Евгений Орел - Баклан Свекольный

• Название: Баклан Свекольный
• Автор: Евгений Орел
• Жанр: Русское современное

В раннем детстве в его хрупкую психику кто-то неосторожно посеял неоднозначную мысль: «Чтобы тебя заметили, надо делать то, чего не делает никто». Только любой ли ценой следует добиваться признания?

Нередко слишком поздно приходит понимание тривиальной истины: «Будь проще, и люди к тебе потянутся».

Мир очень мал и тесен. Причиняемые обиды в конечном итоге возвращаются к обидчику, притом иногда от третьего лица. Так не лучше ли, пока не поздно, остановить маятник возмездия?

Об этом и о многом другом – в романе «Баклан Свекольный». В центре событий – некий Фёдор Михайлович Бакланов, не совсем обычный молодой человек, правдолюбивый и заносчивый, способный как на добрые дела, так и на подлость. Основное действие романа происходит в первой половине «лихих девяностых», столь же взбалмошных, как и главный герой, и дополняется яркими эпизодами из его бурного прошлого.

Евгений Орел.

Иллюстрации – Катерина Киселёва.

---

На ходу Федя перехватывает трубку. Валя украдкой проводит пальцем по его запястью. Он будто не замечает позывного сигнала и нарочно избегает встречи взглядами.

В трубке – извиняющийся голос Аллы Петровны: с новым квартирантом она придёт не сегодня, а завтра.

– Хорошо, завтра – так завтра, – соглашается Фёдор.

– Это я на тот случай, Федя, вдруг у тебя какие дела появятся на вечер.

– Да, спасибо, Алла Петровна., – облегчённо вздыхает он, вспомнив о приглашении Капитана. «И хорошо, – думает, – в день по одному большому делу, не более».

Валя не может удержаться от комментария:

– Ах-ах-ах! Какие мы официальные! Алла Петровна… Нет чтобы – Аллочка!

Федя, не поворачивая глаз, резко машет на Вальку рукой, мол, «заткнись». Из-за неё Фёдор чуть не сболтнул «Передайте Карине спасибо за конфеты». Вовремя осёкся: Алле ни к чему знать о визитах замужней дочери к холостому квартиранту.

Бакланову Карина не нравилась. Вроде симпатичная, но не тянуло к ней. Бесцветные брови на фоне бледной кожи, ровные редкие волосы, аккуратно собранные в крысиный хвостик, Федю не возбуждали.

Едва ли не с первого дня появления Бакланова в качестве квартиранта Карина часто к нему захаживала с амурными намёками, но всякий раз получала безоговорочный «отлуп». Ссылался Федя на то, что муж у неё бандюк, да и дружки того же сорта. «Не хочу с ними связываться», – жёстко парировал он домогательства Карины. Только всё оказалось намного сложнее. Фёдор сам не заметил, как стал заложником ситуации.

– Спасибо, Алла Петровна. До встречи. – он едва не положил трубку, но словоохотливая квартирная хозяйка не унимается:

– Он хороший парень, стихи пишет, – рекламирует она луганчанина.

– Ну да, вы говорили. Простите, я немножко занят.

Словесное недержание проявляет и Романченко:

– «Немножко»! – передразнивает Фёдора. – Вот был бы занят «множко», то не было бы времени на всякие штучки.

– Да, ещё, Алла Петровна, – Федя игнорирует реплику, – завтра я дома после девяти. У меня вечером тренировка… Всё… Хорошо… До свидания.

Вешает трубку и, пожав плечами, ни на кого не глядя, качает головой. Реагировать на всякие глупости явно недосуг: Федю ждёт работа и возможно ещё какие-нибудь открытия, эффектные находки.

В комнате воцаряется гнетущее молчание. Сотрудники время от времени искоса поглядывают на Федю в опасливом ожидании новых сюрпризов, способных любому из них подпортить кровь. Сам же Фёдор никогда не беспокоится, что кто-то возьмётся доказывать его профнепригодность или неодарённость как научного сотрудника. Об учёном и речи нет. Но когда преднамеренно искажают его фамилию, Бакланов атакует мощно и беспощадно.

Глава 5. Почему – Баклан Свекольный?

...

1984–1985 гг.

Баклан – это птица. Есть морской баклан отряда пеликановых, есть и болотный, много их да разных. Только сейчас не о пернатых.

На блатном жаргоне баклан всегда означало «пустой человек», «хулиган». То есть не вор, не авторитет и даже не мужик, а так себе, что-то шалопайское. Знал ли об этом Фёдор или понятия не имел, но с детства терпеть не мог, когда его обзывали Бакланом. Только не в каждый роток впихнёшь колок. И в садике, и в школе «дразнилкины» доставали неслабо. Получали, конечно, по морде. Перепадало и Феде за то, что обижался.

В университете с ним на курсе учились два тёзки. Различали их по производным от фамилий. Общественно активный Федя Комиссаржевский звался Комиссаром. Скрытного Федю Фармазонова, разумеется, нарекли Фармазоном. С Баклановым тоже не мудрили.

Обижался Федя до тех пор, пока на втором курсе Баклан не дополнился Свекольным. И не потому, что среди студентов появился его однофамилец, а так сложился день один, после которого Баклан Свекольный звучало настолько часто, что настоящее имя и вспоминалось-то не сразу. Федя даже обрадовался новому «погонялу» и шутил, что если надумает писать книги, то псевдоним уже готов. А что? Ведь миру известен не Алексей Пешков, а Максим Горький. Почему тогда не Баклан Свекольный?

Шутки шутками, но однажды на доске объявлений список делегатов местной конференции предстал таким образом:

...

Алёна Минина – группа ТО-42

Кирилл Боярский – группа БУ-36

Валерий Косых – группа ЭТ-21

Анна Грюнфельд – группа ЭТ -21

Баклан Свекольный – группа ЭТ-21

Как туда вклинился псевдоним «будущего писателя», выяснить не удалось. Изменения внесли, хотя посвящённые обхохотались до судорог.

Начало всему положила сакраментальная фраза Фединого одногруппника.

А дело было так.

Шёл семинар по экономике торговли. Преподаватель – Алевтина Ниловна Вересай. Она же куратор группы, навроде школьной «классухи». Будучи в курсе учебных и, разумеется, личных дел подопечных, Алевтина могла часть времени посвятить вопросам, далёким не только от темы семинара, но и вообще от экономики. Получалось как в школе, где ученики хуже всего знают предмет классного руководителя.

«Кураторшу» Федя не любил, и она платила той же монетой. Ну бывает такое: взаимной антипатией зовётся. Никто, даже Федя и Алевтина, не помнил, с чего возник перманентный конфликт, не закончившийся даже после вручения дипломов. И лишь на пятилетие выпуска меж ними заведётся мирный, непринуждённый трёп. А что делить-то теперь? Жизнь у каждого сложилась так, как сам её сложил. И в ресторане, на встрече выпускников, Федя с поднятым бокалом коротенько поведал про послеинститутскую карьеру, после чего извинился перед куратором за то, что все годы учёбы «делал ей нервы».

Одногруппники встретили покаяние аплодисментами, будто только и ждали, когда же Баклан помирится с Мамкой (так меж собой они звали куратора).

Алевтину растрогали слова прежде нерадивого «курёнка». Она едва начала: «Феденька, да что ты…» – как предательский комок под гландами не дал закончить алаверды. Вересай из-за стола направилась к Фёдору и, обняв покаявшегося, достала из кармашка юбки носовой платок.

Но это всё – потом. А нынче второкурсник Фёдор Бакланов и его куратор Алевтина Ниловна Вересай едва ли не на ножах. И если в расписании указан её семинар в группе ЭТ-21, все понимали: будет весело. Сокурсники перешёптывались: «Интересно, а что Федька отчебучит на этот раз?» В других группах тоже любопытствовали: «Ну как там Баклан? Опять Алевтину доставал?» Да и мудрено ли? Самое безобидное, что мог сотворить Федя, это листать шахматный журнал, когда народ корпит над задачками по товарным потокам. Доставал бесконечными репликами, особенно во время пояснений Алевтины. Не раз и не два за семестр звучало гневное: «Бакланов! Покиньте аудиторию!» Фёдор не возражал, а лишь намеренно долго и шумно собирал портфель, после чего вальяжно выкатывался в коридор.

По группе кочевал слушок, что Алевтина подала на развод. Будто бы застукала мужа «на горячем», да притом с её лучшей подругой. Правда то или нет, но по удручённому виду Алевтины Ниловны все понимали: слухи едва ли сильно преувеличены.

Вересай вошла после второго звонка. Мрачнее обычного прозвучало:

– Добрый день. Прошу садиться.

Вмиг серьезные лица, все по местам, тихо-тихо, и только шуршали конспекты – авось успеется хоть что-нибудь освежить в памяти.

Ожидалась контрольная, вторая подряд. Положив на стол журнал группы и пачку проверенных работ, Алевтина молча, ни на кого не глядя, двумя пальцами выловила из коробки с мелом брусок подлиннее да потолще. За несколько минут доска сверху донизу покрылась двумя вариантами контрольной. Отойдя в сторону и пробежав по доске взглядом, «преподша» убедилась, что всё записано точно.

В полной тишине группа вникала в задания.

Став лицом к аудитории, Алевтина завела такую речь:

– Товарищи, прежде чем вы приступите к работе, я должна сказать вот что: грамотнéе надо писать, дорогие мои! Грамотнéе! Вы же взрослые люди! Студенты вуза! – патетически восклицала Вересай, размахивая над головой указательным пальцем.

Аудитория молча внимала, лица напряжены. Только Бакланов, откинувшись на стуле, всем видом давал понять, что ему безразличны призывы писать «грамотнéе». Он-то был уверен, что надо «грáмотнее».

Вид из окна не вдохновлял: пасмурно и серо. И мысли какие-то лезли не те. Из портфеля Федя достал журнал «Ровесник» и начал демонстративно его листать.

Алевтина сбавила патетику, перейдя на более спокойный тон:

– Вот проверила контрольные. Друзья мои! Слово «маркетинг» пишется «мар-ке-тИнг», – произнесла она по слогам и для большей убедительности втиснулась мелом промеж вариантов на доске.

«Специально, что ли, место оставила?» – подумал Бакланов, но от комментариев удержался.

– А что, кто-то написал иначе? – на полном серьёзе поинтересовался Валера Косых, «учёное светило» группы и всего курса.

– Да, Валерий, представьте себе. Не буду называть фамилий, но некоторые написали «маркетЕнг».