Владимир Фортунатов - Российская история в афоризмах

• Название: Российская история в афоризмах
• Автор: Владимир Фортунатов
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-49807-558-7

Почему в нашей современной российской действительности очень часто возникает ощущение дежавю? Происходит это оттого, что у нас очень короткая историческая память, и мы в который раз наступаем на одни и те же грабли.

Между тем еще древние римляне говорили, что история является учительницей жизни. В наиболее концентрированном виде она представлена в исторических афоризмах. Многие афоризмы не только дошли до нашего времени, но остались актуальными и по сей день. Провидческая сентенция из летописи «Велика страна наша, а порядка в ней нет» подтверждается историческими событиями на протяжении целого тысячелетия. А карамзинское «Воруют!» в России, где расхищается треть валового национального продукта, можно ставить в виде штампа на документы. «Востребованными» являются и такие высказывания, как «Россия, которую мы потеряли», «Россией правят столоначальники», «Сначала умиротворение, потом реформы», «Россия сосредотачивается» и многие другие.

В книге последовательно представлена вся отечественная история в афоризмах – начиная от «Откуда есть пошла Русская земля» до «Мочить террористов в сортире». Вы узнаете, при каких условиях возник тот или иной афоризм, какой резонанс он имел в дальнейшем.

Взгляд на историю сквозь «волшебное стекло» исторических афоризмов позволит увидеть немало интересного в прошлом и настоящем нашей страны. Книга адресована думающим читателям, любящим свое Отечество.

---

Никита Минов (1605–1681) родился в крестьянской семье. Он терпел много зла от мачехи и тайно ушел в Макарьевский Желтоводский монастырь. Затем монастырь был оставлен, так как Никита женился и стал сельским священником. В скором времени все трое детей молодого священника умерли, что было воспринято им как знамение свыше. Он уговорил жену постричься в монахини. Сам принял монашество в Анзерском скиту на Белом море. После ссоры с настоятелем Никону пришлось бежать. В другом, Кожеозерском, монастыре братия избрала его своим игуменом.

В 1646 году Никон прибыл по монастырским делам в Москву и в ходе бесед с молодым царем Алексеем Михайловичем приобрел на него значительное влияние. Царь был моложе Никона на 24 года и видел в священнослужителе своего духовного наставника. Никон стал архимандритом Новоспасского монастыря, принимал все челобитные на царское имя, быстро приобрел большой авторитет и влияние.

Крутой, властный и амбициозный характер Никона проявился на посту митрополита Новгородского. Он получил от царя широкие полномочия, вел себя как царский наместник и своими действиями вызвал «хлебный бунт» 1650 года, во время которого даже был избит толпой.

В 1652 году Никон согласился стать патриархом (царь просил его об этом, стоя на коленях), но при условии полного невмешательства светской власти в дела церкви. Никон достиг высшего духовного сана, получил от царя карт-бланш и начал коренные реформы, которые вызвали раскол в Русской православной церкви. После Собора 1654 года противники церковных новшеств подверглись ссылке и заточению.

Церковный раскол стал трагедией русского народа. Раскольниками стали наиболее истовые верующие, фанатично преданные старым порядкам. Царь поддерживал Никона, так как в сопротивлении раскольников видел противоборство политике верховной власти, нажиму сверху[41].

Никон при поддержке царя стал «ломать через колено» судьбы многих людей, восстановил против себя бояр, духовенство. Он завел огромный придворный штат, сделался недоступен, окружил себя царской роскошью. Подобно старухе, героине «Сказки о рыбаке и рыбке», которая хотела стать «владычицей морскою», патриарх Никон решил стать главным лицом в стране.

Однако, как говорит русская пословица, «дружба дружбой, а табачок врозь». Словами «священство выше царства» Никон подписал приговор и себе, и всей Русской православной церкви. Никон забыл, что Владимир I взял христианство из Константинополя, из Византии, где императоры из династии Исавров полтора столетия давили на духовенство до тех пор, пока церковная власть не была полностью подчинена светской. В Западной Европе в XI–XIII веках высшим авторитетом был Папа, которому и хотел уподобиться патриарх Никон, крестьянский сын. Никон забыл, что живет в России, которая прошла через ордынское иго и в которой может быть только один повелитель. Если говорить современным языком, Никон «зарвался», «пустился во все тяжкие». Он заявил, что слагает с себя обязанности патриарха, и думал, что Алексей Михайлович будет снова на коленях умолять его вернуться.

Эта опасная игра закончилась плохо. В 1666–1667 годах Собор с участием зарубежных православных патриархов, которым «помогли» разобраться в ситуации, встал на сторону царя, не пожелавшего быть «луной» при патриархе-«солнце». Никона лишили патриаршества и священства, сняли клобук и панагию, отправили простым монахом в Ферапонтов монастырь.

Никону удалось перенести все тяготы заточения и пережить царя Алексея Михайловича. Низложенный патриарх даже получил некоторое моральное удовлетворение. Алексей Михайлович незадолго до своей смерти попросил у бывшего наставника прощения, но Никон ему отказал.

Умер Никон в Кирилло-Белозерском монастыре, но похоронен был в Новом Иерусалиме, который сам отстроил в бытность патриархом. Через 19 лет после смерти Никона умер десятый по счету патриарх Адриан, но Петр I не спешил подыскивать кандидата на патриарший престол. Он просто упразднил сам престол и создал Святейший Синод для управления делами церкви. Огосударствление русской православной церкви было осуществлено в самой жесткой форме. Об амбициях Никона русское духовенство, наверное, не раз с горечью вспоминало вплоть до 1917 года, когда патриаршество было восстановлено.

К тезису «священство выше царства» Русская православная церковь вернулась в 1917 году. «Режим правительства был в последнее время беспринципный, грешный, безнравственный, – писал епископ Уфимский и Мензелинский Андрей (Ухтомский). – Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своеволие, превосходившее все вероятия». Священный Синод обвинял царское правительство в том, что оно довело Россию «до края гибели», вследствие чего «народ восстал за правду, за Россию, свергнул царскую власть, которую Бог покарал за все ее тяжкие и великие грехи». «Церковь фактически отказалась защищать императора». Все эти суждения приведены в монографии М. А. Бабкина[42], вызвавшей большие споры среди специалистов.

В ретроспективном плане с учетом нынешнего положения Русской православной церкви в России некоторым современным идеологам будет, наверное, трудно признать, что в марте 1917 года церковь вслед за армией, полицией, жандармерией предала своего вождя, руководствовалась принципом «падающего – толкни». Николай II, допустивший, терпевший и защищавший распутинщину, другого отношения, собственно, и не заслуживал. Современные идеологи вряд ли поддержат рассуждения о революционности хотя бы части духовенства в 1917 году, о «церковной революции», происходившей в 1917 году. Не принято говорить о том, что в корпусе священнослужителей всегда были не только рядовые священники, которые честно и зачастую в трудных жизненных условиях выполняли свой долг, но и высшая прослойка, епископат, которая привыкла приспосабливаться к политической конъюнктуре и использовать все возможности для усиления своего влияния, для победы принципа: «священство выше царства».

Во всяком случае два факта представляются бесспорными и весьма показательными. С Николаем II и его семьей в тобольскую ссылку не поехал ни один священнослужитель. Восстановить патриаршество Русская православная церковь смогла только в революционном 1917 году.

Чин чина почитай

Не помню, от кого впервые довелось услышать поговорку «От бобра бобренок, а от свиньи – все вшивый поросенок». В советском обществе официально провозглашалось социальное равенство, говорилось, что перед молодежью «открыты все дороги, все пути». Но в то же время было известно, что путь в МГИМО (Московский государственный институт международных отношений), в МГУ (Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова) или ЛГУ (Ленинградский университет им. А. А. Жданова) для детей «простых советских людей» был закрыт наглухо. Советская знать (номенклатура), дети которой учились в привилегированных учебных заведениях страны, жила по своим законам, ею же установленным.

И возникла эта система не в советское время, а давным-давно, в XVI–XVIII веках. Еще В. О. Ключевский отмечал, что Московское государство отличалось «тягловым, не правовым характером внутреннего управления и общественного состава. Сословия различались не правами, а повинностями». Человек в государстве «превратился в солдата или работника, чтобы под руководством командира оборонять Отечество или на него работать»[43].

Формирование сословной системы в России заняло несколько веков. В период Древней и ордынской Руси можно говорить о достаточно сложной социальной стратификации (разделении общества на различные слои – страты). Но различия между социальными группами в X–XV веках еще не приобрели характера непроницаемых перегородок. В Московский период (XVI–XVII века) сословное деление стало приобретать достаточно четкий характер, а со второй половины XVIII века стало жесткой системой.

«Обыкновенно термином "сословие" обозначают отдельную группу подданных, своим юридическим положением каким-либо определенным образом отличающихся от остального населения, причем отличия эти передаются по наследству», – можно прочитать в самом знаменитом дореволюционном справочном издании[44]. Наряду с термином «сословия» до революции употреблялось и слово «состояния». В современных условиях обычно используется понятие «статус», под которым понимается неотъемлемая характеристика человека, включающая в себя набор значимых качеств, его общественный престиж, оценку другими лицами.

В феодальном обществе общественные группы образуются по социальному статусу, преимущественно по инициативе государственной власти и, следует сразу же сказать, для ее, государственной власти, удобства. В Московии понятие статуса определялось словом «чин». Чин являлся постоянной характеристикой человека. Чин определял основные признаки и функции человека в обществе. Чин всех окружающих интересовал больше, чем имя и личные качества самого конкретного человека. И это было действительно удобно, так как постоянство общественного положения каждого индивида обусловливало стабильность, устойчивость общественной системы в целом.