Артур Дойль - Затерянная земля

• Название: Затерянная земля
• Автор: Артур Дойль
• Издательство: НПП "Параллель"
• Жанр: Разная фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-86067-029-Х

Сборник "Затерянная земля" продолжает серию "На заре времен".

В десятый том вошли не издававшиеся с довоенных лет повести чеха Карла Глоуха "Заколдованная земля", норвежца Иоганнеса Иенсена "Ледник" и рассказы англичан Чарльза Робертса "Первобытный страх" и Кристофера Брисбена "Заветные перья", а также широко известный роман Артура Конан Дойля "Затерянный мир".

Если произведения Иенсена, Робертса и Брисбена написаны в жанре доисторической прозы, то Конан Дойль и Глоух используют прием научной фантастики — их герои уже в наше время совершают путешествие в нетронутые цивилизацией местности, где сохранилась фауна и флора давно минувших геологических эпох.

Содержание:

Артур Конан Дойль. Затерянный мир (пер. Н. Волжиной)

Карл Глоух. Заколдованная земля (пер. А. Иванова)

Иоганнес Иенсен. Ледник (пер. А. Ганзен)

Чарльз Робертс. Первобытный страх (пер. М. Фарбера)

Кристофер Брисбен. Заветные перья (пер. М. Фарбера)

Оформление, иллюстрации: В. Ан

---

Мгновение…

Младышу чувствуется при этом молниеподобном свете, что душа его ширится и растет, вмещая в себя все, что этот свет озаряет, хотя все это для него — непостижимый, неведомый мир. Стоит зима; ночь; но отовсюду струится свет, и в этом свете движутся тысячи людей. Ну да, это на углу одной из улиц Чикаго, и магическая искра отделилась от воздушного провода электрического трамвая! Освещенные и переполненные вагоны непрерывной вереницей текут по улице, черной от толпящегося народа, а над нею, мимо ярко освещенных окон домов, грохочет воздушная железная дорога. Идет снег, но улицы города оживлены, полны людьми, и пешими и едущими в экипажах, автомобилях, бесконечных трамваях, дымящих поездах. Город, похожий на пылающий лес из железа и камня, выдвигает свои многомильные утесы-дома и смешивает свое пронизанное огнем и острым серным дымом дыхание с морозом зимней ночи. Тысячи чуждых и враждебных друг другу людей толпятся между высокими торговыми домами, возвышающимися своими ярко освещенными фасадами над пропастями улиц; широкие цельные окна, окна над окнами подымаются от земли, высятся светлыми колоннами и теряются там, наверху, в тумане и дыме зимнего мрака.

Посередине тротуара плиты на значительном протяжении встречают падающий снег смягченным матовым светом, пробивающимся снизу сквозь толстые стеклянные чечевицы; свет этот быстро и беспрерывно вибрирует. Вибрацию эту производят тени, отбрасываемые спицами огромного махового колеса. Там, внизу, под домами, живет машина, питаемая угольным костром. Эта машина — бьющееся сердце, гонящее в город искусственный дневной свет по медным жилам, проложенным под обледеневшими плитами улиц. Свет дуговых фонарей над головами всех этих суетящихся людей почти незаметно мерцает в такт мельканию колеса. Это колесо — новый чудесный цветок папоротникового леса.

Младыш вздрогнул от холода и прилива энергии. Искра погасла, и он опять очутился в темноте с огнивом в своих могучих руках. Он был ошеломлен и сидел, погруженный в состояние мучительного и блаженного оцепенения, не сознавая ни мира, ни себя самого. И он не вынес этого состояния. Он снова высек огонь.

Мгновение…

Теперь он перенесся всего на полстолетия вперед: Младыш был уже древним старцем, а его потомки, заселившие Ледник, составляли целый народец, сильную закаленную породу со смешанными чертами Маа и его собственными. Маа уже не было в живых, но нечего было бояться, что ее привычки исчезнут, — род продолжал развивать их. Да, Младыш состарился; душа его уже не охватывала всего мира, но ограничивалась одной узкой сферой его сморщенного, одеревеневшего тела. Время шло… И однажды он вдруг затосковал и спустился в каменное жилье, которое устроил для себя и своего огнива, и куда никто не смел следовать за ним. Он завалил за собой вход тяжелым камнем, и сыновья и внуки, стоявшие вокруг в благоговейном молчании, слышали, как старец ворочался и пыхтел там, словно медведь, собирающийся залечь в своей берлоге на зиму. Потом они услыхали под землей гудение его голоса:

Рано бури жизни
Вкус мне дали к простоте;
Под землей глубоко —
Ждет усталого приют.

Прошел день, прошла и ночь, а Младыш не выходил, и люди не осмеливались спуститься к нему. Но они слышали его пение:

Хлебный плод срывал я
Там, где ныне льды трещат.
О погибшем крае
Будет поздний род вздыхать.

И на третий день еще доносилось из ямы замирающее пение Младыша:

Юношей стоял я
У воды без берегов.
К ней и рвусь. Все помню.
Маа! Встречусь там с тобой?

Тут они увидели исходящий из могилы свет и в ужасе отступили. Только неделю спустя, сыновья Младыша решились засыпать землей каменное логово, куда спустился старец.

А огненный свет, виденный ими, был огонь, который высек Младыш, просидев три дня и три ночи, погруженный в свои думы; тут он, наконец, ощупью добрался своими старчески-зябкими руками до огнива и высек искру.

Мгновение…

Все вокруг озарилось ярким неземным светом! Младыш очутился в живом лесу. Почва — кожа с грубыми порами, поросшая редким волосом, а местами покрытая твердой, полосатой, белой с черным, роговицей. Холмы и длинные морщинистые долины обозначают выступающие под кожей земли суставы и гигантские ребра; а равнины и впадины усеяны глыбами — старыми побелевшими костями. Щебень по берегам кровяного болота состоит из выброшенных волнами человеческих зубов, а из самого болота торчат кочки — пальцы всевозможных рук, начиная с недоразвитых детских ручонок и кончая сильными, мускулистыми мужскими кулаками. А самый лес, частый и убегающий вдаль, где он сливается в бледно-розовую дымку, состоит из обнаженных деревьев с ветвистыми членами, с глазами на стволах и с шапками из длинных ниспадающих человеческих волос. Не все деревья одинаковы. У некоторых кора бело-розовая, и под ней просвечивают голубые жилы; глаза зеленые, а листва пышная, рыжая. У других кора скорее коричневая, глаза темные и волосы черные. Но лес так велик, что разница эта мало заметна.

Лес сливается в одну общую массу, хотя и не все деревья одинакового пола и возраста. Там есть деревья-мужчины, с суковатыми ветвями и с брюшком, и есть стройные нервные девушки с трепещущими волнами пышных, длинных волос, похожие на березки весной. А из-под земли высовывают свои круглые головки малютки-побеги.

Некоторые деревья уже состарились; побелевшие волосы их поредели на макушках и торчат во все стороны; стволы скривились, и кора изрыта морщинами; но есть и совсем молоденькие деревца с молочной кожицей и светлым пушком на округленных пухлых ветвях.

Рогатые корни каждого дерева сливаются с почвой, но остальные органы живут сами по себе; кроме глаз, на каждом стволе — по одному или по нескольку ушей; между ветвями открывается рот и по всему дереву рассеяны ноздри. Но дыхание у них общее, — весь лес дышит одним лихорадочным дыханием; и под землей, и во всех деревьях до последней веточки заметен один общий пульс, биение которого можно проследить по всей местности как мерное, беспрерывное и чуть приметное колебание почвы — вверх и вниз; могучее общее сердце бьется глубоко в самых недрах земли. И атмосфера общая; весь лес пахнет испариной.

Насколько хватает глаз, — а воздух так чист, что взор проникает на сотню миль, — тянется этот безграничный лес телесного цвета. Там и сям он кажется какими-то теневыми пятнами овальной формы, которые передвигаются с места на место. Сам Младыш сидит в лесу старым корявым пнем, с высохшим, как трут, глазом, и, отыскивая взором, откуда падают тени, видит множество плоских камбаловидных гигантских существ, висящих и плавающих в пространстве под красным небом. Одно из них — огромный овал — висит на страшной высоте над лесом. Младыш не может различить, что это такое, видит только, что оно все время скользит и движется, и что тонкие прозрачные края его волнообразно, равномерно и беспрерывно колеблются в продольном направлении, словно плавники камбалы. В сравнении с этими гигантскими летучими овалами лес и все внизу кажется таким мелким и незначительным. Но красный свет с неба увлекает взор еще дальше ввысь, мимо летучих существ; и тогда они сами сразу мельчают, становятся песчинками в воздухе и забываются, — так необъятно велик небесный свод, теряющийся в бесконечном мировом пространстве.

Пространство это окрашено в чудесный розовый цвет утренней зари, того источника, которому обязаны своим существованием все сказания о радости жизни. Солнце стоит совсем низко, но не слепит, так что можно хорошо рассмотреть это чудесное газообразное тело, то пышно покоящееся в своем шаровидном состоянии, то сжимающееся, то расширяющееся, более чем воздушное и все же плотное, — словно рой пчел в летнем воздухе. Кругом висят планеты, которым начертаны счастливые пути вокруг солнца, а на дальнем плане целые полчища звезд рассказывают о том, что неисчислимые солнца вращаются каждое само по себе в одиночку, свободные, но повинующиеся одному и тому же блаженному закону движения. Голубые и желтые мировые тела висят совсем близко, так что можно различить на них очертания частей света. Млечные же пути отделены биллионами миль и плывут в мировом пространстве легкими облаками.

А надо всем этим крутится с ядром в зените звездный туман, чудовищный, светящийся круговой вихрь, который образует как бы колесо, закрывающее почти четвертую часть неба. Оно всегда стоит там над живым лесом, как знамение вечной центробежной силы, действующей в бесконечности…

Искра потухла, и Младыш очутился один во тьме, во мраке. Могила сомкнулась вокруг него. Она была тесна и убога, как те первые каменные логова, которые он устраивал себе, нагим и одиноким попав во власть зимы.