Борис Штейн - Контрафакт

• Название: Контрафакт
• Автор: Борис Штейн
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015

Действие романа Бориса Штейна происходит в 90-е годы на знаменитом московском книжном клубе. Это единственная книга, рассказывающая о становлении и нравах российского книжного рынка. Роман написан в стиле лучших книг Артура Хэйли.

Главный герой романа во многом повторяет судьбы автора. Морской офицер. Известный писатель. И вот далеко за 50 резко меняет судьбу и становится книгопродавцем.

Но это фон роман. А сам роман о… любви. Его герои, занесенные в столицу из разных уголков бывшей общей родины, ищут себя и друг друга в жестокой круговерти 90-х. В этой игре без правил они руководствуются собственными понятиями о добре и зле.

Контрафактный быт, контрафактные чувства, контрафактная страна и – контрафактные книги, школьные учебники, вокруг которых строится детективная интрига романа.

---

Однако Лешка в скором времени бросил видеопрокат. Он понял, что его все равно рано или поздно обложат, поймают, все отберут, да еще и подведут под статью. Слишком это дело было денежным, чтобы набирающие силу группировки оставили его в покое – одного без какой бы то ни было «крыши». А под «крышу» Лешка не хотел. Он продал свой видик и потихоньку занялся контрабандой. Благо город Братство был расположен у самой границы с Брянской областью, то есть с Россией.

Вадик тогда очень расстроился и сказал Лешке: «Весь кайф поломал, змей», имея в виду свою собственную красивую жизнь при видеосалоне. Только и осталась в памяти о тех денечках золотая цепь на длинной жилистой Лешкиной шее – одна такая во всем частном секторе. Было бы и Вадику себе приобрести тогда – не на сто, конечно, десять граммов, как у Лешки, а хотя бы дутенькую, граммов на двадцать – все была бы вещественная память, не только словесная.

Вскоре Вадик уволился из клуба и устроился на работу в таможню. Но, как уже было рассказано, ненадолго.

Тем временем автоцистерна миновала межтаможенную зону и пристроилась в очередь к следующему шлагбауму – уже российскому.

– Чего везешь? – строго спросил российский таможенник.

– Пустая, – лаконично ответил Лешка и нахмурился. Беда была в том, что это был не тот таможенник. Совершенно посторонний страж экономической границы вовсе не тот, с которым Лешка договаривался неделю назад.

Страж постучал по цистерне связкой ключей.

– Непохоже, что пустая.

Вадик свято верил в Лешку. Он верил в ум, реакцию, изворотливость и наглость своего старшего брата. Эти полезные качества еще ни разу не подводили его на извилистых дорогах перестроечных махинаций. Но тут Вадик оробел.

Вот она, цистерна, а вот он, таможенник – что тут придумаешь? Ничего. Ровным счетом ничего.

Лешка, конечно, тоже запаниковал. Но не окончательно. И когда таможенник спросил: «Ключи от верхнего люка есть?» – Лешка слегка приободрился. Он моментально уловил нежелание таможенника, чтобы ключи были: новенькая форма, молодые усики, стреляющий в ноздри парфюм, шикарная грива под фуражкой, отмытая и расчесанная, весь облик кричал о каких-то частных планах господина российского таможенника, не связанных непосредственно с немедленным исследованием подозрительной цистерны. И Лешка дерзко заявил:

– Нет у меня никаких ключей. Хочешь – открывай.

– Добро, – сказал таможенник, втискиваясь третьим в кабину. – Трогай!

– Куда? – поинтересовался Лешка.

– Давай потихоньку, покажу. Вот сюда заворачивай, – через некоторое время сказал таможенник, – туточки мы тебя и пристроим… Эй, отворяй! – Он высунулся из кабины перед старыми скрипучими воротами с ржавыми армейскими звездами на створках.

Заспанный сторож, не спеша, раскрыл ворота.

– Вот Александр Кузьмич, – сказал таможенник, выскакивая из кабины и отряхиваясь, – сторож автобазы.

Александр Кузьмич улыбнулся помятым лицом.

– Сейчас мы с тобой, Кузьмич, опломбируем крышку этой цистерны, а завтра комиссия осмотрит и составит акт.

С этими словами таможенник достал из кармана широких брюк тряпочку, в которую были завернуты пломбир, пломбы, проволочки и небольшие плоскогубчики. И не поленился забраться вместе с Кузьмичом на цистерну.

Через двадцать минут все было кончено. Криминальный автомобиль водворен на открытую стоянку. Таможенник удалился, торопливо отряхиваясь, а Александр Кузьмич затянулся подстреленной у Лешки сигаретой. Лешка, впрочем, тоже закурил и с рассеянным видом поглядывал вокруг, будто происходящее его не трогало. Вадик же мысленно готовился к худшему, прикидывая, в какой роли он в ближайшее время окажется: свидетеля или соучастника таможенного преступления. Лешка между тем присел по-южному обычаю на корточки и стал в таком положении смолить и разглядывать окурок. Сторож Александр Кузьмич тоже для компании к нему присоединился. И так они оба сидели под брюхом цистерны и внимательно курили – уже по второй, между прочим, сигарете. Надо заметить, что если внимательно курить, глядя в одну точку, то можно до чего-нибудь интересного доглядеться и до чего-нибудь полезного додуматься. Например, доглядеться до того, что под брюхом цистерны имеется настоящий эллипсообразный сливной лючок на восьми болтах, и додуматься до того, что он-то как раз и не опломбирован и, значит, может быть вскрыт без юридических последствий.

– Лопату, топор, кирку, ломик, что там у тебя еще имеется! – распорядился Лешка.

– Слушаюсь! – словно бравый ефрейтор, рявкнул сторож. Чутье бывалого солдата подсказывало ему, что пахнет серьезной выпивкой. Через минуту он приволок к месту действия весь пожарный инвентарь. Копали и долбили долго. Спрятать в еще не прогретую землю цистерну спирта было делом нешуточным.

Опустим подробности дренажных работ и предъявим утомленному таможенной рутиной читателю уникальную, строго говоря, картину. Крупным планом – недооткрученная до конца крышка сливного люка, а общим планом – неподвижная автоцистерна, которая хлещет в несколько струй спиртом, напоминая гигантскую корову, справляющую малую нужду. Особо выделим давно переполненные невеликие емкости: суповую кастрюлю, солдатский чайник и конусное пожарное ведро, – да фигуру плачущего сторожа Александра Кузьмича, который ни разу не испытывал подобного потрясения в своей некороткой жизни, учитывая даже перестройку и смену государственного флага.

За слитый спирт Лешка расплатился золотой цепью, и Вадику грустно было смотреть на его крепкую шею, не отчеркнутую благородным металлом. Тем более что от цепочки осталась размытая белая полоска.

Весна, однако, разгоралась быстро, солнце все сильнее припекало, легко проходя сквозь негустые облака, и белая полоска заштриховалась легким загаром, и шея, слава Богу, стала плавно соединяться с торсом без наводящей на дурные мысли разделительной линии.

За отсутствием бизнеса братья помогали родителям по хозяйству: вырыть, прибить, починить, провести свет, а то и покормить скотину. Кой-какая худоба водилась в доме Борисенко: жить в частном секторе и не держать хозяйства – такое и в голову не приходило, будь ты хоть почтальон, хоть врач, хоть кто угодно. Зарплаты и пенсии были малы и выдавались нерегулярно, так что именно приусадебное хозяйство являлось смыслом жизни и деятельности населения частного сектора. В особенности – в переходной период перестройки одной жизни в другую. И хоть в углу двора Борисенко стоял крепко сбитый сарай-мастерская со смотровой ямой, что говорило об индустриальном, в сущности, направлении, в другом углу, в прилепленных к дому холодных сенях топтался конь Серко и жевал свою бесконечную жвачку. У Серко были доверительные отношения с отцом семейства. Конь и человек понимали друг друга, как, казалось, могли бы понимать друг друга только два человека или две лошади. Если, например, ночью Серко охватывала жажда, он бил копытом в стенку, и отец вставал безропотно, будь то ночь-заполночь, погода-непогода, и, громыхая ведром, шлепал в сапогах на босу ногу к водонапорной колонке. Серко же в свою очередь покорно выслушивал хозяина, когда тот по пьяному делу жаловался ему на несуразности жизни. Иногда отец, расчувствовавшись, целовал коня в мягкие черные губы, и Серко не отворачивал морды, хоть и не любил запаха перегара. Домой с любого места Серко вез отца всегда самостоятельно – вожжи здесь были не нужны. Причем если отец был весел, Серко тоже шагал весело, иногда переходя на легкий бег и радостно пофыркивая. Если же отец пребывал в печали, конь чувствовал его настроение, тащил телегу бережно, ровным ходом, не шарахаясь от внезапных шумов в виде, например, пролетающего мимо разбитого на сельских ухабах мотоцикла.

По характеру Серко был трудолюбив и весел. Серый, неказистый, с мощно развитой грудью, он веселился от работы и, казалось, не знал усталости. Пахать, правда, ему не приходилось – не та все-таки на дворе стояла эпоха, но возить случалось помногу, и его это ничуть не удручало. На выпасе любил побегать, отвлекаясь от основного занятия, а будучи стреноженным, смешно прыгал, изображая что-то вроде комического галопа. Например, когда приходил за ним хозяин и тихонько подзывал, протягивая щедро посыпанный солью хлеб, Серко приближался к нему именно такими смешными скачками…

Вадик, когда размышлял изредка о себе, всегда удивлялся, до чего же они с Серко похожи: оба оптимисты, подвижные, трудолюбивые, без затей. Вообще-то Вадик давно заметил, что любой человек похож на какое-нибудь животное: он, допустим, – на коня, Лешка – на гуся (гуси тоже были в хозяйстве), Аделаида… Вадику не хотелось обижать в своих мыслях Аделаиду, но перед самим собой лукавить не приходилось. Аделаида была похожа на корову. Произнеся мысленно это сравнение, Вадик мысленно же добавлял: «…на корову в хорошем смысле слова». Нечто теплое, парное, с огромными печальными глазами…