Георгий Егоров - Солона ты, земля!

• Название: Солона ты, земля!
• Автор: Георгий Егоров
• Издательство: Алт кн. изд- во
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7405-0149-0, 5-7405-0150-4

---

— Можете считать, что я ошибаюсь, товарищ Коротилов! Но трудно представить, чтобы ошиблись все семьдесят председателей. Нет, председатели у нас хозяйственные. Ни одного зернышка не упустят… Нет, не распустили мы их, товарищ, Коротилов! А власть председателям дали. И спрашиваем с них только результаты… Нет, пока вражеских действий не усматриваю… Ну, это дело ваше. Можете жаловаться Сергееву и хоть самому Эйхе… Да, да! До свиданья! — Сердито кинул трубку на рычаг аппарата. Сунул недокуренную папиросу в пепельницу, из пачки достал новую. Встал и зашагал по кабинету.

— Удивительно! Неужели там все настолько поглупели сразу, что стали вдруг считать нас совсем уж безмозглыми. Какие-то странные шараханья, какая-то подозрительность во всем; всюду усматривают вражеские действия, своим же работникам не доверяют…

— По-моему, объяснить это можно просто, — подал голос Переверзев. — Враги поднимают голову, Аркадий Николаевич! Кирова Сергея Мироновича убили, вредят. Вот только этим и можно объяснить.

— Объяснить можно. Но зачем надо, сидя в Новосибирске, устанавливать сроки начала уборки, ну, например, для нашего района? Зачем? Кому это надо? Зачем подозревать нас всех во вредительстве, в умышленной отсрочке начала уборки?

Старотиторов поворачивал голову вслед за шагавшим Даниловым.

— Просто Коротилов и еще, есть у него такой заместитель, Дыбчик, — вставил он, — боятся, что вдруг их самих обвинят в притуплении бдительности.

Данилов остановился, задумчиво посмотрел на предрика, почесал лоб.

— Ну, ладно, — произнес он успокоительно. — Что будем сейчас делать?.. Все-таки еще раз давайте сами проедем по полям, посмотрим. Ну, кто куда поедет?

Старотиторов поднялся.

— Все планы — кувырком. — Махнул рукой. — Так и быть, я поеду в колхозы Михайловской зоны. Планировал туда — завтра, придется — сегодня.

— А я — по полям Петуховской эмтээс, — сказал Данилов. — А вы, Павел Тихонович, займитесь — местной. Транспорт у вас не такой подвижный. Давайте прямо сейчас отправляться, откладывать не будем… Сергей, ты куда? — повернулся он к Сергею. — В Петуховку?

— Н-нет, — замялся он. — Мне бы в Николаевку добраться. Там новый секретарь… Посмотреть, как работает… — А втайне подумал: на обратном пути обязательно заверну в Петуховку.

16

Новый райкомовский газик с откидным тентом оставлял длинный хвост пыли. Курносый, веснушчатый шофер в перчатках с черными крагами по самые локти и в фуражке с желтым кожаным козырьком сосредоточенно крутил баранку.

Сергей, облокотясь на спинку переднего сиденья, смотрел через ветровое стекло на серо-рябую ленту дороги, исчезающую под капотом машины. Думал о Переверзеве (в последнее время он все чаще о нем задумывался): что же скрыто в нем такое, из-за чего не любят его и Данилов, и Старотиторов, и другие районные работники? Вот сегодня — разве плохо он сделал, что, пока Данилов разговаривал по телефону, несколько раз подносил ему зажженную спичку? Первый раз Аркадий Николаевич прикурил, а потом делал вид, что спички не замечает. И, видимо, не случайно как-то Старотиторов, кивнув на закрывшуюся за вторым секретарем дверь, сказал Данилову:

— Ты бы, Аркадий, его куда-нибудь в другой район… на руководящую работу… выдвинул, — сделал он ударение на последнем слове.

— Совесть не позволяет, — без улыбки ответил Аркадий Николаевич.

Может, его просто не понимают здесь? Не понимают потому, что он не похож на них — он не «выдвиженец», а образованный и культурный работник, начитанный… А Данилов разве не начитанный, не культурный? Да, но у Данилова совсем другая культура, какая-то такая, которая не бросается в глаза. Данилов умеет разговаривать с каждым. А Переверзев не может. Таков уж, видимо, он есть. Он только с ним, с Сергеем, нашел общий язык, только ему жалуется на то, что Данилов почему-то не любит его…

— Аркадий Николаевич, — заговорил Сергей, — почему: вы так относитесь к Переверзеву?

Как «так»?

— Ну — у, хуже, чем к остальным.

— А ты не понял?

— Нет.

— Ну вот, когда поймешь, спрашивать не будешь.

И опять ехали молча.

Не доезжая до Николаевки, увидели в стороне ходок и рядом верхового.

Не иначе Пестрецов поля объезжает, — заметил шофер. Остановил машину, стал сигналить.

Ветер от них, не услышат, обронил Аркадий Николаевич и вышел из машины, хлопнув дверцей.

Сергей забрался на капот, стал махать фуражкой, засвистел. Наконец, там заметили, повернули к машине. Сергей спрыгнул на землю и направился следом за Даниловым. Тот шагал по полосе, приглядываясь к рослой, в пояс, пшенице. Иногда он останавливался, обрывал колосок, рассматривал его, близко поднося к глазам, вышелушивал на ладонь, пробовал зерно на зуб: Явно любовался, как теплый степной ветерок-шалун пригибал пшеницу, слушал, как шоркаются друг о друга, словно шепчутся, безостые, пожелтевшие колосья.

Плечистый, грузный Пестрецов тяжело выпрыгнул из ходка и не спеша, вразвалку пошел навстречу секретарю райкома.

Сошлись они недалеко от Сергея, молча поздоровались за руку. Оба крепкие, оба по-деловому озабоченные.

Постояли. Данилов спросил:

— Не начинал еще?

— Вчерась за логами, в третьей бригаде попробовал. Рановато еще, Аркадий Николаевич. Чуток повременить надо. — Пестрецов говорил уверенным тоном человека, знающего цену каждому своему слову.

— Как думаешь, по скольку нынче у тебя обойдется?

Пестрецов оборвал колосок, подбросил его на ладони, искоса глянул на секретаря райкома.

— На корню сейчас пудов по сто на круг стоит. Ежели все связать в снопы, все сто и получим. Ну, а ежели комбайном, то, конечно, потеряем. Пудов по десять-пятнадцать не доберем.

У Данилова шевельнулись густые черные брови, по губам скользнула улыбка.

— Ты все-таки комбайны так в пасынках и держишь?

— Да оно, как тебе сказать, Аркадий Николаевич, в пасынках али не в пасынках. Комбайн — штука хорошая, спору нет. Убирает быстро и бесхлопотно. Но с другой стороны — мужик никогда не считается с хлопотами, абы они оправдывались. А что толку — без хлопот да без хлеба? Десять пудов с гектара — это хлебец! Выбрасывать его за одни удобства не резон.

— Людей-то хватит на снопы, Мирон Гаврилович?

— А куда они подевались! Хватит. У меня все уже настрополено. Жатки — в полосу, бабы — следом. Управимся.

— Это поле когда намечаешь косить?

— Денька два-три повременить надо. Я сейчас, Аркадий Николаевич, с зари и до зари в поле пропадаю, как доктор, каждую полосу ощупываю. Ни одного дня прозевать нельзя… Ты уж только не посылай своих уполномоченных, чтобы под ногами не путались. Под горячую руку могут и матюга схватить. Обид потом не оберешься.

— Ладно, ладно. Ты, как Кульгузкин, — больно уж боишься постороннего глаза!

— Да не боюсь я, Аркадий Николаевич! Только проку-то от них никакого нет. Я-то сам все по-хозяйски стараюсь сделать. А ему, этому уполномоченному, что! Ему только бы скорее отрапортовать. А после него хоть трава не расти… Кстати, о траве. Тебе, Аркадий Николаевич, не жаловался этот, как его… заведующий райсобесом?

— Жаловался, — нехотя ответил Данилов и направился к машине.

Пестрецов шел рядом, по-медвежьи тяжело, переваливаясь.

— Я ему говорю: трава не цветет еще — косить рано. А он свое: раз большая — давай коси. Разве такому втолкуешь! У него головушка не болит, что потом будет из этой травы.

Подошли к машине. Данилов достал папиросу, долго, задумчиво мял ее в пальцах, потом бросил, так и не прикурив.

— A-а, Сергей! Здравствуй! — только сейчас заметил Пестрецов комсомольского секретаря. — А я ведь, Серега, книжек-то набрал все-таки. Беда только — читать их некогда. — И, обернувшись к Данилову, засмеялся — Он меня просвещал прошлый раз, об той самой агрономии рассказывал. И, знаешь, так интересно. Решил сам почитать. Вот и набрал книжек-то. Зимой уж займусь. Посвободнее будет.

— Ну как Виктор работает? — спросил Сергей. — Я к нему еду, посмотреть да помочь.

— Что-то такое делают они там. Я толком не знаю. — Он опять засмеялся.

Данилов рассеянно посмотрел на валявшуюся папиросу, на небо.

— Ты вот что скажи, Мирон Гаврилович: что старики толкуют о нынешней осени? Погода позволит убрать хлеба?

— Позволит не позволит, а убирать придется. Я, например, Аркадий Николаевич, сейчас почему так зорко слежу за хлебами? Надо, чтобы за двадцатое августа не перешло ни одно поспевшее поле, потому как после двадцатого у нас ведь каждый год недели полторы-две дожди льют. Это уж как закон.

Данилов, смотревший на безбрежное ровное поле и слушавший, казалось, вполуха, понимал, что Пестрецов хитрит, явно не спешит с началом уборки.