Георгий Егоров - Солона ты, земля!

• Название: Солона ты, земля!
• Автор: Георгий Егоров
• Издательство: Алт кн. изд- во
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7405-0149-0, 5-7405-0150-4

---

Аркадий Николаевич торопился — что же в постановлении? Глаза перепрыгнули через длинный заголовок «Об ошибках парторганизаций…» и заскользили по строчкам текста: «Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым обратить внимание партийных организаций и их руководителей на то, что они, проводя большую работу по очищению своих рядов от троцкистско-правых агентов фашизма, допускают в процессе этой работы серьезные ошибки и извращения, мешающие делу очищения партии от двурушников, шпионов, вредителей. Вопреки неоднократным указаниям и предупреждениям ЦК ВКП(б)…

…Некоторые наши партийные руководители вообще стараются мыслить десятками тысяч, не заботясь об «единицах», об отдельных членах партии, об их судьбе. Исключить из партии тысячи и десятки тысяч людей они считают пустяковым делом, утешая себя тем, что партия у нас большая и десятки тысяч исключенных не могут что-либо изменить в положении партии…

…Известно несколько фактов, когда партийные организации без всякой проверки и, следовательно, необоснованно исключают коммунистов из партии, лишают их работы, нередко даже объявляют, без всяких к тому оснований, врагами народа, чинят беззакония и произвол над членами партии.

Так, например: ЦК КП(б) Азербайджана на одном заседании 5 ноября 1937 года механически подтвердил исключение из партии 279 чел.; Сталинградский обком 26 ноября утвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП(б) об исключении из партии 72 человек; в Орджоникидзевской краевой партийной организации партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) отменила, как неправильные и совершенно необоснованные, решения об исключении из партии 101 коммуниста из 160 человек, подавших апелляции; по Новосибирской партийной организации таким же образом пришлось отменить 51 решение из 80; по Ростовской…»

Аркадий Николаевич облизнул пересохшие губы, протянул руку к графину. Сергей торопливо налил воды, подал. Данилов, не отрывая глаз от газеты, в два глотка опорожнил полстакана. «Пленум ЦК ВКП(б) считает, что все эти и подобные им факты имеют распространение в парторганизациях прежде всего потому, что среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы — коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающиеся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии.

…Такой карьерист-коммунист, желая выслужиться, без всякого разбора разводит панику насчет врагов народа и с легкостью вопит на партсобраниях об исключении членов партии из партии на каком-либо формальном основании или вовсе без основания. Партийные же организации нередко идут на поводу у таких крикунов-карьеристов…»

— Правильно! Очень правильно! — воскликнул Аркадий Николаевич. — Именно крикуны, именно карьеристы!.. А ну, что еще там?.. Так… так… «Бывший секретарь Киевского обкома КП (б) У, враг народа Кудрявцев на партийных собраниях неизменно обращался к выступавшим коммунистам с провокационным вопросом: «А вы написали хоть на кого-нибудь заявление?..» Видали — каков гусь!.. Так… так… дальше… «…Многие наши парторганизации и их руководители до сих пор не сумели разглядеть и разоблачить искусно замаскированного врага, старающегося криками о бдительности замаскировать свою враждебность и сохраниться в рядах партии — это во-первых, — и, во-вторых, стремящегося путем проведения мер репрессий — перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах».

Аркадий Николаевич опустил газету на грудь, допил воду в стакане, посмотрел в посерьезневшие лица Сергея и брата своего.

— Все это должно было произойти, — проговорил он тихо. — Такого постановления не могло не быть.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Бывают девушки — до замужества она, как и все, веселая, общительная, ходит на танцы, поет песни с подругами, но стоит ей выйти замуж, как сразу же меняется.

Она может не причесанная, в платье, в котором стояла у печи, прийти в магазин, может на всю улицу, надрывая глотку, поносить отбившегося от дома теленка, со второго же дня замужества она может и час, и два, и три простоять в проулке с соседками и перемывать косточки своей вчерашней подружке. О таких обычно говорят: «обабилась».

О Ладе этого не скажешь. Замужество на нее почти никак не повлияло. Она осталась прежней быстроглазой модницей и хохотушкой. Всю зиму таскала она Сергея в свой институт на вечера, кружилась там до потемнения в глазах, кокетничала. А по дороге домой щебетала без умолку:

— Медведюшка ты мой михайловский. Когда только я тебя приучу быть веселым и общительным?.. А ты знаешь, — тут же меняла она разговор, — опять та девчонка глаз с тебя не спускала. Интересно мне смотреть на нее. Неужели и я такая глупая была?

— А думаешь, какая…

— Слушай, а хочешь, я ее с тобой познакомлю. Она же не знает, что ты мой муж… муж! Как это звучит солидно. Муж! Тебе это идет. А мне «жена», наверное, не идет, а?

— Тебе все идет.

— Правда? А вообще-то, в следующий раз я все-таки ее с тобой познакомлю. Любопытно!

— А ты не боишься, что после этого останешься брошенкой? — посмеивался Сергей.

Лада задорно встряхивала головой.

— Нет, не боюсь. Лучше меня ты все равно не найдешь.

Не изменилась она и с переездом в деревню. На второй же вечер потащила Сергея в клуб на танцы. Сергей смутился — неудобно заведующему отделом пропаганды райкома партии толкаться на танцульках вместе с зеленой молодежью — но пошел. А там почти не танцевал, больше беседовал с завклубом о художественной самодеятельности, да о кружках и лекциях, да о наглядной агитации… Получилось, что вроде бы приходил по делу, а заодно снисходительно прошелся несколько кругов в танце с женой. А на следующий вечер нашел отговорку:

— Работы много, Лада. Понимаешь, больше года не было заведующего, все запущено. Ты уж сходи одна, если тебе так хочется. А я потом зайду за тобой.

И Лада ходила на танцы одна.

С зимы Лада увлеклась художественной самодеятельностью. Любителей — почти никого. Заведующий клубом сразу же сказал:

— Пробовали мы. Не идет народ, не хочут…

Сергею было приятно, что у него в семье отношения не как у всех, а современные, новые, что его Лада не «обабилась», что она прежняя, какой была в девушках, и что любовь у них после женитьбы не только не затухает, а, наоборот, разгорается все больше и больше.

Иногда он задумывался: способна ли была бы Катя остаться такой же очаровательной ну хотя бы в течение года после замужества? И приходил почему-то к выводу: едва ли. Любить она, может, и любила бы так же сильно, но быть с мужем прежней, по-девичьи обаятельной наверняка не смогла бы. Тем более, что она никогда и раньше не обращала на себя внимания — ведь надо же было тогда прийти в партшколу в такой огромной старушечьей шали, в пимах и с узелком!.. Катя, наверное, больше бы заботилась о нем, чем о себе. Поэтому дома он видел бы ее непричесанной, одетой кое-как. Чего доброго — через год, а то и раньше стала бы ходить с ним вместе в баню, как это делают все в деревне. Конечно, всякие взаимоотношения между ними после этого упростились бы, приземлились. И полетела бы вся возвышенность чувств, вся романтика к едрене-матрене. А Лада — нет. Лада до сих пор — девочка, иногда застенчивая, иногда вертлявая, иногда капризная, иногда безудержно веселая — и всегда разная, всегда новая, всегда чуточку загадочная. Впору влюбляйся снова. Она до сих пор, как ни странно, стесняется его. Перед тем, как ложиться спать, непременно погасит свет, а потом уже раздевается. И утром, прежде чем одеться, просит его отвернуться или закрыть глаза. Все это умиляет Сергея. Умиляет даже легкомыслие Ладино, ее непосредственность, переходящая часто в детскую наивность. А живут они уже полтора года! Казалось бы, пора привыкнуть к этому, ан — нет! Есть что-то неиссякаемо таинственное в этом, привлекательное.

Вначале Сергей боялся, что Ладе, родившейся и выросшей хоть в небольшом, но городе, будет трудно жить в деревне. Но он ошибся. Он все-таки не знал до конца своей Лады.

В те нечастые вечера, когда в клубе у нее был «выходной», то есть когда не было танцев, она не могла сидеть дома. Тогда Сергей брал ее с собой в райком.

— Будешь помогать мне, — говорил он.

— А сумею я?

— Будешь делать то, что сумеешь.

— А мне можно в райкоме? Я же беспартийная.

— Глупости. Конечно, можно.

И Лада приходила к нему в кабинет, стучала кое-как на машинке написанное Сергеем или составляла небольшие — всего в десяток брошюр — библиотечки для сельских пропагандистов и агитаторов. Иногда забывалась, подперев голову руками, подолгу смотрела на мужа. Тот, обложившись красными томиками, что-то писал. Потом рылся в подшивках газет, журналов и снова писал.