Николай Штучкин - Грозное небо Москвы

• Название: Грозное небо Москвы
• Автор: Николай Штучкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Рядом со мной два закадычных друга, два молодых пилота: Федя Карасев, рослый, светловолосый, шумливый, и Николай Кузнецов - невысокий, спокойный, рассудительный. Сверкнув шалыми голубыми глазами, Федя начинает что-то рассказывать; прерываясь, громко хохочет. Кузнецов сдержанно улыбается.

Время - девятый час, а мы еще не знаем, что в это утро войска фашистской Германии нарушили нашу границу. Но вот на тропинке, соединяющей здание штаба с самолетной стоянкой, показался Девотченко, наш командир. Суровый, сосредоточенный, он стоит перед нами. Блестит на солнце мощная бритая голова, горят на груди три ордена Красного Знамени "Отбоя тревоги не будет, - говорит командир - Война ."

Вот и нет беззаботных людей. Улыбки как ветром сдуло Сухо сомкнулись губы, сурово насупились брови И только Карасев.. Я вижу, как засверкали его глаза, вижу, как Федя, прячась за чью-то спину, красноречивым жестом показывает на грудь командира полка и, важно насупясь, тычет пальцем в свою богатырскую грудь. Раз.. Два... Три... В то место, где должны быть ордена

Кузнецов снисходительно смотрит на друга. После того, как мы получили новые самолеты и Леонов убыл из нашей части, вместо него в звено Шевчука назначили Федю Наши машины поставили рядом, мы стали вместе дежурить, летать. Вскоре на стоянку привезли доски, фанеру, столбы, и мы построили домик. Поставили его между самолетами, закрасили краской. Домик наш был просторным: два с половиной метра в длину, два в ширину, около двух в высоту.

- Настоящая дача, - сказал Карасев, - теперь надо поставить кровати и стол.

Ни стола, ни кроватей нам, конечно, не дали - откуда их было взять. А топчаны привезли. Мы поставили их у противоположных стенок, а в углу приладили столик на единственной ножке. Сразу стало уютно, повеяло чем-то домашним.

- Как хорошо, - улыбнулся товарищ и, присев на край топчана, задумался. А вдруг зимовать придется?

- А что, неплохо, - ответил я. - Утеплим.

- Да я не о том, - поморщился Федя, - вдруг всю войну в тылу просидим. На запад надо идти.

- Прикажут - пойдем, - успокоил я Федю - А сейчас бери полотенце, мыло, здесь небольшой пруд есть, можно помыться.

Он сбросил с себя гимнастерку и майку, и мы пошли по тропинке. Я шел позади, любуясь могучей спиной, покачивающейся в такт шагам.

- Здоров ты, Федька, - не выдержал я, - как буйвол.

Он улыбнулся:

- Не жалуюсь, - и предложил, - поборемся?

- Да ну тебя к черту, - попытался я отмахнуться, - сломаешь ребра, как я потом воевать буду?

- Трусишь, "шелекспер"? А ну берегись! Федя пошел на меня медведем. Уступать не хотелось, мы долго катались по мягкой траве, тузили друг друга, кряхтя и ругаясь. Поединок заметили, со стоянки прибежал Миша Питолин, наш комсомольский бог, и, бегая вокруг, закричал:

- Довольно, дети, усы поломаете!

- И ты здесь, "шкилет"?

Не поднимаясь с земли, Федя сделал бросок в сторону Миши, схватил его за ногу и после короткой борьбы подмял под себя Красный от натуги, выпучив на меня глаза, Миша вдруг закричал:

- Что ты стоишь! На бюро вызову!

Задыхаясь от смеха, Федя ослабил медвежью хватку и в ту же секунду Питолин сел на него верхом. Переждав пока мы поборем приступы смеха, я смогу спокойно стоять, а Федя лежать, Питолин подвел итог поединка.

- Вот так надо расправляться с противником!

Карасев снова зашелся в смехе, но мы его взяли за руки и по счету "Раз!.. Два!." дружно подняли. И вместе пошли умываться.

Эх, Федя, Федя... Дорогой мой дружище...

Как ошибаются люди, когда говорят, что летчик, случайно оставшись в живых, на всю жизнь застрахован от всяких бед.

...Это произошло в первой половине июля. Был летний день. Молодые пилоты ходили в зону, "старички" стреляли по конусу - воздушной буксируемой мишени Все шло своим чередом. И вдруг на одной из машин за'', барахлил мотор Услышав это, мы сразу забеспокоились, заволновались: перебои в работе мотора отдаются в сердце каждого летчика, даже если он на земле. А тот, у кого барахлил мотор, был в воздухе, на подходе к третьему развороту. Он правильно оценил обстановку, принял решение: развернулся и начал планировать, постепенно входя в створ посадочных знаков. Все шло хорошо, но двигатель подвел летчика: выбросив клуб черного дыма, он заглох окончательно. Летчик перетянул деревенские крыши, но впереди было картофельное поле, поперечные борозды .. Никогда не забуду, как из кучи обломков поднялся Федя, окровавленный, но живой и здоровый. Через несколько дней он снова пришел на полеты, и все говорили:

- Везет тебе, Федя. Отделался легким испугом, теперь жить теперь будешь сто лет.

Потом, после штурмовки под Белым, когда его "зацепил" зенитный снаряд и буквально "раздел" машину, все удивлялись и снова говорили:

- Теперь-то уже точно, Федька, до ста.

Так я думал тогда, вспоминал, сидя у нашей стоянки. Сзади послышались шаги "Некстати", - подумалось мне Я хотел побыть в одиночестве, вернее, с прежним Федей. Тяжелая рука участливо легла мне на плечо.

- Федя был ранен, - сказал комиссар Акимцев - "Мессер" атаковал Кулака, а Карасев пытался отсечь Но положение было невыгодным, немец не отвернул, и тогда Карасев закрыл командира своим самолетом. Вроде бы все нормально, и пришел, и выровнял самолет, а перед тем, как приземлиться, упал на крыло.

Комиссар помолчал, снова тронул меня за плечо и ушел.

Я понял, почему Карасев упал на посадке. Он был уже мертв Задолго до того, как упасть. Он очень любил свой полк и нас, товарищей, и это дало ему силы прийти домой.

 

Последний "эрэс"

В ранних утренних налетах "Чаек" на аэродромы противника их встречают, как правило, только зенитки и "эрликоны" Истребители почему-то сидят на земле. Почему?

- Дело в температуре, - поясняет командир полна, - моторы на немецких самолетах не приспособлены к русским морозам. Правда, до настоящих холодов еще далеко, однако и небольшие - уже помеха. Нужны подогревы, особый сорт масла, топлива. Ничего этого у них, очевидно, нет. Рассчитывали закончить войну до наступления зимы, вот и бедствуют.

И верно: по утрам немцы бездействуют, зато чуть позже наши пилоты, вылетающие на штурмовку наземных войск, встречают их каждый раз.

Парами, группами в четыре - шесть самолетов, появляясь внезапно, как хищники, фашисты стараются ударить отставшего, добить подбитого. Если это не удается, в бой не вступают. Идут в стороне, напоминая зловещий эскорт. Наши их тоже не трогают, делают вид, будто не обращают внимания. Лучше, когда фашисты вот так, на виду. Попытки схватиться с ними всегда безуспешны: уходят немедленно, как только почуют опасность. И так же внезапно приходят, пытаясь застать врасплох И снова сопровождают, идя в стороне или сзади. Только не спереди - знают силу наших реактивных снарядов.

Во время штурмовки тоже норовят стукнуть из-за угла. Ни разу не попытались оказать настоящую помощь своим наземным войскам.

Почему?

- А у них не так, как у нас, - поясняет майор Писанко, - наша основная задача - работать в интересах наземных войск, у них - увеличивать личный счет сбитых.

- Значит, тактика такая недолговечна? - неуверенно говорит Косарьков.

- Поясни, - любопытствует Писанко.

- Если начнется сражение на ближних подступах к Москве, вся наша авиация будет нацелена против наземных войск, и немецкое командование заставит своих летчиков защищать пехоту по-настоящему.

- Логично. Этого следует ожидать, - соглашается Писанко, - но и сейчас будьте внимательны и осторожны. Фашистские летчики драться умеют, только не хотят рисковать: Гитлер обещал до зимы захватить Москву, а после этого - все блага земные. Но при явном численном или тактическом превосходстве нападут обязательно.

Прав командир. Возвращаясь после штурмовки, эскадрилья Максима Кулака попала в снежный заряд, разбилась на звенья. Это было южнее участка железной дороги Гжатск - Можайск. Спустя три-четыре минуты Кулак, Нечаев и Николаев, вырвавшись из снежного плена, неожиданно встретили десять Ме-109. Фашисты не стали их сопровождать, как обычно, а сразу пошли в атаку.

"Чайки" встали в оборонительный круг. В подобной обстановке это был единственно верный прием. Впоследствии этот прием устареет. Мы освоим скоростные машины, от тактики обороны в воздушных боях перейдем к тактике наступления, и формула "высота, скорость, маневр, огонь" станет основной формулой победоносного воздушного боя.

Все это будет потом. А пока, встав в вираж над верхушками леса, Кулак, Нечаев и Николаев прикрывают друг другу заднюю полусферу. Фашисты попытались вклиниться внутрь виража, да где там, выскочили будто ошпаренные Разве можно сравнить маневренность "Чайки" и Ме-109!

"Трудно им, сволочам, - подумал Кулак, - сверху ударить тоже нельзя, мешает низкая облачность, а больше всего - поспешность". Верно, немцы торопятся, каждый хочет быть непременно первым: "Чаек" ведь только три, вдруг не достанется.

- Шакалы! Настоящие шакалы! - кричит Нечаев.