Владимир Напольских - Введение в историческую уралистику

• Название: Введение в историческую уралистику
• Автор: Владимир Напольских
• Издательство: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-7691-0671-9

В книге даются основные сведения о составе, численности, территориальном расселении, этнической истории народов уральской языковой семьи, а также, с широким привлечением материалов археологии, лингвистики, этнографии и других дисциплин, рассматриваются проблемы уральской прародины и предыстории. Книга представляет интерес для специалистов в области уральского языкознания, истории, археологии, физической антропологии, этнографии народов уральской языковой семьи и может быть рекомендована в качестве справочного и учебного пособия для студентов исторических и филологических факультетов вузов, а также для всех, интересующихся этнической историей.

---

Таким образом, древнейшие этапы угорской этнической истории связаны, видимо, с археологическими культурами неолита лесного Зауралья. Опять-таки не следует, очевидно, рассматривать наличие гребенчатой орнаментации на посуде той или иной культуры бронзового века Западной Сибири и Зауралья как свидетельство угорской этноязыковой принадлежности её носителей. Гораздо важнее создание системы пространственно-временных координат экологической, экономической и социальной истории Западной Сибири в бронзовом веке, к которому, кажется, сегодняшняя западносибирская археология уже весьма близка. Принципиальное значение, однако, имеет вывод, который можно сделать уже сейчас: археологические данные не дают оснований для предположений о массовой смене населения или языка в Западной Сибири на протяжении неолита, бронзового и железного веков вплоть до средневековых предков исторических угров и самодийцев, реальные этногенетические процессы в этом регионе были в данный период определялись взаимодействиями между местными аборигенными группами лесной полосы, происходящими от по крайней мере ранненеолитического населения данного региона, и южным степным населением индоевропейской (индоиранской, возможно, также прототохарской — см. раздел V) языковой принадлежности.

Формирование пермских народов — коми и удмуртов на основе населения, оставившего культуры раннего средневековья и раннего железного века Камско-Вычегодского региона (гляденовская, пьяноборская культурно-исторические общности и др.), вырастающие из ананьинской культурно-исторической общности раннего железного века (VIII—III вв. до н. э.), практически не вызывает сомнения (см. первую часть книги, раздел о пермских народах, обзор см. в [Голдина 1987]). Естественно, многие вопросы относительно судеб отдельных культур, разрешения конкретных этногенетических ситуаций, роли тех или иных древних группировок в генезисе тех или иных исторических групп пермских народов и т. д. остаются дискуссионными, но вывод о происхождении пермян от прикамско-приуральского ананьинского населения и, следовательно, о соотнесении пермского праязыка с языками этого населения (хотя бы какой-то его части), едва ли может быть поколеблен.

Вопрос о сложении «ядра» ананьинской культуры в Прикамье весьма сложен. Бесспорно участие в её генезисе населения, оставившего памятники приказанской культуры: помимо безусловной культурной близости к ананьинским памятников её позднего этапа (маклашеевского, X—IX вв. до н. э.), показательно, что ранние ананьинские памятники расположены в Нижнем Прикамье практически на той же самой территории [Халиков 1967b: 1969]. С другой стороны, нельзя не учитывать, что возникновение собственно ананьинских памятников связано с заметным влиянием с востока, из лесного Зауралья и Западной Сибири, связанного, видимо, и с притоком сибирского населения, для которого характерен специфический низколицый монголоидный антропологический тип, характерный для черепов из ранних ананьинских могильников [Генинг, Совцова 1967; Шилов 1961; Третьяков П. Н. 1966:141—145; Трофимова 1968] (см. также выше). По-видимому, в генезисе ананьинской культуры приняло участие и постгаринское население со Средней Камы (ерзовская культура) [Бадер 1953:58—64; Бадер, Соколова 1953:280; Денисов 1967], тем более велика была роль постгаринской лебяжской культуры в формировании круга ананьинских памятников северо-востока Восточной Европы и в целом Русского Севера [Канивец 1974:123—138]. Естественно, бросается в глаза и мощное влияние степных культур — прежде всего в «ананьинском зверином стиле» мелкой пластики, но для нашей темы это обстоятельство может играть лишь дополнительное значение, так как арийская (точнее, скорее всего — иранская) языковая принадлежность степных племён срубной и наследующих ей культур не подлежит сомнению. Очевидно, именно с ананьинским временем связаны наиболее тесные прапермско-иранские контакты, которым пермские языки обязаны массивом иранских лексических заимствований (см. раздел V).

Чтобы ответить на вопрос, какая из этих групп могла стать ведущей в формировании языка населения «ядра» ананьинской общности и — что отнюдь не обязательно то же самое — в формировании языка предковых для носителей собственно прапермских постананьинских культур групп, необходимо, вероятно, написать специальную работу. Более того, прежде необходимо установить, с какими именно ананьинскими группами могут быть связаны ранние этапы пермской языковой предыстории: предположение о языковом единстве (условном, естественно) всех ананьинцев хотя и заманчиво, но маловероятно[34]. Принципиальное значение имеет, однако, то обстоятельство, что отслеживание генезиса приказанской, ерзовской, лебяжской культур приводит нас к энеолитическим (конец III — первая половина II тыс. до н. э.) памятникам гаринской (гаринско-борской, в более старых работах — гаринско-турбинской) общности, распространённым в бассейнах Камы, Вятки, Вычегды и верхней Печоры (новоильинская, гаринская, юртиковская культуры, памятники Красномостовского типа, типа Конецбор на севере и др.). Таким образом, древнейшие истоки пермских языков могут восходить к языкам энеолитического населения Приуралья (гаринская общность), либо — эта возможность выглядит сегодня не слишком перспективной, но её, тем не менее, следует иметь в виду, — надо предполагать, что ранний пермский праязык был принесён в Прикамье из Зауралья низколицыми монголоидными группами в первой половине I тыс. до н. э. в эпоху сложения ананьинской культуры. Tertium non datum.

Сложение энеолитических культур гаринского типа происходило на базе камско-приуральского неолита с гребенчатой керамикой (волго-камская или хуторская неолитическая культура) [Оборин 1968:19—21; Бадер 1973:103; Наговицын 1987:31; 1993:74—75; Никитин В. В. 1993:81]. Это же культура, в свою очередь, объединяется с культурами лесного Зауралья IV — начала III тыс. до н. э. в ранненеолитическую урало-западносибирскую общность [Халиков 1967a:24—25; 1973:116; Бадер 1970b: 157—163; Косарев 1987e:314—315]. Таким образом, мы приходим к единому истоку пермских, угорских и (?) самодийских народов — ранненеолитической урало-западносибирской культурной общности, на базе которой без каких-либо решающих вливаний извне развились в конечном счёте предковые культуры всех этих народов.

Сложение этнического ядра марийского и мордовского народов (а также, видимо, и летописной мери) связано (помимо участия в сложении марийцев ананьинских и постананьинских — азелинская культура — групп) с культурами дьяковско-городецкой общности, вырастающими на базе верхневолжской культуры ложнотекстильной керамики [Третьяков П. Н. 1966:145—156, 288—293; Горюнова 1961; Седов 1987] (подробнее см. в первой части книги в разделе о волжских финно-уграх; обзор см., например, в [Архипов 1995]). Таким образом, более глубокие истоки их этнической истории тесно связаны с истоками прибалтийских финнов и саамов (см. ниже).

Установление этнической границы между германцами (скандинавами) и саамами в северной Швеции археологически прослеживается в IX—VIII веках до н. э. в связи с распространением в Скандинавии двух господствующих культурных традиций в металлургии: южноскандинавской и восточноевропейской, для которой характерны изделия ананьинского облика (прежде всего — ананьинские кельты) и формы для их отливки; истоки восточноевропейской традиции находятся, в конечном счёте, в ареале «классического» ананьина в Прикамье, о теснейших связях свидетельствует появление в Нурланде не только изделий ананьинских, но и степных, «скифских» форм, проникавших по тому же пути. Знаменательно при этом, что нет оснований предполагать переселение саамского населения с востока: по-видимому, генетически саамы севера Скандинавии представляют собой потомков по крайней мере неолитического населения [Baudou 1990:28—33].

Господство восточноевропейских традиций в культуре населения севера Фенноскандии началось, впрочем, не в ананьинское время, а примерно со второй половины II тыс. до н. э. Изменения эти были настолько значимы, что у Э. Боду есть основания говорить о «совершенно новом мире форм и символов», возникшем под восточным влиянием [Baudou 1990:27]. Процесс этот охватил также и внутренние (помимо Балтийского побережья) районы Финляндии и Карелию и был связан не только с более поздним ананьинским влиянием (оно ощущалось с VII в. до н. э., в основном в более северных областях), но и с распространением на эти территории с юго-востока, с Верхнего Поволжья культурного комплекса ложнотекстильной керамики, который был хотя бы в некоторой степени связан с притоком нового населения. Для Финляндии и Карелии следует говорить о культуре типа Сарса — Томица, представлявшей собой крайний северо-западный вариант общности культур с ложнотекстильной керамикой и существовавшей в XIII в. до н. э. — III в. н. э. [Huurre 1986:52—56]. Для культур ложнотекстильной керамики также были характерны специфические бронзовые изделия, прежде всего — кельты меларского типа (названы так по названию оз. Меларен в Швеции, откуда, как принято было считать в начале XX века, они будто бы происходят — см. обзор и анализ проблемы, обоснование генезиса этого типа изделий в Поволжье в [Кузьминых 1993]), в конце II — в I тыс. до н. э. широко распространившиеся от Среднего Поволжья до Швеции.