

– Ну уж нет! – вскинулся булочник и, выхватив у меня соверен, отправил его в карман своих плисовых штанов. – Что я теперь должен делать, чтоб отработать вам деньги?

– Сражаться.

– Как это? – спросил он.

– Подберите руки, ну же, согните их в локтях! – прикрикнул я на него.

Он согнул руки и продолжал стоять, глядя на меня баран бараном. У него явно не было ни малейшего представления, что же делать дальше. Тут мне пришло в голову, что, может быть, если его разозлить, дело пойдёт лучше. Резким движением я сбил с его головы шляпу – чёрный такой котелок, вроде полицейского шлема.

– Эй, ты чего?! – воскликнул булочник.

– Это чтоб вы разозлились, – объяснил я.

– Да я и без того зол, – буркнул он.

– Ну что ж, сейчас я подниму вашу шляпу, и мы сразимся.

Я наклонился, чтобы поднять шляпу, которая прикатилась прямо мне под ноги, – я уже почти держал её в руках, как вдруг на меня обрушился столь мощный удар под дых, что я не мог ни встать ни сесть. Удар, полученный мной, когда я наклонялся за шляпой, был нанесён не кулаком, но ногой, обутой в подкованный сталью ботинок, один из тех, что я видел стоявшими на облучке. Не в силах распрямиться или сесть, я прислонился к дубовой балке перелаза и только громко постанывал от боли – удар был нешуточный. Даже мучения во время припадка не могли сравниться с болью, которую испытываешь, когда тебе угодили подкованным ботинком под рёбра.

Когда я наконец смог выпрямиться, я обнаружил, что краснолицый мужлан преспокойно укатил на своей тележке – её нигде не было видно. Девица из табора стояла с другой стороны перелаза, а по полю, с той стороны, где в лощине жгли костёр, бежал какой-то оборванец в лохмотьях.

– Почему ты не предупредила меня, Генриетта? – спросил я.

– Да не успела я, – рассердилась она. – А вы – вы-то почему такой лопух, что повернулись к нему спиной?

Оборванец наконец добежал до того места, где стояли мы с Генриеттой, увлечённые беседой. Не буду пытаться дословно передать его речь – я заметил, что наставник, вместо того чтобы «густо прописывать» диалект, предпочитает время от времени вкраплять в речь своих героев словечки, характеризующие их манеру говорить. Ограничусь лишь тем, что замечу: человек из табора был столь же прям и нелицемерен, как англосаксы, которые – это совершенно недвусмысленно отмечено у Достопочтенного Беды – не стесняясь называли своих предводителей Хенгист и Хорса[47], – одно из этих слов изначально значит «жеребец», а другое – «кобыла».

– За что это он вас? – спросил меня человек из табора. Одет он был в невообразимо поношенное тряпьё. Крепкого сложения, лицо вытянутое, загорелое. В руке оборванец сжимал увесистую дубовую палку. Голос у него был хриплый и грубый, как у всех, кто живёт на открытом воздухе. – Этот тип вас ударил, – повторил он. – За что он вас пнул?

– Он сам напросился, – буркнула Генриетта.

– Напросился? Как напросился? – не понял человек из табора.

– Так. Сам просил, чтобы тот его ударил. Дал ему за это монету.

Оборванец, казалось, был в недоумении.

– Послушайте, господин, – пробормотал он, – коль вы собираете пинки – так я могу постараться для вас за полцены.

– Он застал меня врасплох, – объяснил я.

– А чего вы ещё хотели от этого типа – как-никак вы сбили с него шляпу, – усмехнулась девица.

К этому моменту я наконец смог выпрямиться, используя дубовую балку перелаза как подспорье. Процитировав несколько строк китайского поэта Ло Тунана, говорившего, что сколь ни силён был удар, всегда можно представить удар того хуже, я огляделся в поисках пальто, однако его нигде не было видно.

– Генриетта, – спросил я, – что ты сделала с моим пальто?

– Эй, господин, полегче насчёт Генриетты, слышите? – вспылил вдруг оборванец из табора. – Эта женщина – моя жена. Кто дал вам право звать её Генриеттой?!

Я поспешил уверить ревнивца, что в мыслях не имел ничего непочтительного или оскорбительного для его супруги.

– Я-то полагал, будто она всего лишь девица из тех, что на всё горазды, – сказал я, – а обычаи кочевого народа всегда были для меня священны.

– Начисто рехнулся, – пробормотала Генриетта.

– Как-нибудь я бы мог прийти в ваш табор в лощине и прочесть вам книгу наставника, посвящённую вашему кочевому народу.

– Какому ещё кочевому народу? – проворчал мужчина.

Я. Кочевым народом называют цыган.

Мужчина. Мы-то не цыгане.

Я. А кто же вы тогда?

Мужчина. Сезонные рабочие.

Я (Генриетте). Как же тогда ты поняла всё, что я говорил тебе про цыган?

Генриетта. Ничегошеньки я не поняла.

Я ещё раз спросил про своё пальто, и тут выяснилось, что, прежде чем вызвать на поединок краснорожего булочника с родинкой над левой бровью, я взял да и повесил пальто на облучок фургона. Пожав плечами, я процитировал стих Атара Ферид-ад-Дина, где говорится, что важней сохранить свою шкуру, чем свою одежду, и, поклонившись на прощание человеку из лощины и его жене, тронулся обратно по направлению к старинной деревушке Свайнхерст, надеясь, что там мне посчастливится купить какое-нибудь поношенное пальто, – тогда я мог бы отправиться на станцию и сесть на первый же поезд, идущий в Лондон. Не без удивления я обратил внимание на то, что по дороге на станцию, за мной, в некотором отдалении, следовала толпа местных жителей. Во главе её я разглядел человека в лоснящемся сюртуке и того чудика, что норовил укрыться от меня за напольными часами в харчевне. Пару раз я поворачивал обратно и шёл им навстречу в надежде разговорить их и получить хоть какие-то объяснения происходящего, однако каждый раз при моём приближении толпа рассыпалась и люди поспешно поворачивались спиной, делая вид, что спешат по своим делам. Только деревенский констебль решился подойти ко мне, и мы вместе с ним дошли до станции. По дороге я рассказывал ему о Яноше Хуньяди[48], известном также как Корвин, то есть «подобный ворону», и о том, что произошло во время войны между ним и султаном Мехмедом II, взявшим Константинополь, до введения христианства больше известный как Византия. Так мы с констеблем дошли до самой станции, я сел в купе, достал из кармана бумагу и стал записывать всё случившееся со мной в этот день: я считал своим долгом засвидетельствовать, сколь нелегко в наши дни следовать примеру наставника. Покуда поезд стоял, я слышал, как констебль беседует с начальником станции – статным, в меру полным человеком, с пунцовым галстуком на шее. Констебль рассказывал ему историю моих приключений в старинной английской деревушке Свайнхерст.

– И ведь подумать только – он джентльмен, – говорил констебль, – живёт, поди, в большом доме в самом центре Лондона.

– Подозреваю, что это очень большой дом[49]. Конечно, если власти ещё заботятся о подданных Её Величества, – с этими словами начальник станции взмахнул своим флажком, и поезд тронулся.

1918

Кожаная воронка

Мой приятель Лионель д’Акр жил в Париже на авеню Ваграм, в том небольшом доме с чугунной оградой и зелёной лужайкой спереди, что стоит по левую сторону улицы, если идти от Триумфальной арки. По-моему, он стоял там задолго до того, как была проложена сама авеню Ваграм, поскольку его серые черепицы поросли лишайником, а стены выцвели от старости и покрылись плесенью. Со стороны улицы дом кажется небольшим – пять окон по фасаду, если мне не изменяет память, – но он продолговат, и при этом всю его заднюю часть занимает одна большая вытянутая комната. Здесь, в этой комнате, д’Акр поместил свою замечательную библиотеку оккультной литературы и коллекцию диковинных старинных вещей, которую он собирал ради собственного удовольствия и ради развлечения своих друзей. Богач, человек утончённых и эксцентричных вкусов, он потратил значительную часть своей жизни и состояния на создание совершенно уникального частного собрания талмудических, каббалистических и магических сочинений, по большей части редчайших и бесценных. Особенно привлекало его всё непостижимое и чудовищное, и, как я слышал, его эксперименты в области неведомого переходили все границы благопристойности и приличия. Друзьям-англичанам он никогда не рассказывал об этих своих увлечениях, придерживаясь тона учёного и коллекционера-знатока, но один француз, чьи вкусы имели сходную направленность, уверял меня, что в этой просторной и высокой комнате, среди книг его библиотеки и диковинок музея, справлялись самые непотребные обряды чёрной мессы.