Каманин Георгиевич - Золотой рубин

• Название: Золотой рубин
• Автор: Каманин Георгиевич
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

Повесть рассказывает о крепостном мальчике, сыне мастера на хрустальном заводе, о том, как он помог отцу разгадать секрет изготовления необыкновенного стекла - золотого рубина. Секрет нужно вызнать у приглашенного мастера-немца - таков приказ хозяина, генерала Мальцева, не слишком щепетильного в выборе средств промышленного прогресса. Впрочем, мастер Шульц тоже не образец честности, так что генерал не колеблясь следует принципу "вор у вора дубинку украл". А сам процесс производства стекла описан в книге подробно, в лучших традициях детской познавательной литературы.

---

— Ладно, не ори ты так, я не глухой, — рассердился и смотритель. — Сейчас доложу управляющему, а уж он пусть говорит с его превосходительством, авось как-нибудь уладится это дело.

— Вот дурья голова! — захохотал Мальцев, когда ему доложили, из-за чего бушует Шульц. — Сам опростоволосился, а теперь виноватых ищет. Ну уж ладно, распорядитесь там, пошлите за кладовщиком, пусть выдаст ему кислоты эти его. А за деньгами пришлите человека ко мне: я выдам из домашней кассы. Не срывать же варку рубина.

Слово Мальцева для всех закон. И часу не прошло, как Шульцу все было доставлено в его лабораторию.

Устанавливая в шкафу принесенные из кладовой банки с кислотами, протирая мензурку и стеклянный бочонок для составления смеси, Шульц все ворчал и ворчал:

— Проклятый Русланд! Дурак русский человек! Зачем я поехаль сюда?

Он успокоился и подобрел только тогда, когда из дворца генерала принесли ему двадцать золотых пятерок, новеньких, будто только сейчас отчеканенных. Он пересчитал их раза два, а потом достал свое портмоне, бережно высыпал туда монеты и опустил в глубокий карман своих рабочих брюк.

— Гут! Русский золотой монет гут, — проворчал он уже добродушно.

Шульц снова направился в цех, к горшковой печи номер два, чтобы узнать, пришли его помощники или еще нет.

— Почему твой так долго не шель ко мне? — закричал он на Данилу Петровича, как только углядел его с Сенькою. — Почему твой так долго собирайся на работу, а? Твой спать любит, да?

— Я пришел ко времю, раньше мне тут делать было нечего, — робко отвечает ему Данила Петрович. — Вы бы сказали вчера, чтоб мы раньше пришли на час или на сколько там, мы бы и пришли.

— Так вот я и говорийт вам: приходить раньше на два часа всегда, когда мой будет варийт золотой рубин! — орет Шульц. — Твой понимайт мой слов?

— А чего тут понимать-то? Будем приходить так, как вам нужно, — отвечает ему Данила Петрович.

— Носится он со своим золотым рубином словно дурень с писаной торбой, — проворчал в усы Степан Иванович. — Еще посмотрим, как он у тебя получится, этот рубин твой золотой.

— Надо, чтоб получился, иначе мне плохо будет, — тихо сказал другу Данила Петрович. — Немец нажалуется генералу, скажет, что я подсыпал чего в шихту, ну и не миновать мне опять конюшни.

— Это вполне возможно, — соглашается Степан Иванович и добавляет: — А ты вот что… Попроси ребят, золосеевто, чтоб они шихту для него, черта этого, готовили особенно тщательно, не загрязнили бы ее как-нибудь, не подвели бы тебя.

— Я уж об этом и сам сейчас подумал, придется ребят просить, — вздыхает Данила Петрович.

— Ком! Ком! — орет Шульц на Данилу Петровича и Сеньку. — Всё разговаривайт, всё разговаривайт, а работать нет? Ком!

И Шульц направляется в составную. Данила Петрович и Сенька за ним.

У Сеньки кипело на душе, ему хотелось самому закричать на немца, сказать ему, что он дурак, что он не имеет никакого права кричать так на его тятьку, что тятька его лучший стекловар на фабрике. Но Сенька понимал, что этого ему делать нельзя, надо пока терпеть и молчать. Рабы они с тятькою, немец над ними сейчас господином поставлен.

А в составной их уже ждали. Не Шульца, а Данилу Петровича с Сенькою. Ведь они всегда в это время заглядывают сюда, чтоб осмотреть шихту, узнать, где какая лежит. Составители, или золосеи, как их называют на фабрике — а называют их так, видимо, потому, что они и золу просевают для поташа,

— всегда встречали Данилу Петровича с радостью: они любили и уважали его. Так они встретили его и сейчас.

— Данил Петровичу! Почет и уважение! — говорят они ему. — А это что за чучело с вами?

— Тише, ребята, тише, — предупреждает их Данила Петрович. — Это тот самый немец, которого генерал из-за границы привез. Он будет варить золотой рубин. Вы осторожней в разговоре при нем, он понимает немножко и по-нашему. Как бы он не разобиделся на вас за то, что вы чучелом его называете… Я вот что хочу вас попросить, ребятки: вы уж меня не подведите, готовьте для него шихту хорошую. Ведь я у него в помощниках, если что — я в ответе. Так что я вас оченно прошу.

— Да ведь мы и для вас всегда качественную готовим, Данил Петрович, зачем нас предупреждать, — говорят ему золосеи.

Шихта была приготовлена для варки разных сортов стекла: и для простого бесцветного, и для дорогого свинцового хрусталя, и для синего кобальтового, и для двух рубинов — селенового и медного, и для дымчатого топазного. Была тут шихта и для зеленого стекла, для двух желтых, обычного и канареечного. Даже были наряды на глухое белое и на оранжевое. На горшковых печах всегда так: никогда не бывает, чтобы варился один или два сорта. Каждый раз в каждом горшке особое стекло. Только опытный стекловар да составители могут разобраться, что к чему, только они понимают друг друга с полуслова.

— Какой мой шихта для мой золотой рубин? — снова заорал Шульц, теперь уж и не понять на кого — то ли опять на Данилу Петровича, то ли на ребят-золосеев.

— А тебе какая шихта-то нужна? — кричат ему в ответ золосеи. — Ты очень-то не дери горло, мы и сами кричать умеем. И ты нас не перекричишь, нас тут вон сколько, а ты один.

— Мой требовайт свинцовый шихта для мой рубин, — отвечает им Шульц.

— Ну так бы ты и сказал сразу. Вот в этом грудке как раз и находится шихта с примесью окиси свинца, можешь ее брать, если она тебе нужна.

Но Шульц сам брать шихту не желает, он показывает Даниле Петровичу на стоявшее в углу ведро и приказывает ему и Сеньке насыпать его шихтой доверху и нести за ним в лабораторию.

А когда они пришли в лабораторию с ведром шихты, Шульц отдает им новое приказание: высыпать шихту из ведра в стоявшее на столе фаянсовое корыто, а самим выйти в коридор и быть там до тех пор, пока он снова не позовет их. Данила Петрович и Сенька беспрекословно во всем ему подчиняются. Когда они вышли из лаборатории в коридор, Шульц повернул ключ в двери, заперся от них накрепко.

— Так, значит, — говорит Данила Петрович Сеньке. — Вот тут-то все и начинается, брат Сеня. Сейчас он начнет волшить, добавлять золото в шихту. Интересно, какое золото дали ему? Если песок, то тут проще дело, а вот ежели ему дали монеты, то он должен бы их сейчас рубить на мелкие кусочки, а потом уж засыпать в шихту.

— Тять, а дай я подсмотрю за ним, что он там делает, — говорит Сенька отцу.

— Да как же ты подсмотришь, когда он заперся от нас?

— А в щелочку или в замочную дырочку.

— Попробуй, только вряд ли у тебя с этим что получится. Сенька на цыпочках начал подходить к двери. Но, на его горе, в двери не оказалось ни единой щелки, а замочное отверстие загораживал ключ. Тогда он прильнул ухом к двери и начал прислушиваться. Если нельзя ничего подсмотреть, то можно кое-что подслушать. И Сенька услыхал.

Сначала ему слышно было, как Шульц открыл дверь шкафа, достал оттуда сначала одну бутыль, потом другую.

Потом он услышал, как немец наливает из бутылей в мензурку жидкость из той и другой. А из мензурки переливает в посудину, стоявшую на столе. Потом начал туда опускать монеты одну за другой. Сенька начал было считать, сколько Шульц опустит монет, но вскоре сбился со счету, запутался.

Сенька так увлекся подслушиванием, что и не заметил, как Шульц повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь. Сенька не успел отскочить вовремя, и дверь больно ударила его в лоб и в нос. Конечно, он тут же отпрыгнул от двери к отцу, но Шульц все же догадался, что Сенька подслушивал.

— Ты зачем стояль возле дверь мой лабораторий, маленький русский свинья, а? — грозно заорал он на Сеньку.

А Сенька не знает, что и сказать ему в ответ.

Тут на выручку к Сеньке пришел Данила Петрович.

— Да ведь мальчонок он еще, а дети — они и есть дети. Любопытны они, им дай всюду нос свой сунуть.

— А, он любийт свой нос совать? А мой не любийт, чтоб в мой дела всякий маленький русский свинья свой нос совайт. И если он еще раз будет стояль возле дверь мой лабораторий и слушайт и смотреть, что-мой делайт в лабораторь, то мой требовайт у генераль новый помощник. Ферштейн? Поняль? — кричит Шульц уже на Данилу Петровича.

— Понял, — отвечает Данила Петрович. — Больше он уже не будет стоять возле вашей двери. У него вон какая шишка вскочила на лбу, так вы шарахнули его дверью.

— И очень хорошо, что шишка вскочиль! Он будет знайт, как стоять у мой дверь. Зер гут шишка! — засмеялся Шульц. — А теперь марш в лабораторий мой! Идийт сюда и будете делайт то, что мой скажет вам.

Данила Петрович и Сенька снова вошли в лабораторию.

Шульц дает Сеньке маленькую лопаточку, а Даниле Петровичу приказывает взять стеклянную банку с какой-то жидкостью.

— Ты, — говорит он Сеньке, — мешайт лопатка. А ты, — обращается он к Даниле Петровичу, — поливайт. Мешайт и поливайт, мешайт и поливайт. Хорошо мешайт и тихо поливайт!