Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

• Название: Слепой. Танковая атака
• Автор: Андрей Воронин
• Жанр: Боевик
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083301-6

В российский районный центр поздней ночью невесть откуда прикатывает T-VI, знаменитый в годы Второй мировой войны немецкий танк «тигр». Снеся двумя меткими выстрелами здание местной мэрии и стоявший рядом памятник – не менее знаменитую советскую «тридцатьчетвертку» на бетонном пьедестале, «тигр» бесследно исчезает – и становится важным элементом в решении проблемы, которой вынужден заниматься секретный агент ФСБ.

---

Сопровождаемые Анатолием Степановичем, который после предложения пострелять так и не проронил ни словечка, они прошагали подземным коридором и вышли во двор. Заместитель областного прокурора уже дожидался их около машин, о чем-то дружески беседуя с хозяином. Одутловатая физиономия раскраснелась и выражала полнейшее благодушие, пиджак был расстегнут, и легкий, напоенный запахами осеннего леса ветерок играл концом полосатого галстука. Подойдя, Самарцев завистливо потянул носом: вблизи от господина советника юстиции отчетливо попахивало дорогим коньяком.

– Убедились? – отрывистым начальственным тоном осведомился он.

– Убедились, – хмуро кивнул Зернов. – «Тигр» с бортовым номером сто семь действительно имеется в наличии, и он действительно не покидал территорию полигона на протяжении многих лет. Правда, о других машинах я этого сказать не могу.

– Вот видите, – с вежливой улыбкой пропустив последнее замечание капитана мимо ушей, сказал прокурору Кулешов. – Сто седьмой – просто куча металлолома, как я вам и говорил.

– Что ж, – развел руками тот, – извините за беспокойство. Сами понимаете – государева служба!

– Об этом можете не рассказывать, – с улыбкой заверил его Кулешов, – что такое служба, я знаю не понаслышке. И извиняться не надо. Поверьте, я искренне рад вашему визиту. Даже самое нелепое обвинение может если не навредить репутации, то, как минимум, изрядно потрепать нервы. Поэтому в подобных делах нужно сразу расставлять все точки над «i» – что, надеюсь, мы с вами только что и проделали.

Зернову захотелось плюнуть с досады, но он сдержался и, развернувшись на каблуках, молча зашагал к своей машине.

Глава 6

Гараж был двухэтажный, с комнатой отдыха наверху, в которой при желании можно было переночевать, а в случае большой нужды и худо-бедно жить. Его когда-то построил отец Белого. Покойный дядя Гриша подолгу пропадал здесь даже после того, как продал свою последнюю машину – рассыпающуюся на ходу жигулевскую «пятерку». Тем, кто имел честь быть знакомым с супругой дяди Гриши Верой Матвеевной, природа его отшельничества была ясна и понятна. Андрей Решетилов такую честь имел, поскольку ходил с Белым в один детский сад, учился в одном классе, шесть лет просидел с ним за одной партой, частенько бывал у него дома и еще чаще в гараже, где дядя Гриша укрывался от своей благоверной, которую за глаза называл не иначе как Коброй.

Здесь, в гараже, они с Белым его однажды и нашли – еще теплого, но уже без пульса. Выпить – или, как он выражался, вмазать – дядя Гриша любил всегда, а после продажи своей «ласточки» почти никогда не бывал трезвым, и смерть в результате отравления техническим спиртом в его случае была всего лишь делом времени. Никто не ожидал, что Вера Матвеевна станет оплакивать безвременно ушедшего из жизни супруга, но всплакнуть, и очень горько, он ее все-таки заставил – правда, не на похоронах, а несколько позже, когда, попытавшись продать гараж, сия почтенная дама обнаружила, что тот ей вовсе не принадлежит. Оказалось, дядя Гриша оставил оформленное по всем правилам, нотариально заверенное завещание, по которому упомянутое строение отходило к его единственному сыну – то бишь, к Белому. Столкнувшись с таким неожиданным коварством, Вера Матвеевна буквально осатанела и во всеуслышание грозилась спалить «чертов гадючник». Никто не удивился бы, если бы она так и сделала, предварительно поместив туда выкопанное из могилы тело супруга, но дело, к счастью, ограничилось одними угрозами.

Позже, уже вернувшись из армии, Андрей Решетилов понял, что иначе, наверное, и не могло быть: тот, кто собирается устроить поджог, не кричит об этом на каждом углу. Крики и угрозы для того и нужны, чтобы сорвать злость, выпустить пар. А если действительно хочешь сделать так, чтобы твоему обидчику небо показалось с овчинку, надо помалкивать, как бы тебя ни распирало, и копить желание поквитаться, как трудовую копейку – авось, со временем накопится достаточно для настоящей, достойной упоминания мести.

Дяди Гришин гараж они с Белым начали называть штабом давно, еще в школе, когда вместе с другими пацанами гоняли по плоским, горячим от солнца и пахнущим битумом крышам, играя в войну. Здесь они резались в карты, здесь впервые попробовали дешевый портвейн и здесь же, каждый в свой черед, лишились девственности на продавленном скрипучем диване. С тех пор утекло уже довольно много воды, но «штаб», как и прежде, оставался местом, где приятели проводили львиную долю свободного времени.

Отперев собственным ключом прорезанную в железных воротах дверь, Андрей вошел в гараж. Люк, ведущий в комнату отдыха, был открыт, и проникающего оттуда дневного света хватало, чтобы разглядеть знакомый интерьер во всей его неприглядной красе. У стены поблескивал хромированными деталями мотоцикл, на осмотровой яме стояла с открытым багажником и поднятым капотом наполовину разобранная «победа» – раритет, который Белый по случаю прикупил за двести долларов и все никак не мог довести до ума. Захламленный инструментами и замасленными железками верстак зарос толстым слоем бурой, липкой даже на вид пыли, и, глядя на эту нетронутую целину, Решетилов привычно подумал, что «победа» поедет еще очень нескоро.

Под верстаком, в непосредственной близости от привинченных к нему тисков, виднелся деревянный ящик, изнутри густо испещренный следами темно-коричневой смазки. Он был простелен промасленной пергаментной бумагой, на дне сиротливо маячили остатки прежней роскоши – десятка полтора или два не пошедших в дело толстых пятнадцатисантиметровых гвоздей. Посмотрев туда, Решетилов почувствовал фантомную боль в суставах пальцев на обеих руках и привычно подумал, что ящик надо бы убрать от греха подальше.

Сверху доносилось шарканье ног, скрип досок и глухие тяжелые шлепки ударяющих по боксерской груше перчаток – Белый тренировался, чтобы, когда настанет время очередной акции, быть на высоте. Потомственный пролетарий и чистокровный русак, Белый твердо стоял на платформе национал-большевизма. В идеологические тонкости данной политической доктрины он не вдавался, поскольку вряд ли был способен в них разобраться, да этого от него никто и не требовал – он был боевиком, и боевиком неплохим, в каковом качестве вполне устраивал своих вождей. Нечего и говорить, что Андрей, друживший с ним с детского сада, не оставил приятеля и здесь, на поле политической борьбы.

За что, собственно, они борются, оба представляли слабо; в то, что борьба в обозримом будущем даст желаемый результат, верилось еще слабее. Но накопившаяся за годы беспросветного полунищенского существования злоба на всех и вся требовала выхода; Белый и Решето, как звали во дворе Андрея, давно стали завсегдатаями и активными участниками устраиваемых «нацболами» акций протеста, а уж против чего протестовать, они знали и без пропагандистских речей. Их обокрали дочиста задолго до рождения, родили и вырастили в скотских условиях, воспитали, как бессловесное быдло, и предоставили блистательный выбор между сумой и тюрьмой; если кому-то кажется, что это недостаточно серьезный повод для протеста, этот кто-то, вероятно, святой.

Белый и Решето святыми не были. Белый, например, буквально сатанел от одного этого слова – «быдло», а человека, рискнувшего употребить данный эпитет в отношении него, запросто мог прикончить голыми руками. Он горячо и искренне ненавидел холеных, упакованных молодчиков с их гарвардами, принстонами, «бентли», «феррари», яхтами и длинноногими продажными телками, увешанными бриллиантами, как новогодняя елка игрушками – всю эту шушеру, жирующую на наворованные папашами народные деньги и свысока взирающую на него, Белого, с опасливым презрением.

Полностью разделяя взгляды приятеля, Андрей Решетилов, помимо абстрактных соображений и хлестких политических лозунгов, имел перед глазами вполне конкретный объект, воплотивший в себе все, что они с Белым ненавидели, против чего бунтовали. И – вот парадокс! – этот самый объект, с которого впору писать портрет эталонного российского буржуя современной формации, с некоторых пор стал причиной возникших между приятелями серьезных разногласий. Фактически, из-за этого козла казавшаяся нерушимой дружба дала трещину; Белый и Решето, каждый со своей стороны, старались, как умели, эту трещину замазать. Но умели они не так, чтобы много, да и уступить в принципиальном споре ни один из них по-настоящему не хотел, и трещина ширилась, грозя окончательно развести их по жизни в разные стороны.

За все свои двадцать пять лет по-настоящему, надолго они расставались всего один раз, когда уходили в армию. Решетилова загнали в Забайкалье, где он весь срок службы крутил баранку приписанного к автомобильной роте стройбата тяжелого самосвала. Белый попал в танковые войска и стал механиком-водителем, каковое обстоятельство, на первый взгляд не имеющее никакого значения, со временем стало одной из причин возникших между закадычными друзьями трений.