Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова

• Название: Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
• Автор: Владимир Хрусталев
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-084808-9

Большая часть материалов, приведенных в этом издании, долгое время находилась в «спецхранах», многие из которых неизвестны не только широкому кругу читателей, но и профессиональным историкам. В.М. Хрусталев – автор ряда книг и сборников документов по истории династии Романовых, вышедших в России, Германии, Польше, США и других странах.

В книге историка-архивиста, кандидата исторических наук В.М. Хрусталева рассказывается о малоизвестных фронтовых эпизодах из жизни младшего брата императора Николая II великого князя Михаила Александровича в годы Первой мировой войны, когда он командовал на Юго-Западном фронте знаменитой «Дикой дивизией» и 2-м кавалерийским корпусом.

---

Именно в этот тревожный период Кавказский театр военных действий посетил император Николай II.

Известно, что императорский поезд во время войны преодолел с Государем Николаем II около ста тысяч верст. Он неожиданно появлялся в самых отдаленных уголках фронта. Так, например, с 20 ноября по 12 декабря 1914 г. состоялась поездка царя по южным губерниям России и Кавказу. Он, в частности, посетил цитадель Карса и район Сарыкамыша, где лично участвовал в награждении боевыми Георгиевскими крестами отличившихся воинов.

Император Николай II не представлял себе жизни без армии. Он любил и часто присутствовал на парадах и военных смотрах, что поднимало боевой дух полков.

«Кончился смотр… Сколько разговоров среди “молодых” солдат про впечатления этого незабываемого для них дня! Сколько писем разносилось по глухим деревушкам – к старикам родителям, к женам с описанием царского смотра; про царя, царицу, наследника-цесаревича и великих княжон, которых удостоился видеть и слышать их сын или супруг…»[192]

Уважение к ратной службе солдата осталось у императора Николая II на всю жизнь. Возможно, этим можно объяснить, что при восшествии на престол он отказался от очередного воинского звания и распорядился снять со своих парадных портретов услужливо и спешно нарисованные художниками генеральские погоны, оставшись в своем прежнем чине полковника. Конечно, это не означало, что Николай II не мечтал о славе. Его поступок был искренним, но оказался опрометчивым. Милое, казалось бы, желание остаться после смерти отца в своем прежнем чине полковника противоречило основному закону Российской империи, называющему царя главой армии, чему соответствовал чин генерала. Курьезность положения все отчетливее проявилась позднее, на высоте положения и бегущих лет, когда полковнику пошел уже пятый десяток, и все товарищи его по службе давно были произведены в генералы. Между прочим, его отец Александр III чин полковника получил в 18 лет, а генерал-майора был удостоен в 20 лет. Император Николай II же по убеждению не мог позволить себе получить генеральский чин русской армии, хотя во время Великой войны в 1915 г. англичане удостоили его фельдмаршальским жезлом своих вооруженных сил.

В эмигрантских воспоминаниях бывшего командира конвоя графа И.И. Воронцова-Дашкова полковника Николая Александровича Бигаева (1865–1951) имеются подробные сведения о посещении императором Николаем II в военное время Кавказа и Закавказья:

«За две недели до Сарыкамышской катастрофы, когда наша армия была окружена, приехал на Кавказский фронт Государь Император. То было в конце ноября 1914 года. Тифлис устроил Его Величеству торжественную встречу и радушный прием. Граф Наместник лежал больной. Государь остановился во дворце, сказав, что он гость дома Воронцовых-Дашковых. На этом основании никаких завтраков и обедов у царя не было, как то по обычаю было принято. Царь хотел этим актом, как мне объяснили, подчеркнуть свое особое уважение и расположение к Воронцову. Хозяин земли русской стал гостем дома своего наместника.

Кавказ всегда умел принять Венценосных гостей. Я не буду описывать подробностей. Отмечу только несколько штрихов. Было устроено два грандиозных банкета в честь Государя. Один грузинским дворянством, а другой городом, короче говоря – армянским обществом.

Грузинский банкет состоялся в доме-особняке Сараджева на Сергиевской улице. Нижний этаж этого дома соединялся с верхним (вторым) в центре дома особой винтовой лестницей. И вот на всех ступенях этой лестницы были расставлены снизу до самого верха “парные часовые” из грузинских красавиц, созванных со всех концов Грузии.

Государя повели наверх по этой лестнице. Я видел, как царь под палящими взорами чернооких грузинских девиц-красавиц конфузился и терялся, не знал куда руки деть, то хватался за ручку огромного и безобразного кинжала в черной оправе, то за усы. Нужно сказать, что Государь был одет в черкеску серую длиной “до пяток”. Вообще кавказский костюм на нем был сшит безобразно. Я был удивлен, что русского Царя не могли шикарно нарядить в черкеску, подпоясанную хорошим кавказским ремнем, при хорошем кавказском оружии!

Банкет и обстановка зала Сараджева, одного из богатейших грузин, была выдержана в стиле строго древнегрузинском. Армяне также подчеркнули свой стиль на своем банкете, состоявшемся в залах Артистического общества на Головинском проспекте. Они козырнули старинной музыкой на старинных восточных национальных инструментах.

Как полагается в таких случаях, во дворце состоялся прием депутаций от основных национальностей Закавказья. Государь вышел к депутатам, заполнившим белый зал дворца, в форме Нижегородского Его имени драгунского полка. Я не могу забыть и не могу без содрогания вспоминать, как одни и те же г.г. народные и классовые “лидеры” говорили и пели соловьем, вознося Государя Николая II до облаков и характеризуя русское владычество спасительным и благотворным для Кавказа и преуспеяния его народов, и как они мешали с грязью имя несчастного царя, когда он отрекся от престола, понося Россию и русский народ, якобы душивший и угнетавший “культурные” народы Кавказа.

Я не могу забыть также блестящую речь представителя русской делегации священника, фамилию которого забыл, который называл царя не только помазанником Божиим, но и самим Богом на земле. В заключение сей поп скрепил свою речь печатью Иуды – поцелуем в одежду Государя. Но тот же служитель церкви в моем же присутствии говорил речь перед принятием присяги Временному правительству кн. Львову в марте 1917 г. в том же зале. И что же? Священник все помои, какие были в распоряжении его души, вылил на царя и его семью!

Казаки-конвойцы, присутствовавшие на приеме русских делегаций в ноябре 1914 г. и на принятии присяги в 1917 г., обратили внимание на поведение духовного отца и не знали, не находили ответа на вопрос: когда же батюшка говорил правду и когда врал?

Что же касается делегаций из народа, то они произвели удивительно хорошее впечатление на всех. Один молоканин сказал такую речь, которая вызвала слезы у присутствующих своею стройностью, простотою, глубиной и правдой. Таким языком говорил “народ”, а интеллигенция говорила фальшь. А ведь никто за язык не тянул интеллигенцию говорить то, что она внутренне не переживала!

Царь в доме Наместника и среди его семьи тоже держал себя очень просто, точно он член этой семьи. В один из вечеров (царь оставался в Тифлисе дня 3–4) Государь пожелал послушать пение знаменитого хора Конвоя. Во время антракта фотограф Козак (так звал себя фотограф) просил меня по известному плану построить казаков с офицерами, чтобы ему удобно было снять группу с Его Величеством, на что он имел разрешение.

Когда все было готово, фотограф навел аппарат, но я заметил, что он от волнения делал не то, что надлежало делать. Я обратил на это внимание царя. Царь добродушно, улыбаясь, заметил, что надо помочь фотографу. Я подошел к нему и посоветовал, чтобы он передал аппарат своему помощнику, тут же стоявшему. Так и было поступлено. Тот, не волнуясь, снял при свете “магния” прекрасную группу.

По окончании операции фотограф Козак стал на оба колена и глубоко поклонился царю. Все снимавшиеся получили от царя по одной группе в переплете из белого бархата.

Впоследствии мне говорили, что сей фотограф сделался ярко-красным.

Государь держал себя на этом “интимном” вечере удивительно просто. Своей именно простотой манер держать себя и чисто человеческим, слишком человеческим, не “помазанническим”, если так можно выразиться, подходом к людям, в царе видевшим и трепетно ощущавшим в нем “земного Бога”, он производил обаятельное впечатление. Мы себя чувствовали при царе проще, чем, например, при той же графине Воронцовой-Дашковой. Царь беседовал с нами, много вопросов задал одному из казаков-кубанцев, который, совершенно не волнуясь, ответил на все вопросы о военном напряжении Кубани, поразив меня познаниями»[193].

Однако обратимся мы и к другому более достоверному историческому источнику, т. е. непосредственно к дневнику императора Николая II, в котором нашли отражение события, связанные с его поездкой в конце 1914 г. на Кавказ:

«25-го ноября. Вторник.

Проснулся чудным светлым утром. Проезжали новыми для меня местами мимо хребта вдали, дивно освещенного теплым солнцем. Выходил на некоторых станциях и гулял. Во время завтрака увидели Каспийское море у Петровска. В Дербенте и Баладжарах были большие встречи и настоящие кавказские лица. На второй ст. было все начальство из Баку и почет[ный] караул от Каспийской флотской роты. …

26-го ноября. Среда.

Встал чудным солнечным утром. Оба хребта гор видны были отчетливо справа и слева. Утром вошел в поезд ген. Мышлаевский, кот. я принял. В 11 час. прибыл в Тифлис. Граф Вор[онцов] был нездоров и потому графиня встретила на станции с придворными дамами. Почетный караул от Тифлисского воен. уч[илища] и начальство. Поехал с Бенкенд[орфом] в моторе; в одной черкеске было тепло. Народа на улицах была масса. Конвой Наместника сопровождал впереди и сзади. Посетил древний Сионский собор, Ванский армянский собор и Суннитскую и Шиитскую мечети. Там пришлось подыматься и спускаться по крутым узким извилистым улицам старого живописного Тифлиса. Порядок большой. Приехал во дворец после часа. Побывал у графа и позавтракал с графиней, Бенкендорфом, Воейковым, Дмитрием и Павлом Шереметевым. Днем посетил три лазарета с ранеными: армянского благотворительного общ., купеческого общ. и судебного ведомства. Вернулся во дворец около 6 час.