Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти

• Название: Блокада. Запах смерти
• Автор: Алексей Сухаренко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-063306-7, 978-5-271-25919-7

Они бы не познакомились, если бы не… война. Да и как им встретиться – Анастасия, дочь работника НКВД, майора милиции Петракова, и Ванька Зарецкий – фартовый молодой вор по кличке Цыган? Но Ленинград оказался в блокадном кольце, и пути их пересеклись, судьбы тесно переплелись, да так, что не разорвать. Кругом голод, разруха, смерть, и надо выжить, хотя бы просто выжить. И остаться людьми.

И сохранить любовь. А это так трудно…

---

– Понятия не имею. Они все были упакованы в большие коробки, как на почте. Три коробки килограммов по десять весом каждая, – выдал последнюю, исчерпывающую информацию водитель.

Алексею Петракову хотелось еще поговорить со столь важным, в его понимании, свидетелем, но коллеги полностью утратили интерес к водителю после слов о горкоме партии, и Петраков решил пока закончить допрос.

Вечером Солудев и Петраков явились с докладом к Огурцову. Старший майор, говоривший с кем-то по телефону, жестом пригласил их войти.

– Да, товарищ генерал-летенант, слушаюсь! – услышали оперативники ответ своего руководителя в трубку и поняли, что он разговаривает с начальником военного гарнизона города.

– Ну вот, нам дано семь дней на раскрытие данного дела, – передал самый важный момент диалога Огурцов. – Надеюсь, вы меня хоть чем-нибудь обнадежите?

Выслушав малооптимистичный отчет, он посерел лицом, проведя рукой по левой стороне груди, словно проверил, на месте ли орден Красного Знамени. Но оперативников обмануть не удалось – все в управлении знали о его больном сердце.

– Может, воды? – подскочил к Огурцову с графином Солудев.

– Коньяку бы лучше, – попытался пошутить начальник, – да где его взять?

Через минуту он пришел в себя и определил с оперативниками первоочередные следственно-оперативные мероприятия по раскрытию дела.

– Думаю, за основную, рабочую версию следует взять мотив ограбления. Все же знают, какой сейчас дефицит продовольствия, – подытожил Огурцов.

– Да, главное, что не диверсионный акт, – с лету понял его капитан Солудев.

– Для пущей убедительности мотивов ограбления надо составить перечень проднабора, чтобы от чтения у всех слюнки текли, – грустно улыбнулся Огурцов. И кивнул Петракову: – Это за тобой.

– А что начальник гарнизона сказал? – не выдержал любопытный Солудев.

– Сказал, не раскроете дело, пойдете вшей кормить в окопы, – снова грустно улыбнулся Огурцов.

– А что, может, на фронт даже лучше, там намного проще, – выйдя от начальника, продолжал бубнить Солудев. – А то думают, мы за жопу свою трясемся.

– Ты прав, Вить, за свою мы не трясемся, – поддержал его Петраков. – Как, кстати, жена и дети, ты их не эвакуировал?

– Нормально, – удивился такому резкому переходу коллега. – Да нет, не эвакуировал, управление разнарядки так и не дает.

– Да, боюсь, им без нас трудно будет жить, – поделился своими опасениями Алексей. – Чуешь, какое время грядет?

– Голодное, – понял с полуслова Солудев.

– Голодное… – эхом откликнулся Алексей.

Николка проснулся от бабушкиной молитвы и, лежа на каменке, стал вторить ей, словно незлобиво ее передразнивая. Ефросинья Александровна, или просто баба Фрося, услышала внука, но никак не отреагировала, продолжала стоять перед иконой Спаса, пока не закончила свою молитву.

– Ну, ты что, божья букашка, проказничаешь? – произнеся «Аминь», обратилась она к внуку. – Раз проснулся, так встань сначала, а потом и помолись.

– Николашка-таракашка, гордая букашка, – отрывистым гортанным голосом отозвался Николка.

– Утро давно, уже скоро к молитве идти, – привычным голосом оповестила его бабушка, – отец Амвросий не любит, когда опаздывают.

– Он тебе отец, а мне Амвроська, – возразил Николка.

Бабушка не стала спорить с больным внуком, который потерял рассудок после того, как в пятилетнем возрасте стал свидетелем трагической смерти своих родителей.

Его отец был настоятелем церкви Сретения Господня на Выборгской стороне. В 1921 году, когда рабоче-крестьянская власть объявила о конфискации церковных ценностей в целях борьбы с голодом, отец Георгий вначале не стал противиться и снял дорогие оклады с икон храма. Кроме того, прибавив кое-что из церковной утвари, сам добровольно отнес и сдал все в финотдел губчека. Только на трех главных иконах храма оставил оклады: Сретения Господня, Спаса Нерукотворного и Божьей Матери Взыскания Погибших. Кроме того, у него имелись еще предметы золотой церковной утвари, при помощи которой в храме в самые великие православные праздники велась служба. На батюшку донесли. Во время утренней службы в храм ворвались красноармейцы с постановлением губчека об обыске и изъятии всех церковных ценностей. Отец Георгий стал выгонять чекистов. Боясь за мужа, между ним и красноармейцами встала его жена, матушка Пелагея, пытаясь как-то унять конфликт. А маленький Николай вместе с бабушкой стояли невдалеке, метрах в пяти. Тут и случилась трагедия. Один из красноармейцев то ли нечаянно, от толчка в спину, то ли преднамеренно ткнул штыком матушку в грудь. Женщина вскрикнула от боли, показалась кровь. Николка закричал на весь храм, и в тот момент его отец со всего размаха ударил целовальным крестом, который держал в руках, обидчика по голове. Попал прямо в висок. Красноармеец как подкошенный упал без дыхания. Старший группы, уполномоченный губчека, со словами: «Ах вы суки белогвардейские!» – тут же достал револьвер и разрядил весь барабан в священника и его жену. Увидев это, маленький мальчик потерял сознание. В суматохе бабушка с ребенком на руках выбежала из церкви и принесла его домой. Николка сутки находился без сознания, периодически бредя и крича от страха, а когда пришел в себя, сразу стало ясно, что он лишился рассудка. Данное обстоятельство и спасло мальчика от отправки в детский дом, когда на следующий день в дом священника пришли чекисты. Власти оставили старую бабку и полоумного ребенка в покое, понимая, что от них рабоче-крестьянской власти нет никакой опасности.

Старуху с ребенком взяла под опеку церковь, в которой служил отец Николки. Ну а после того как в городе закрыли практически все храмы, старушка с внуком жили исключительно за счет своего огорода да благодаря помощи прихожан православной общины, почитавших Николку за блаженного. Их маленькая изба-сруб, бывшая баня, куда он и баба Фрося переехали сразу после трагедии в церкви, располагалась на окраине Ленинграда, на самом отшибе Волковой деревни. За время многолетних гонений на православную церковь Советская власть к 1941 году оставила в Ленинграде и ближайшем предместье не более семи действующих церквей, поэтому многие верующие объединялись для совместных молитв в православные общины, которые собирались в домах у оставшихся после репрессий священников. Стараниями отца Амвросия (при отце Георгии второго священника церкви Сретения Господня) в трех километрах от Волковой деревни на старом сельском кладбище незадолго до войны на собранные пожертвования была отремонтирована полуразрушенная часовня – по договоренности с сельской администрацией, исключительно для проведения ритуальных обрядов.

После ремонта часовня обратилась маленькой церковью и никогда не пустовала. Поначалу службы были короткими, да и то при отпевании покойников, но с начала войны службы стали проводиться ежедневно по два раза в день. Расположение Волковой деревни, а она начиналась на трамвайном кольце, на конечной маршрута, облегчало дорогу верующим горожанам, и с конца июня 1941 года службы проходили при большом стечении народа.

Покормив Николку постными щами с ржаными сухарями, бабушка, прихватив внука, отправилась на утреннюю службу. Со стороны, не для посвященных, эта пара выглядела немного комично – сгорбленная старушка в черных одеяниях семенила мелкими шажками, одной рукой опираясь на палку, а другой держа под руку высокого двадцатишестилетнего парня в коротких, выше щиколоток, узких брючках и в белой самодельной рубашке, которая смотрелась так, словно ее скроили за пять минут из большой грязной наволочки. Они шли короткой дорогой напрямки через пролесок и колхозное поле. На окраине города чувствовалось приближение военных действий. Навстречу старушке с внуком маршировал строй пехотинцев, двумя колоннами человек по пятьдесят в каждой. Солдаты были в чистой, но сильно застиранной летней форме, без оружия, и только вещмешки да прикрепленные к ним котелки и лопатки, издающие бряцающие звуки, создавали впечатление военного строя. Позади колонны двигался обоз из двух телег. На первой ехала рыжая девушка в такой же, как и солдаты, форме, только при повязке с красным крестом на рукаве, выдававшей в ней военного медработника, и молодой офицер. У него, единственного, виднелась кобура с пистолетом. Вторая упряжка тащила полевую кухню. Старший лейтенант лихо заломил пилотку на затылок, а во рту держал цветочек, явно стараясь произвести впечатление на санитарку подразделения.

Поравнявшись с колонной, бабушка стала крестить солдат, прося у Бога защиты для воинов. Николка, словно ребенок, начал маршировать на месте, приложив руку к голове.

– Пошли с нами, паря, – раздалось из строя, – хорош бабку охранять.

– Отставить разговоры в строю! – отреагировал на реплику и смех пожилой сержант.