Игорь Шабельников - Гоблин

• Название: Гоблин
• Автор: Игорь Шабельников
• Жанр: Ужасы и Мистика

Наконец-то мы перемахнули через железную дорогу. Вечер, полуразрушенный домик путевого обходчика. Прошли опасный участок на редкость удачно, стычка с кабанами не в счет. Правда, нас пару раз обстреляли, я так и не понял откуда, но это мелочи – все живы, никто не ранен. Крюгер выступил в боевое охранение, лег в проеме двери. Я развел небольшой костер в обрезке бочки посереди комнаты, готовлю похлебку из бич-пакетов.

– Падре, старинные гравюры и книги – это я понимаю. А зачем фашистам понадобилось тащить труп старика через всю Европу?

– Потому что он был кобольд. А что, я разве не сказал?

– Простите, кто?

– Кобольд. Ну или гоблин, если называть на английский манер.

Я утопил ложку в котелке, обжег пальцы, пока её поймал. Вынул ложку, посмотрел на падре. Папа Карло меня разводит и даже не улыбается.

– Падре, вы хотите сказать, что Теди и Аурванг были гоблинами?

– Да, но кобольдами или гоблинами называли их мы, люди. Они называли себя Дварфами. Хотя, это самоназвание, я думаю, ими тоже было придумано для людей. Они никогда не называли своих настоящих имен. Я дружил с Теди, но настоящего его имени так и не узнал. Вот, Аурванг, я думаю, это было настоящее имя старика, всё-таки триста лет бок обок с людьми – это что-то значит.

---

Вышел на порог дома и окаменел – около дельтаплана стоял высокий монах в черной рясе, подпоясанный веревкой, и с винторезом. Лица под капюшоном видно не было. «Черный монах» в зоне – это предвестник смерти! Ну да, вот так смерть и приходит, только в зоне она приходит не с косой, а с винторезом, а у тебя ни одного патрона в автомате!

– Юноша, вы как? С вами всё в порядке? – спросил монах с сильным акцентом, наверно, польским. Монах откинул капюшон. Седая голова подстрижена «под горшок», на темени круглая проплешина. Морщинистое смуглое бритое, в общем-то, лицо серебрится трехдневной щетиной. Нет, это не «Черный монах» зоны, а просто монах. Хотя, для Носа и Обреза это уже одно и то же. Надо же, назвал меня «юноша», мне уже за тридцать, а сколько же ему?

– Спасибо отец, всё нормально. Выручили вы меня сегодня. Как вас называть?

– А так и называй, падре, или падре Карло.

– Папа Карло?

– Ну, можно и так, если хотите. Сын мой, что это было, зачем вас хотели убить?

– Бизнес, падре. Я должен был обменять товар на деньги. Но продавец не привез товар, а я не привез деньги. Форс-мажор, а им это не понравилось, – соврал я.

– Людская суета. Ладно, что вы теперь собираетесь делать? Простите, не знаю вашего имени.

– Бирюк, меня кличут Бирюк. Сейчас я собираюсь уносить ноги. Гоблин сбежал, может вернуться с подмогой.

– А почему гоблин? На гоблина он не похож.

– Кличка такая. А почему не похож?

– Я видел гоблинов, они не такие, а этот, скорей, похож на Орка или Тролля.

Старческий маразм, гоблины ему не такие! И где это он видел гоблинов, может на картинках в библии?

– Падре, конечно, спасибо, выручили меня, но как вы, служитель божий, решились убить этих?

– А это не я, это Бог так решил. Раз я оказался в этом месте в это время – значит Всевышнему так было угодно. Решать, когда карать неправедных и помогать страждущим – это прерогатива Бога.

– Слава Богу, слава! А позвольте узнать, падре, к какой конфессии вы относитесь? Я перепишусь в неё из атеистов.

– Иезуит я, сын мой. Только не в конфессии дело. Переписаться можно в любую, а вот душу не перепишешь. Бог либо дал душу, либо нет. Вот этим, бог души, явно, не дал. Ладно, сын мой, прощайте, мне пора уходить, моя долгая дорога домой ещё не закончилась, – монах достал какую-то свистульку и дунул в неё. Звука не последовало. Однако из кустов, вышмыгнул черный краткошерстный такс, неприязненно покосился на меня и подбежал к монаху. Монах развернулся, поправил поудобнее вещмешок и зашагал по дороге, такс засеменил рядом, поминутно подозрительно оглядываясь. Псине, в отличие от попа, я, явно, не понравился. Взаимно, собак я тоже не люблю. Монах скрылся за деревьями, а я ещё стоял столбом. Я потряс головой, иезуит с таксой в зоне – бред, может, привиделось? Нет, вон они – трупы бандитов.

2

Осмотрел дельтаплан – двигатель безнадежно испорчен. Собрав наскоро всё, что было полезного у бандитов, и прихватив винторез Штыря, я двинулся к периметру зоны. Там есть два более-менее надежных прохода. Каким воспользоваться решу потом. Шел и мысленно перебирал всех наших, какая сука меня слила бандитам? Вдруг, мой мозг буквально прострелила мысль, а куда это, собственно, я тороплюсь? Тот, кто меня продал, наверняка уже знает о провале. И про проходы он тоже знает. Мой выход из зоны – ему неминуемая смерть. Значит, он сделает всё, чтобы я не вышел. Что же делать? Надо идти на станцию Янов, а оттуда связаться с руководством. Стоп, а вдруг наши ни при чем, а утечка информации идет со станции Янов? Вот же, блин, ситуёвина. Что делать, и кто виноват? Я же не Герцен, я не знаю! Ага, вот, можно попытаться выскочить из зоны под Чернобылем – там меня никто не ожидает, и там больше военных, значит и бардака больше. Черт, это же почти пятьдесят километров, если по прямой. А по прямой идти нельзя, там Припять, значит, в обход, а это выльется во все сто. Однако Бирюку семь верст не круг, я шесть лет отходил вольным сталкером и еще пять проводником. Вот только карты у меня дрянь – спутниковые снимки, почти никаких сталкерских отметок. Зато вооружением я упакован под завязку. Решено – иду на Чернобыль.

К вечеру я основательно вымотался, ноги гудели гуднем. Потерял я форму в курьерах или, может, это уже старость? Ладно, долой грустные мысли, надо выбирать место для ночлега. Вдруг я услышал выстрелы из пистолета, от неожиданности даже присел. Одиночные выстрелы, как стрельба в тире, причем совсем рядом. Скинул рюкзак и двинулся на звук выстрелов. В одной руке винторез, в другой автомат. Собачий лай, выстрелы. Кто-то отстреливается от слепых псов. Перебегая от дерева к дереву, приблизился к месту стычки. Вот оно что. Падре бьется со слепыми псами. Бросив рюкзак и винторез, он стоит на большом валуне. Подмышкой в левой руке он держит такса и отстреливает из пистолета собак, запрыгивающих на валун. Такс грозно скалит зубы, бьет в воздухе лапами и гавкает, чем ещё больше дразнит собак. Отложив винторез, я дал несколько очередей по собакам из калаша. Собаки, не ожидавшие нападения сзади, вмиг бросились врассыпную.

– Я рад вас видеть, друг мой. Я же говорил – твори добро и господь тебя в своей милости не оставит! – падре прижимает к себе и гладит не в меру разошедшегося такса. Такс пытается вырваться, наверно, хочет догнать и порвать слепых псов на тряпки.

– Я тоже рад вас видеть, падре. Однако, боевой у вас пес.

– Да, Крюгер у меня парень серьезный. Может, и не следовало его брать сюда. Но он со мной уже пять лет, единственная родная мне душа. Я не мог оставить его там. Днем, конечно, с ним хлопотно, зато ночью спокойно – ни один шорох не пропустит.

– А почему Крюгер?

Падре спустился с валуна и опустил такса на землю. Такс осторожно начал подходить ко мне, принюхиваясь к моим ботинкам. Короткая шерсть на его загривке стояла торчком.

– Свои, Крюгер! Свои! Знакомьтесь, Фреди Крюгер, Почему Крюгер? Посмотрите на когти на его лапах.

Да, действительно. Для такой мелкой собаки, такие большие лапы с когтями, как крючья. Я подставил открытую ладонь таксу, тот приблизился, понюхал и даже стал повиливать хвостом.

– Ну, вот и познакомились. Простите, Бирюк, а что это за твари? – падре указал на мертвого пса, которого теперь обнюхивал такс.

– Слепые псы Чернобыля. А разве в ваших краях таких нет?

– Не знаю, я там с войны не был.

– С какой войны? – удивился я.

– С Отечественной, какой же ещё? – в свою очередь удивился падре.

* * *

Для ночлега мы выбрали поляну среди валунов. Во-первых, из-за валунов не будет видно нашего костра, во-вторых, проход через валуны только один. Такс улегся перед проходом – свое дело псина знает.

– Да, сын мой, мне уже восемьдесят четыре года, простите за фамильярность, Бирюк, многолетняя привычка.

– Ничего, ничего, падре, называйте, как вам удобнее, – а про себя отметил, однако папа Карло, в свои восемьдесят четыре, сохранил верный глаз и крепкие руки – выстрелил всего два раза в бандитов и ни разу не промахнулся.

– Мои предки, покинув Альпийские горы, переселились под Чернобыль около трехсот лет назад. На безымянном притоке реки Уж, это в районе Залесья, они основали селение Люсдорф. Так же называлось их родное село в Альпах. Места были безлюдные, речки безымянные. Речушку, на которой они остановились, стали называть Ужица. Население села то разрасталось, то уменьшалось. Часть людей переехало в Чернобыль. Там была большая немецкая община. К 1941 году у нас в селе было около трех десятков только капитальных каменных домов, многие в два этажа. В каждой семье не менее десятка человек. Была своя мельница и лесопилка. Богатое, зажиточное село.

– Формально, на бумаге, наше село числилось сначала коммуной, а потом колхозом имени «Карла Маркса», а мой отец, Карл Ёган был председателем. Несмотря на то, что он был коммунистом, он всё же оставался практичным немцем – старался сохранить сложившийся уклад в селе. Односельчане за это его уважали.

– Когда началась война, отец с группой односельчан уехал в Чернобыль, записываться добровольцами биться с фашистами. Что с ними стало неизвестно. Больше никто и никогда их не видел. А в начале августа сорок первого в село пригнали два десятка полуторок. Всем велели собраться в кирхе. Когда все собрались, нам объявили, что в целях защиты немецкого населения Украины, всех переселяют в Казахстан. Всех, как есть, посадили в грузовики и увезли. Ничего с собой брать было нельзя, вокруг кирхи стояли автоматчики. Я один скрылся – как же так, отец вернется с войны, а меня нет. Я спрятался в нише под органом, я пел в церковном хоре и знал все закоулки кирхи. НКВДешник, командовавший переселением, был суровый дядька – застрелил одного нашего мужика, когда тот заартачился. Но он застрелил и красноармейца, попытавшегося мародерствовать в кирхе, я видел это через щели в досках. Правда, весь скот, который был в селе, угнали в Чернобыль. Тоже и с имуществом – все ценное в домах собрали и вывезли на грузовиках. Вот так я остался один во всём селе. Жить одному страшно и неуютно. Меня приютила семья Тедерика, Теди, моего друга. Теди со своим прадедом жил отдельно в лесу, недалеко от нашего села. А с сорок второго года начались мои мытарства по Европе.