Васко Пратолини - Итальянская новелла ХХ века

• Название: Итальянская новелла ХХ века
• Автор: Васко Пратолини
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Рассказы
• Год: 1969

В сборнике представлены новеллы итальянских писателей XX века, известных и не очень: Итало Свево, Марино Моретти, Артуро Тофанелли, Джорджо Бассани, Чезаре Павезе, Васко Пратолини, Карло Монтелла и др.

Сборник «Итальянская новелла XX века» — продолжение вышедшего в 1960 году сборника «Итальянская новелла, 1860–1914».

---

— Это просто позор!

Потом он ушел, с трудом ковыляя по оледенелой мостовой, — наверное, его старые ноги под вытертыми до блеска брюками еще дрожали от пережитого волнения. Поравнявшись с полицейским, который тем временем сделал несколько шагов по направлению к группе, господин остановился и, указывая тростью на расходящихся прохожих, принялся ему рассказывать невесть какие вздорные выдумки.

Вор, оказавшись, словно по мановению волшебного жезла, на свободе, начал осторожно пятиться, стараясь незаметно увеличить расстояние между собой и всеми остальными. Некоторые прохожие уже поднимали с мостовой свои велосипеды и садились на них, чтобы уехать. Также и молодой парень, подняв свой, погладил его, покрутил в воздухе переднее колесо и, не обращаясь ни к кому в отдельности, помахал рукой, потом, лихо вскочив в седло, нажал на педали и скрылся из виду.

Вор, теперь, когда его не держали, перешел от отступления к бегству, но никто этого и не заметил. Один я сверху видел, как он наконец остановился в глубине улицы у засыпанной снегом клумбы. Набрав полные пригоршни снега, он оттер залитое кровью лицо и долго прикладывал снег к голове, напоминая издали в эти минуты снежную бабу, какие лепят зимою в садах дети.

Первый день войны

Без десяти восемь, минута в минуту, как каждое утро, Джузеппино вышел из дому, отправляясь на работу на велосипедный завод.

— Предвидится внеочередной отпуск, — весело сказал он, прощаясь с родителями.

Сразу же после его ухода из угла комнаты раздался жалобный стон. Только тогда привратник и его жена вспомнили о событии, которого ожидал весь дом. Они немного отставили диван и увидели Матильду, лежавшую на матрасике, сделанном для нее одинокой синьорой с третьего этажа. У Матильды начались родовые схватки. Она слабо стонала, ее зеленые глаза молили о помощи. Зрелище было трогательное, но произошло это не вовремя. Привратник, не трогаясь с места, растерянно смотрел на нее; жена наклонилась над Матильдой, но сразу же раздраженно отошла и вновь принялась причитать еще тоскливее, чем раньше. Она то и дело поглядывала в окно, со страхом ожидая прихода почтальона.

Денек мог бы быть хорошим, одним из тех, что с утра вселяют в людей бодрое настроение. Но известие о войне, принесенное радио рано утром, уже кружило внутри большого дома. Сквозь стеклянную дверь швейцарской было видно, что лица у людей встревоженные и печальные. Если бы не это известие, привратник вышел бы и всем объявил, что Матильда вот-вот разродится.

Уже несколько дней, как весь дом беспокоился за Матильду. Женщины и дети заходили в швейцарскую и, если не видели ее, спрашивали, где она, все ли идет хорошо и не угрожает ли ей, не дай бог, какая-нибудь опасность. Матильда была красивой, умной, казалось, что она тоже знает в лицо всех жильцов. Это была чудесная кошка, и притом всегда чистая; единственная чистая вещь в швейцарской, как говорили некоторые. Горе жены не только нагоняло на привратника тоску, но и отнимало всякое желание работать; он двигался без цели, в голове у него было пусто, он не знал, за что взяться, что говорить. Почтальон пришел около половины девятого. Жена увидела его в окно и пошла ему навстречу.

— У меня полная сумка повесток о мобилизации.

Она растерянно смотрела на него, не решаясь спросить. Но почтальон, словно невзначай, сам сказал ей, передавая пачку газет и писем:

— Там, кажется, повестка и вашему сыну.

Когда она возвратилась в комнату, муж стоял возле Матильды, которая принялась мяукать более громко.

— Надо как-то помочь Матильде. Она мучается, как человек.

— Да, да, я ей сейчас помогу: вышвырну ее на улицу.

И она разбросала почту по столу. Среди писем и газет ярко выделялись десятки голубых повесток.

— Джузеппино тоже прислали повестку, — сказала она. — Я это предчувствовала, я была уверена, что не ошибусь. — Она начала шарить в груде писем.

Джузеппино должен был уехать завтра.

Это была усталая, бедная женщина, неприятности у нее сразу же вызывали жестокую головную боль. Она заперлась в комнате, но вскоре опять вышла, чтобы приготовить кофе. Голова у нее была обвязана платком, она тихо стонала, но ни минуты не стояла на месте.

Около семи часов вечера Матильда разрешилась. Начало смеркаться, и задолго до того принесли приказ о затемнении. Привратник целый день противился требованиям жены выбросить на улицу Матильду.

Жена из комнаты, лежа на постели, умоляла его сделать это: она не могла больше слышать ее мяуканья.

— Выкинь ее вон, говорю я тебе, или я что-нибудь разобью о твою голову.

Но у нее не было сил, и ее вялые угрозы не производили действия на мужа. Наконец радостное событие свершилось, и привратник увидел у своих ног пять задиристых, мяучащих, дрожащих крошечных чудовищ. Матильда дотащилась до двери, вышла во двор и в тот день больше не возвращалась. Оставалось немного молока, и привратник дал его голодным малышам. Потом он подумал, что надо было бы сказать жильцам. Жена уже давно составила список; он начал звонить к Массаретти — они первыми изъявили желание взять одного котенка.

— Кошку? Теперь? Да что я буду с ней делать? Где я ее буду держать? Мы уезжаем в деревню. А потом, как я ее повезу…

Это был голос синьоры, против обыкновения раздраженной и нелюбезной. У Бартоли с ним говорили еще более сухо. К телефону подошел муж — бухгалтер. У него тоже призвали сына, который должен был уехать той же ночью.

— Нашли время говорить о кошках, — сказал он.

Его младшему сыну хотелось котенка; привратник слышал, как он кричал и плакал, но отец, судя по звуку, дал ему затрещину и повесил трубку.

Все ответы походили один на другой: отъезд, затемнение, продовольственные карточки, всевозможные неожиданно обрушившиеся неприятности — одним словом, война. Некоторые решили, что он над ними смеется, и рассердились, угрожая спуститься и как следует проучить его. Добрая одинокая синьора с третьего этажа, которая приготовила для Матильды матрасик, была очень взволнована.

— Может быть, я не смогу прокормить его, а кроме того, ведь теперь мне не придется больше страдать от одиночества. Разве сейчас кто-нибудь может чувствовать себя одиноким и несчастным?

Он убедился, что ему не удастся пристроить ни одного котенка.

Он открыл дверь в комнату, чтобы посоветоваться с женой. Двое или трое котят побежали за ним, и вскоре один из них вскарабкался к ней на постель. Жену еще мучила дикая головная боль, с самого утра она ничего не ела, и ей не было никакого дела до котят и Матильды. Выходя из комнаты и стараясь вытолкнуть ногами котят, привратник услышал, как жена ему вслед сказала:

— Лучше, если ты сразу их убьешь, сейчас это ничего не стоит сделать.

Здесь он подумал, что убивать только что родившихся котят — обычное дело: также и его отец не раз топил потомство их кошки. Он принялся приготавливать что-нибудь поесть и, думая об этом, все больше приходил к мысли, что утопить котят — единственный выход.

Незадолго до часа, когда пора было уже запирать парадное, он вспомнил, что надо выполнить это последнее, оставшееся неисполненным в этот день дело; взял котят, завернул их в фартук и вышел на улицу, к канализационному люку. Проволочным крючком он открыл его и услышал внизу плеск воды. Дело было минутное, но у него дрожали руки. Он выпустил край фартука, и котята вывалились на землю и разбежались во все стороны. Но потом сами вернулись обратно и принялись играть у него под ногами; некоторые боязливо обнюхивали край зияющего люка.

— Как в вас много жизни, — сказал он, улыбнувшись, — а ведь вы успели выпить всего лишь несколько капель молока.

Потом он решился и по два зараз сбросил их в люк. Вернувшись, он с шумом захлопнул за собой дверь парадного. С зажженной свечой в руке он вошел в комнату и улегся в постель рядом с женой.

Тесные ботинки

Хоронить булочника Эджисто, по прозвищу Тесные ботинки, пришли все. Просто не верилось, что этот гигант, в полном расцвете сил, да еще в селении, славящемся долголетием жителей, где смерть раньше восьмидесяти лет считается преждевременной, чуть ли не предательством, ушел от нас так неожиданно.

Возвращаясь с кладбища, вес вспоминали, какой это был честный человек, неизменно веселый, неустанный труженик, безупречный отец семейства. Стоило закрыть глаза, каждый видел его в тесной пекарне, обнаженным по пояс, в одних лишь брюках и башмаках на деревянной подошве, с могучими бицепсами, на которых играл отблеск пылающего в печи огня. Чуть свет он был уже за работой и со всяким, кто проходил мимо, обменивался самым сердечным приветствием. Эджисто делал все сам: сам ставил опару, сам замешивал тесто, сам пек хлеб и сам его продавал. Только около десяти в пекарню спускалась помочь ему жена. Тогда Эджисто ненадолго отходил от стола и шел на кухню съесть лепешку, сдобренную каперсами и кильками, и выпить литр вина с собственного виноградника.