Георгий Егоров - Солона ты, земля!

• Название: Солона ты, земля!
• Автор: Георгий Егоров
• Издательство: Алт кн. изд- во
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7405-0149-0, 5-7405-0150-4

---

Ни разу не стриженная борода закрывала грудь до пояса. Федор остановился сзади сидящих и прислушался. Старовер гудел:

— За городом они, паря, присели, — надо договориться, куды подаваться. Коляда и говорит: «Нам, братцы, теперя никак нельзя друг от дружки отбиваться, надо держаться гуртом».

Федор заинтересовался, подошел ближе, прислонился к дереву. По ту сторону костра тоже кто-то стоял.

— Шестеро из них были разных сел, а двое — Егоров и Малогин — тюменцевские. Вот они двое и говорят: «Пойдемте, говорят, в Тюменцево, потрясем Винокурова, добудем у него коней, обмундирование и тогда, паря, можно воевать». На том и сговорились. Мобилизовали в Ключах две подводы. Приехали. Коляда с Егоровым и Мотькой Баевым — это который сейчас в Облакоме — заходят к купцу. А сами, паря, босиком, без ремней и без шапок — как бежали из тюрьмы, так и явились, чистые арестанты. Но! — дед назидательно поднял палец. — С винтовками. Винокуров как увидел их, так и затрясся. Коляда ему и говорит: «Убивать мы тебя, паря, покеда не будем. Но ты должон нас одеть, обуть, дать две пары лошадей и шестьдесят тыщ денег». Винокуров побелел весь, отвечает: «Хорошо, ребята, все будет исполнено. Только денег сэстоль я сейчас не найду. Тыщ этак двадцать пять добуду». — «Ладно, — говорит Коляда, — с паршивой овцы — хоть шерсти клок. Давай двадцать пять». Когда он все это представил, Коляда опять ему и говорит: «Еще тебе приказ: у вас в деревне живут семьи моих товарищей — Егорова и Малогина. Так смотри, паря, ежели только с ними что-либо случится, мы тебя повесим. Понял?» — «Понял», — отвечает Винокуров. И они на винокуровских рысаках покатили на Мысы — это которая теперь Завьялова называется.

Один из парней, слушавший с раскрытым ртом, вдруг заморгал, заморгал, глотнул слюну и несмело спросил:

— А зачем же он деньги взял? Этак ведь только бандиты грабят.

Бородатый кержак презрительно посмотрел на паренька, буркнул:

— Экий ты долдон, паря. — И, тыча ему в лоб своей шапкой, сказал: — Потому и взял, что не хотел мужиков задарма объедать. Без казны — какой отряд! А у буржуя взять двадцать пять тыщ — это все одно, что у заразного болезнь отнять.

Федор улыбнулся такой находчивости старика, хотя а самом деле никогда таких денег не брал, да и самого Винокурова-то впервые увидел лишь недавно, когда его арестовали в Тюменцево.

На парня, перебившегося рассказчика, зашикали. А деда стали подталкивать:

— Ну а дальше что? Как это он с восьми человек до полка дошел?

— А вот так, сумел, — помедлив, сказал дед и продолжал: — Подъехали они на винокуровских рысаках к Мысам. Один из них обрядился нищим и пошел в село. Разведал все, узнал, где милиция, что и как, и. вернулся. Тогда заехали все. Коляда, Егоров и Малогин зашли в милицию, а все остались под окошками — ежели, дескать, будут прыгать оттуда, то прямо на штыки, Коляда скомандовал милиции: «Руки вверх!», обезоружил всех — а было их осьмнадцать человек. Забрали все винтовки и семь наганов. Не было здесь только начальника милиции — дома сидел. Коляда пошел к нему домой. Когда зашел, тот побелел весь, «мама» сказать не может. Коляда ему и говорит: «Пил мужичью кровь, стерво?» — «Пил», — говорит. — «Так вот получай». — И всадил ему пулю прямо в рот.

В Мысах — ну, в этой самой, Завьяловой — Коляда освободил из каталажки пятнадцать человек, — продолжал старик. — Все они пошли с ним. Забрали они там всю обмундировку в милиции, оболоклись в нее. Коляда переоделся в офицера. Взяли у кулаков еще три пары лошадей. Являются к нам в Бутырки под видом колчаковской милиции. А для правдоподобия везут своих шесть товарищей будто арестованных. Являются прямо к земской управе. Староста у нас был такой живодер! Коляде об этом уже доложили жители. Заходит он в управy. Староста видит — офицер, соскочил, вытянулся в струнку. А Коляда ведь всю германскую прошел, много видел всяких офицеров, знает офицерское обхождение. Заорал (а голосина у него!): «Как смотришь, сволочь?!» Да со всего плеча ему в морду. А силища, паря, у него страшенная — железный лом на шее в кольцо сгибал, подкову одной рукой гнул, а двумя — в узел завязывал. Сила! Так вот, паря, как он этому холую заехал в харю, так у него вместо носа и других там бугров на лице ровность осталась — все в лепешку выровнял.

— Да-a, — восхищенно протянул кто-то, — вот это дал так дал…

— С таким бы командиром повоевать!..

Федор слушал этот рассказ незнакомого партизана из чужого полка и думал: наверное, вот так рождаются былины и сказки. Еще в далеком детстве бабка рассказывала ему о героических похождениях Чуркина-атамана, о подвигах Бовы-королевича. Федору всегда очень нравились эти рассказы, и он до сих пор помнит их, помнит и любит этих героев. С детства его воображение рисовало этих людей такими же сильными и ловкими, каким, может быть, кажется сейчас он сам некоторым из сидящих у этого костра партизанам. Особенно Федор любил слушать рассказы о том, как Чуркин-атаман ехал на пароходе и, преследуемый полицией, вынужден был вплавь добираться до берега. Ему нравилась находчивость этого человека. И когда полгода назад Федор сам после побега из лаптевской тюрьмы оказался в подобной же обстановке, проплыл в ледяной воде больше полверсты, то понял, что народу, как и ему в те минуты, очень нужны легендарные герои, они помогают бороться с трудностями, служат примером.

Федор не стал дослушивать рассказ старика. Время приближалось к утру. Надо было возвращаться.

К штабу своего полка он добрался, когда кругом посерело. Он заглянул в пригон, где стоял его любимый боевой конь, посмотрел, хорошо ли следит новый связной за конем. После ранения Василия Егорова в Павловске Федор взял к себе Григория Новокшонова, молчаливого, но добросовестного и храброго парня, с которым еще летом гонялся за отрядом милиционеров Яшки Терехина.

В кормушку, видно, только что был засыпан овес, и конь аппетитно хрумкал. Узнав хозяина, он умным глазом покосился на него, тихо заржал. Этого коня подарил Федору в Мезенцеве крестьянин. Привел под седлом к штабу, протянул повод.

— Бери, командир, в подарок этого дорогого мне коня, больше нечего подарить тебе за наше спасение.

Конь был на редкость неказист — длинноухий и какой-то дикой масти: пегий — белое с красным. Стоявший здесь помощник комиссара Субачев съязвил:

— Ты что, дед, надсмехаться вздумал над нашим командиром? Должно, самого уродливого коня в селе выбрал.

Хозяин обиделся.

— Ты, парень, ежели не разбираешься в конях, то не встревай в разговор.

— Чего уж тут разбираться! Привел какого-то переродка бычиной масти и хочешь всучить за доброго коня.

— Я вам не продаю коня — и ни за какие деньги не продал бы — дарю от души, а ты такое говоришь…

Федор, с любопытством рассматривавший коня, подошел к старику.

— Так, кажешь, добрый конь?

— Всю жизнь помнить будешь. Умный, как человек. Будут рваться снаряды — ухом не поведет. — Передавая повод, дед стряхнул навернувшуюся слезу.

И действительно, добрым словом поминал Коляда того мужика — конь незаменим. В любом бою под пулями и снарядами спокоен. Правда, в освобожденные села Федор предпочитал въезжать на вороном красавце, а в бою бывал только на пеганке, которому с легкой руки Субачева прилипла кличка Конь Бычьей Масти.

И сегодня предстоял самый тяжелый бой, может быть, целый день не придется слезать с седла. Федор огладил своему боевому другу холку, почесал за ухом.

— Ешь. Гарненько ешь. Важный день наступает.

Здесь, в конюшне, и нашли командира полка Тищенко и Иван Буйлов.

— Ты что, Федор Ефимович, как тот князь Олег, который в старину с конем прощался, — улыбнулся Буйлов.

— Я не прощаюсь, а договариваюсь з ним, щоб сегодня у бою не бросать друг дружку, — в ответ улыбнулся Федор. — Полк готов?

Буйлов мгновенно сбросил улыбку.

— Так точно, готов.

— Подавай команду трогать.

Вышли в ограду. Было уже совсем светло. Подошел Данилов.

— Ты зря, Федор, не спал сегодня ночью, — День будет трудным, а ты с такой тяжелой головой.

— Пошто ты решил, Аркадий Николаевич, шо у мэнэ тяжелая голова? Мабудь, вона за эту ночь, наоборот, просветлела…

3

Большаков дрался храбро. Командир полка, раненный вчера шальной пулей в руку, ускакал в ночь с эскадроном охраны на станцию. Полк был полностью оставлен поэтому на него. Полторы тысячи человек, два орудия и около сорока пулеметов! Таким количеством он еще никогда не командовал. Поэтому он, не обращал внимания на опасность, сам ходил по окопам, в трудные минуты ложился за пулемет и косил наступающие партизанские цепи. Вчера ночью в затишье наткнулся на двух солдат, читавших при свете цигарок воззвание командира 7-го партизанского полка. Он тут же собрал роту и на глазах у нее застрелил обоих солдат.