Васко Пратолини - Итальянская новелла ХХ века

• Название: Итальянская новелла ХХ века
• Автор: Васко Пратолини
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Рассказы
• Год: 1969

В сборнике представлены новеллы итальянских писателей XX века, известных и не очень: Итало Свево, Марино Моретти, Артуро Тофанелли, Джорджо Бассани, Чезаре Павезе, Васко Пратолини, Карло Монтелла и др.

Сборник «Итальянская новелла XX века» — продолжение вышедшего в 1960 году сборника «Итальянская новелла, 1860–1914».

---

Разговор между мэром и Альдо Пишителло сперва не клеился и шел весьма вяло, но потом оживился; мы хотим сказать, что поначалу Пишителло молчал, а мэр с большими паузами произносил одно-два слова, зато потом Пишителло молчал, а мэр извергал слова целыми потоками:

— Я не мог поступить иначе! Я должен провести, и притом самым строгим образом, чистку аппарата! Я хорошо знаю, каков был ваш образ мыслей. Но ведь нельзя отрицать тот факт, что вы сквадрист! Да, черт возьми, сквадрист!.. Я мог бы простить даже насилие, если потом человек раскаялся… Но ведь насилие порождает насилие. И как убедить других, чтобы они тоже простили?.. Я обязан вас уволить! Я не могу этого не сделать!

Здесь мэр, приостановившись, взглянул на Пишителло, от которого, вероятно, ожидал услышать в ответ какие-нибудь упреки. Но лицо Пишителло было бескровным, безучастным и даже незрячим, — веки его были наполовину опущены, и в оставшейся открытой щелке блестел лишь краешек зрачка, причем он был такой же белый, каким бывает белок глаза; все это вместе, больше чем когда-либо, создавало впечатление, что мраморно-белое неподвижное лицо Пишителло действительно высечено из мрамора. Поселившиеся на нем насекомые, чистившие крылышки или преспокойно справлявшие другие свои дела, усиливали по контрасту это впечатление мраморной белизны, и отбрасываемые ими маленькие тени казались скорее не тенями, а их отражениями в блестящей поверхности, по которой они ползали.

Мэр даже несколько испугался этой скульптурной неподвижности, и когда Пишителло, наконец, произнес:

— Да-да, конечно… Как же иначе? — он испустил вздох облегчения и, более того, счел, что наступил момент откланяться, прежде чем Пишителло вновь уйдет в свое непроницаемое молчание. И он с ним попрощался, ласково похлопав его по плечу, потом обняв и, наконец, даже поцеловав в ледяной лоб.

На обратном пути, в машине, мэр ощущал некоторое смущение и растерянность, но, с другой стороны, и удовлетворение: ведь справедливая, суровая, если хотите, даже жестокая мера, что он сейчас осуществил, слава богу, была направлена не против обычного, живого человека, а против существа, всего лишь чуточку более одушевленного, чем тот стул, который это существо изо дня в день занимало в течение сорока лет службы в муниципалитете. Что же касается его семьи, то, вероятно, надо будет потом изучить возможность оказать какую-то помощь синьоре Розине, — ведь она всегда была доброй женщиной.

Лино Буццати

Солдатская песня

Король, склонившийся над огромным письменным столом из стали и алмазов, поднял голову и прислушался.

— Черт возьми, что такое поют мои солдаты? — спросил он.

В это время мимо дворца, по площади Коронации, в в самом деле шли войска, направляясь к границе, — проходил батальон за батальоном, и, мерно отбивая шаг, солдаты пели. Жизнь у них была легкая, потому что враг уже был обращен в бегство, и там, в далеком краю, им осталось лишь пожать лавры победы и увенчанными славой возвратиться домой. Поэтому и король тоже чувствовал себя великолепно и был преисполнен уверенности в своих силах. Еще совсем немного — и ему покорится весь мир.

— Это их песня, ваше величество, — ответил первый советник, тоже с головы до пят закованный в броню согласно предписаниям военного времени.

А король сказал:

— Но разве у них нет ничего повеселее? Ведь Шредер сочинил для моей армии прекрасные гимны. Я их сам слышал. Вот это настоящие песни для солдат!

— Что вы хотите, ваше величество? — ответил старый советник, еще больше, чем обычно, сутулясь под тяжестью лат и оружия. — У солдат, как у детей, свои странности и капризы. Даже если мы дадим им самые красивые гимны в мире, им все равно будут нравиться их песни.

— Но эта песня звучит вовсе не воинственно, — возразил король, — Можно даже подумать, что, когда они ее поют, им грустно. А для этого, мне кажется, нет никаких причин.

— Ни малейших! — подтвердил советник с подобострастной улыбкой, как бы намекая на то, что дела короля идут как нельзя лучше. — Но, возможно, это всего лишь любовная песенка, — по-видимому, здесь нет ничего другого…

— А каков ее текст? — не отставал король.

— По правде говоря, не знаю, — ответил старый граф Густав, — Я распоряжусь, чтобы мне доложили.

Батальоны прибыли на границу и нанесли противнику сокрушительное поражение, значительно округлив территорию королевства; гром побед разносился по всему миру; топот королевской конницы долетал с бескрайних равнин все тише и тише, с каждым днем отдаляясь от серебряных куполов дворца. А над солдатскими биваками, раскинутыми под чужими, незнакомыми звездами, по-прежнему плыла все та же песня — не веселая, а грустная, не победная и боевая, а полная горечи. Солдаты ели до отвала, носили мундиры тонкого сукна, мягкие сафьяновые сапожки, теплые шубы, и сытые кони легко несли их из одной битвы в другую, все дальше и дальше от дома, уставая лишь под тяжестью одного груза — захваченных вражеских знамен. Но генералы спрашивали:

— Черт возьми, что это поют солдаты? Неужели они не могут петь что-нибудь повеселее?

— Такие уж они от природы, ваше превосходительство, — отвечали, вытянувшись в струнку, офицеры генерального штаба. — Ребята хоть куда, но у них есть свои странности.

— Эта странность не из веселых, — нахмурившись, говорили генералы. — Боже мой, кажется, что они сейчас заплачут. А чего им еще не хватает? Можно подумать, они недовольны.

Но солдаты победоносных полков, каждый в отдельности, наоборот, были всем довольны. В самом деле, чего еще они могли желать? Одна победа за другой, богатые трофеи, всегда в их распоряжении все новые и новые женщины, уже не за горами триумфальное возвращение. На юных физиономиях солдат, пышущих силой и здоровьем, было написано, что враг скоро будет окончательно стерт с лица земли.

— А какие слова этой песни? — любопытствуя, спрашивал генерал.

— Ах, слова?! Слова совершенно дурацкие, — отвечали офицеры генерального штаба, неизменно осторожные и немногословные, как у них заведено исстари.

— Дурацкие они или нет, о чем в них говорится?

— Точно не могу сказать, ваше превосходительство, — отвечал один из офицеров. — А ты, Дилем, знаешь?

— Слова этой песни? Сказать по правде, нет. Но здесь капитан Маррен, наверно, он…

— Я, право, затрудняюсь, господин полковник, — отвечал Маррен, — Однако мы можем, если позволите, спросить сержанта Петерса…

— Ну, давайте же, хватит вам торговаться… Бьюсь об заклад… — но генерал предпочел не договорить.

Прямой как палка сержант Петерс, вытянувшись перед генералом, стал ему немного смущенно докладывать;

— В первой строфе, ваше превосходительство, говорится вот что:

Через поля и села
Под барабан веселый
Приказ вперед идти…
Но не найти назад пути,
Но не найти назад пути,
Любимая, навек прости!

А потом идет вторая строфа, которая начинается так: «Туда-сюда, сюда-туда…»

— Что, что? — переспросил генерал.

— «Туда-сюда, сюда-туда», именно так, ваше превосходительство.

— Что это значит «туда-сюда, сюда-туда»?

— Не могу знать, ваше превосходительство, но в песне поется именно так.

— Ну, ладно… А дальше какие слова?

Туда-сюда, сюда-туда,
Вперед, вперед мы шли всегда,
И вместе с нами шли года…
Там, где со мной прощалась ты,
Там, где со мной прощалась ты,
Торчат могильные кресты.

А потом есть еще третья строфа, но ее почти никогда не поют. В ней говорится…

— Нет-нет, хватит, с меня довольно и этого, — проговорил генерал, и сержант замолчал, по-военному стукнув каблуками.

— По-моему, она не слишком веселая, — выразил свое мнение генерал, когда унтер-офицер вышел из комнаты. — Во всяком, случае, не очень-то подходит для войны.

— Действительно, не очень подходящая, — подтвердили с должным почтением полковники генерального штаба.

Каждый вечер, по окончании битвы, когда еще дымилось, не успев остыть, после боя, к королю слали гонцов, и они стремглав неслись сообщить добрые вести. Города были украшены флагами, незнакомые люди обнимались на улицах, звонили колокола церквей, и все же тот, кому приходилось проходить ночью по окраинным кварталам столицы, слышал, как кто-нибудь — мужчина, девушка или женщина — пел все ту же неведомо когда родившуюся песню. Она, действительно, была довольно грустная, в ней таилась какая-то глубокая покорность судьбе. Юные белокурые девушки, облокотившись на подоконники, самозабвенно пели ее, словно позабыв обо всем на свете.

Никогда еще в мировой истории, начиная с самых древних времен, не было столь блистательных побед, столь удачливых армий, столь способных генералов, никто не помнил таких стремительных продвижений, такого обилия завоеванных земель. Даже самый захудалый солдат-пехотинец к концу войны мог стать богатым барином, так много добычи приходилось на его долю. Сбывались самые смелые надежды. В городах по вечерам не смолкало ликованье, вино лилось рекой, нищие плясали. А между двумя стаканами вина всегда хочется спеть, затянуть хором какую-нибудь простенькую песенку в тесном кругу друзей. «Через поля и села…» — пели люди, пели эту песню вместе с ее третьей строфой.