Илья Пешкин - Аносов

• Название: Аносов
• Автор: Илья Пешкин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

Книга И. С. Пешкина, написанная на основе неизвестных материалов, представляет собой обстоятельную биографию Павла Петровича Аносова (1799–1851), выдающегося деятеля русской металлургии.

---

Павел очнулся от шума, поднятого служителем. Возле него стоял вездесущий инспектор классов Остермейер. Поднялся переполох, говорили, что корпус чуть было не сгорел. Утром Аносову пришлось держать ответ перед директором корпуса Дерябиным.

Остермейер неистовствовал:

— Это распущенность, которую нельзя оставить безнаказанной. Мы все могли погибнуть.

Однако Павел отделался лишь строгим внушением.

— Мы не можем, — говорил Дерябин инспектору Горного корпуса, — наказывать юношу. Он увлечен вопросом, разрешение которого сделало бы нашей стране честь.

Дерябин на минуту задумался и продолжал:

— И я бы хотел, чтобы у каждого нашего воспитанника было такое же увлечение, как у Аносова.

— Тогда мы беспременно сгорим живьем, — упорствовал Остермейер.

— А о том, чтобы этого не случилось, позаботьтесь уж вы и подчиненные вам служители…

Отличный педагог и психолог, Дерябин сумел рассмотреть в молодом Аносове будущего выдающегося деятеля горнозаводского дела. В свою очередь, Аносов высоко ценил прекрасный педагогический талант и душевные достоинства Дерябина, был к нему горячо привязан.

Когда Андрей Федорович Дерябин оставил службу в Горном кадетском корпусе и ему на торжественном собрании преподавателей и учащихся преподнесли серебряную, богато вызолоченную вазу, речь от имени воспитанников произносил Павел Аносов.

В полной тишине громким голосом юноша читал:

«Облагодетельствованные преизобильными щедротами вашими, излиянными на нас во все время мудрого над нами начальствования вашего, возведенные на верх желаний наших, к достижению предназначенной нам цели, через неусыпные старания, оказанные вами при воспитании нашем, одушевленные кротким обхождением с нами вашего превосходительства…»

Дерябин улыбнулся, он вспомнил случай с булатом и не без гордости взглянул на открытое серьезное лицо будущего молодого инженера. Да, уходя на покой, он мог смело сказать себе, что его система воспитания, основанная на широком развитии способностей каждого учащегося, себя оправдала…

Учился Павел хорошо, но неровно. Оценка знаний учеников производилась по стобальной системе. Воспитанники делились на «очень хороших» (100—90 баллов), «хороших» (90–70 баллов), «изрядных» (70–40 баллов), «средственных» (40–20 баллов) и «слабых» (ниже 20 баллов).

В классных журналах против фамилии Аносова часто можно было увидеть вместо одной отметки сложную формулу, вроде 78:12 или 98:5. Эти двойные отметки, с одной стороны, свидетельствовали о блестящих способностях Аносова, а с другой — о том, что, увлеченный другими, более интересовавшими его предметами, он не выполнял заданий и получал самые низкие отметки; иногда его даже усаживали за штрафной стол.

Но эти промахи быстро исправлялись, и Павел опять шел в первой пятерке лучших учеников. В нее обычно входили: Петр Дюков, Петр Девио, Илья Чайковский и Алексей Батраков.

Павел учился легко. У него хватало времени на все: и на посещения кабинетов, и на чтение книг, и на игры и шалости.

В часы отдыха Павел часто рисовал. Его способности к рисованию были отмечены преподавателем рисования Редером, и по его представлению Павел был награжден эстампом «за доброе поведение, отличное прилежание и успехи в рисовальном искусстве». Позднее Редер решил отобрать из каждого класса по два лучших ученика, «особенно способных к рисовальному искусству». В этом списке на первом месте — Аносов.

Когда в корпусе стали ставить любительские спектакли, Павел Аносов начал выступать на сиене. Пьесы шли на иностранных языках. «Представление пиес, — говорилось в положении о корпусе, — производится на иностранных языках, имея целью приучить воспитанников к правильному выговору и беглости в изъяснении на сих языках».

Невысокого роста, Павел казался моложе своих лет, и его даже иной раз принимали за воспитанника младших классов. Но он ни в чем не хотел уступать и не уступал своим сверстникам — ни в учебе, ни в физических упражнениях. Ловкий, быстрый, юркий, он был среди своих сверстников почти непревзойденным фехтовальщиком.

В Петербурге у Аносова не было ни родных, ни знакомых, и в первое время он и по воскресеньям и по праздничным дням оставался в корпусе. Позже он сошелся со своим одноклассником Дмитрием Тверским. Оказалось, что отец Тверского знал деда Аносова механика Сабакина и был о нем весьма высокого мнения. Тверские стали приглашать Павла к себе на праздничные дни. С каким удовольствием и гордостью надевал Павел свой праздничный мундир, выходил на набережную, прогуливался по Невскому!

Форма у кадетов была красивая. Они носили синий мундир с черным бархатным воротником и такими же обшлагами, с черными суконными фалдами и красной выпушкой, черные лакированные портупеи через плечо, кивера. Форма придавала кадетам бравый вид. Двенадцати-тринадцатилетние мальчики казались совсем взрослыми.

Но случалось, что Павел и сам, добровольно, отказывался от отпуска, от прогулки по Невскому. Лишение отпуска на воскресные и праздничные дни было одним из серьезных наказании, и бывало Павел, чтобы выручить своих товарищей, принимал на себя их вину, хотя и рисковал попасть за это в карцер. Павел был хорошим товарищем, другом.

Семь лет, которые Павел Аносов провел в стенах Горного кадетского корпуса, были знаменательными годами в русской жизни. В памяти юноши запечатлелись многие волнующие события того времени.

В доме Сабакина на Урале Павел слышал рассказы о поездке деда в Англию. Но в них не было ни малейшего преклонения перед иностранщиной. Наоборот, Павел слыхал много нелестного о саксонце Шемберге, которому отдали почти в полную собственность гору Благодать, хранящую в своих недрах несметные богатства. Но иностранец оказался в горном деле полным невеждой, расстроил работы, награбил сколько мог и удрал к себе в Саксонию. Рассказывая Павлу о своем пребывании в Англии, об английских механиках Уатте и Балтоне, дед вспоминал, как Балтон уговаривал его остаться в Англии. Но дед ему ответил: «Мы отчизны не меняем».

Отчизна! С малых лет Сабакин воспитывал в своих внуках любовь к ней, преданность ей, гордость ею. И Павел искренне огорчался, когда слышал, как иные русские люди пресмыкались перед всем чужеземным, и гордился, когда видел достойные произведения, созданные русским гением.

На всю жизнь запомнился поэтому день, когда в торжественной обстановке открыли построенный по проекту Воронихина Казанский собор. Погода стояла отличная, с залива дул легкий ветерок, и Нева была будто в барашках. Воспитанники Горного кадетского корпуса в парадной форме пришли к величественному новому зданию.

— Вот это талант! — говорили все, кто присутствовал на открытии собора.

А кто-то заметил:

— Андрей Никифорович Воронихин ведь из крепостных.

И эти слова как-то особенно запечатлелись в сознании Павла — немало видел он крепостных на заводах Урала.

…1812 год. Отечественная война.

Сыны Бородина, о Кульмские герои!
Я видел, как на брань летели ваши строи;
Душой восторженной за братьями спешил…

Кто не знает этих пушкинских строк! И воспитанники Горного кадетского корпуса, как и великий поэт, душой были на поле брани.

«Жизнь наша лицейская, — писал И. Пущин, — сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея: мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечной молитвой, обнимались с родными и знакомыми: усатые гренадеры из рядов благословляли нас… Не одна слеза тут пролита!»5

Воспитанники Горного кадетского корпуса были очевидцами многих знаменательных событий тех дней. На сценах столицы шли новые патриотические пьесы: Крюковского «Пожарский», Хераскова «Освобожденная Москва», Висковатого «Всеобщее ополчение». В последней главную роль играл восьмидесятилетний артист Дмитриевский. За пятнадцать лет до этого он оставил сцену и вернулся на нее, чтобы создать образ русского патриота.

С глубоким волнением встретили учащиеся Горного кадетского корпуса известие о московском пожаре. После тяжелых летних и осенних месяцев 1812 года с фронта стали приходить добрые вести. 15 октября пушки Петропавловской крепости оповестили об освобождении от врага первопрестольной Москвы. А в день нового, 1813 года Санкт-Петербург был богато иллюминован по случаю «совершенного избавления от врагов, вторгшихся в пределы любимого отечества нашего и вместо покорения нас своему игу обретших там собственную гибель».

Одиннадцатого июля 1813 года, когда весь Санкт-Петербург встречал гроб с телом М. И. Голенищева-Кутузова, воспитанники Горного кадетского корпуса тоже вышли на границу города. У каменного моста через реку Таракановку встретили они скорбную процессию и сопровождали ее до Казанского собора.