Оскар Ремез - Четверка в четверти

• Название: Четверка в четверти
• Автор: Оскар Ремез
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

В повести рассказывается об увлекательных приключениях шестиклассника Гены Пенкина и его друзей.

---

— А они остались в живых? — спрашивала зловредная Салазкина.

— Да, — авторитетно разъяснял ей посторонний малыш с ранцем за плечами. — Ведь это все снималось на фронте.

— На каком фронте? — не унималась Салазкина. — Это же артисты!

— «Артисты»… Там же было написано — 1941 год.

— А когда была война? — заинтересовалась другая девочка, помладше.

— Эх, ты, в сорок первом и была!

— Ну и что? Все равно это артисты, — вмешался крикливый мальчуган.

— Помолчи, — сказал пенкинский сосед. — Правильно, это — артисты. — И в качестве поощрения за сообразительность наградил мальчугана хорошим подзатыльником.

Когда они с Пенкиным уже шли по двору, парень в ушанке указал на кого-то впереди и процедил:

— Во-он тот, чернявенький, пятую неделю мотает.

— А ты?

— Сегодня — восемнадцатый день.

— Да ну!

— А ты думал! С завтрашнего дня, между прочим, здесь пойдет мировая картина. «Верная рука — друг индейцев». Ты не видал?

— Нет.

— Будем смотреть. Твоя как фамилия?

— Пенкин, — сразу ответил Гена.

Ему в последнее время определенно расхотелось врать.

— А я — Мышкан.

— А как зовут?

— Так и в классе зовут Мышкан. И во дворе. И мать зовет. Мышкан — значит, и есть Мышкан.

Пенкин не стал спорить, а только спросил:

— Ты где живешь?

— Дома.

— А почему в школу не ходишь?

— Поинтересова-ался, — усмехнулся Мышкан. — Я сперва думал, что это и вправду кому интересно. Думал, дурак, кто из класса навестит. А им всем наплевать. Эн-Бэ в журнале проставят — и ладно.

— А мама твоя как же?

— У нее — другие заботы.

— А отец?

— Нет у меня отца. А у тебя, что ли, есть?

— У меня есть, — виновато сказал Пенкин. — Правда, мы с ним никогда и не видимся, — стал он быстро оправдываться.

— Пьет?

— Нет, все время работает.

Мышкан помолчал, поиграл слюнями во рту, но не сплюнул, а перевернул ушанку как надо.

— А что дальше делать думаешь? — спросил после молчания Пенкин.

— Еще не решил, — отозвался Мышкан. — А ну-ка, двинем в ту парадную. Живо!

Пенкин побежал за Мышканом в парадное.

— Ты чего? — спросил он Мышкана.

— Так… С училками встречаться не люблю.

— А…

Только теперь Пенкину пришла в голову мысль, что и ему надо быть осторожнее на улице — мало ли кого можно встретить.

— До чего интересно, ребята,
С котелком и мешком за единой, —

вдруг запел Мышкан и показал кому-то через стекло язык.

— Что это за песня?

— Походная туристская, музыка Дунаевского. По пению училка. В другую школу побежала. У нее школ этих — полдюжины. Попоет, попоет, а денежки — в мешок. До чего интересно, ребята! Пошли! — сказал он повелительно.

И Пенкин зашагал за Мышканом по улице.

Теперь Пенкин поглядывал по сторонам — не попался бы кто по дороге.

На углу Мышкан остановился.

— Постой тут. У меня дельце есть, — сказал он и шмыгнул в магазин. Оттуда он вышел минуты через три с туго набитым портфелем.

— На, держи, — вынул он из портфеля две пустые винные бутылки и протянул их Пенкину. — Сунь в свой портфель.

— Ты что, пил? — стараясь казаться равнодушным, спросил Пенкин и даже попытался присвистнуть.

— Тю… Пил!.. Это у нас Витька Косой во дворе пьет. Тот — пьет. А я — нет! И не пил и не имею этого пристрастия. И даже терпеть этого не могу. Я не пью, а бутылки собираю. Тут бутылки зазря пропадают. А их сдавать надо.

Говоря это, Мышкан направился к окошку приемного пункта.

— Вот, дяденька, примите…

— Откуда у тебя, мальчик, бутылки? — строго спросил приемщик.

— Да папан просил сдать. С праздника еще остались.

— Праздник во-он когда был, уже новый надвигается, не врешь ли?

— Да не вру я, дядя, честное пионерское. Вот братан подтвердит. Давай, братан, твои бутылки, — обратился он к Пенкину.

— Ну, смотри! — сказал приемщик и стал считать бутылки.

— Две разбитые, две импортные, за остальные шестьдесят пять копеек.

— Разбитые обратно давайте!

— А зачем тебе?

— Пригодятся.

Мышкан пересчитал мелочь, спрятал непринятые бутылки и зашагал прочь.

— Как же ты — честное пионерское давал? — испугался Пенкин.

— А меня из пионеров… того… тю… поднаддали. Исключили меня из пионеров. Я теперь что угодно давать могу.

— А зачем бутылки разбитые унес?

— Потому что они не разбитые вовсе. Дядя их на свой счет мечтал списать. Каждый мухлюет по-своему. Я эти бутылки в другом месте сдам. Не пропадать тридцати четырем копейкам!

— А куда ты деньги деваешь?

— Кучу́! То кремовых пирожных съем, то сосиски с горошком. И на кино откладываю. Очень кино уважаю. Хочешь, будем вдвоем бутылки собирать. В долю. Доход — пополам.

Пенкин подумал, что смог бы быстро набрать до билета в Сызрань, но все-таки собирать бутылки было как-то нехорошо.

— Ты чего пугаешься? Государству от этого только прибыль, — толковал Мышкан.

В самом деле, государство от этого ничего не теряло. Государству нужны были пустые бутылки…

Пенкин и Мышкан договорились встретиться завтра у кинотеатра «Призыв», где пойдет знаменитый фильм «Верная рука — друг индейцев». На этом они расстались, и Пенкин двинул на Садово-Гончарную. По дороге, то ли ему показалось, то ли на самом деле, увидел Пенкин невдалеке Машу Шамрочку, шедшую по улице и оглядывавшуюся по сторонам. Недолго думая, он шмыгнул в подъезд. Потом, убедившись в безопасности, продолжил свой рейс.

Собрать на бутылках необходимую сумму денег можно было дня за три, за четыре. А за эти дни прибыл бы ключ из Боливии, и все бы прекрасно обошлось.

И Пенкин, довольный, поднимался по лестнице. Все складывалось не так уж и плохо. Единственное, что мучило Пенкина, — Галин дневник, который лежал в его портфеле.

Он вспомнил про Галю, про Корягина, и ему стало немножечко грустно. Тогда он представил себе Ильина и Замошину — грусти как не бывало.

Он даже запел походную туристскую, музыка Дунаевского.

Глава шестая. Нина Григорьевна дома

Когда на следующий день Нина Григорьевна вошла в класс, все сияло как новенькое. Стены, парты, классная доска и даже подоконники были аккуратно выкрашены.

И все второе звено смотрело на Нину Григорьевну и тоже сияло, как новенькое. И весь класс казался веселым и праздничным.

— Кто же это отличился? — спросила растерявшаяся Нина Григорьевна.

— Пенкин, — поднялся со своей парты Корягин. — То есть все мы, конечно, все второе звено, но Пенкин — организовал!

Место рядом с Кудрявцевой пустовало.

— Он тут до ночи оставался, — перехватил взгляд учительницы Корягин. — Я ему разрешил на первый урок опоздать. Очень уж он утомился вчера.

Нина Григорьевна взглянула на Замошину. Та, не поднимая глаз, записывала что-то в дневник.

Утро для Пенкина складывалось на редкость удачно.

Он то появлялся, то исчезал.

Когда выяснилось, что заболела учительница по биологии и урок проведет Антон Семенович из старших классов, Пенкин немедленно появился и получил очередную пятерку. С урока рисования он исчез, но успел оставить рисунки за прошлые две недели. На одном из них было изображено яблоко в разрезе, на другом — срисованный с учебника подъемный кран.

Не только второе звено, но уже весь класс бойко отвечал на вопросы, что Пенкин «только что здесь был», «вот-вот вышел», «сейчас, через минуточку придет».

Весь шестой «В» объяснял, что это Пенкин перекрасил классную комнату, и те, кто читал, и те, кто не читал статью, — разводили руками и восклицали: «Ай да Пенкин!» Только Оля Замошина молчала и исподлобья наблюдала за Кудрявцевой.

— Чего ты злишься? — подошел к ней Корягин после геометрии, которую Пенкин пропустил. — Ну, устал человек, всю ночь красил. Не для себя же он старался, а для всех. Между прочим, и твою парту выкрасил…

— Ты мне хоть не заливай, — оборвала его Оля.

— Вот чудачка! Не веришь, что это — Пенкин?

— Он же из дому ушел!

— Ушел и вернулся.

— И не стыдно?

— Чего стыдного-то. Вот Андрей подтвердит. Миронов! Когда вы вчера с Пенкиным из школы ушли?

— Часа в два, — сообразил Миронов.

— Дай честное пионерское! — предложила Замошина.

— Не давай ей пионерского, — остановил Корягин Миронова, который уже приготовился. Назло не давай. Подумаешь — не верит. Пришла бы вчера сама, если активистка, и парты красила. Что, плохо, скажешь, выкрасили?

— Я этого не говорю.

— А не говоришь, так и помолчи.

И Оля временно замолчала.

И Нина Григорьевна, вопреки ожиданиям, не очень доискивалась — где Пенкин. Услышав пару раз, что он «только что здесь был» и «две минуты как вышел», она сказала громко, так, чтобы все слышали, что собрание откладывается до завтра, так как директора школы Ивана Петровича вызвали куда-то на совещание.