Виллем Элсхот - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Виллем Элсхот
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1972

Книга бельгийского писателя Виллема Элсхота включает в себя: роман «Вилла роз», «Силки» и повести «Сыр», «Танкер», «Блуждающий огонек».

Книги Элсхота, отмечают критики, — это «автобиографии чувства», это ищущая себе возможные «алиби» тайная исповедь автора.

---

Завтра я поеду в Брюссель и скажу этим господам, что не могу занять предлагаемый мне пост по состоянию здоровья. Не согласятся — выйду из объединения, и пусть оно пропадет пропадом. Жаль Ван Схоонбеке, но другого выхода нет.

В «Палас-отеле» я встретился с четырьмя сырными деятелями, которые назвались Хеллемансом из Брюсселя, Дюпьерро из Льежа и Брюэном из Брюгге — фамилию четвертого, представителя Гента, я не разобрал. Скоро надо было идти…

— Господа, — умолял я. — Не сердитесь на меня, но я не могу принять этот пост. Выберите кого-нибудь другого, я вас очень прошу!

Однако они не сдались на мои уговоры. Отказаться от визита было нельзя, так как в десять часов нас ждал директор департамента, а возможно, и сам министр. Наши пять фамилий были уже названы ему. Моего отказа не ожидали, напротив, ибо адвокат из Антверпена утверждал, что я только об этом и мечтаю. Вот оно что! Опять работа моего опасного друга, который так жаждет моего возвышения.

— Послушайте, — сказал Дюпьерро, который начал нервничать. — Если вы не хотите быть председателем, предпримите хоть вместе с нами этот единственный шаг. Через час вы станете экс-председателем.

На этих условиях я в конце концов согласился пойти.

Мы долго ждали в приемной вместе с делегацией пивоваров. Наконец появился курьер, который громко провозгласил: «Объединение сыроторговцев» — и проводил нас в кабинет господина де Ловендегема де Поттелсберга, директора департамента в министерстве. Он вежливо поздоровался с нами и предложил занять пять стульев перед его столом.

— Президент, прошу вас, — обратился ко мне Хеллеманс.

Когда я сел, они тоже сели.

Директор департамента водрузил очки на нос и выбрал из стопки дел нужное досье. Он бегло взглянул в него. По-видимому, суть дела была ему уже известна. Он покачивал головой и пожимал плечами, словно столкнулся с неразрешимой задачей. Наконец он откинулся в кресле и посмотрел на нас, и прежде всего на меня.

— Господа, — произнес он. — Очень сожалею, но в этом году нельзя! Сейчас неподходящий момент. В бюджете образуется брешь, к тому же это вызовет бурную реакцию среди наших фабрикантов с неизбежной кампанией в печати и традиционной интерпелляцией в парламенте. Посмотрим в следующем году.

В это время зазвонил телефон.

— Голубятники пусть подождут, пока я закончу с сыроторговцами, — резко сказал он и повесил трубку.

— Но я обещаю вам не уступать, когда наши собственные фабриканты через пару недель начнут настаивать на новом десятипроцентном повышении, — утешил он и взглянул на часы.

Четверо моих сподвижников взглянули на меня, но я ничего не сказал. Тогда Дюпьерро заявил, что все это им давно известно, так как на каждом приеме им говорится одно и то же. И тут началась сложная дискуссия об отечественных и иностранных марках сыра со статистическими данными, в которых я ничего не понимал. Их четыре голоса слились в жужжанье, которое постепенно как бы удалялось от меня. Казалось, что я со стороны смотрю на эту отстаивавшую свои права четверку. Вот Хеллеманс, пожилой господин, сырный ветеран; вот Брюэн, грузный мужчина, пышущий здоровьем, с толстой золотой цепочкой на животе; рядом Дюпьерро, маленький нервный человек, с трудом державший себя в руках, и, наконец, господин из Гента, который, поставив локти на колени, вытянул вперед руки словно для того, чтобы ловить каждое слово. Все четверо — авторитеты в сырном деле, люди с сырным прошлым, с традициями, с властью и деньгами. И среди них какой-то приблудный Франс Лаарманс, который разбирается в сыре не больше, чем в химических удобрениях. Зачем эти проклятые сырные рожи издеваются над беднягой? Мой стул вдруг непроизвольно отодвинулся назад. Я встал, с яростью посмотрел на четырех сыролюбивых олухов и громко заявил, что с меня хватит.

Они растерянно уставились на меня, как на человека, который сходит с ума.

Я увидел, что де Ловендегем де Поттелсберг побледнел. Он встал, обошел вокруг стола, быстро приблизился ко мне и доверительно положил свою руку на мою.

— Успокойтесь, господин Лаарманс, — сказал он. — Вы меня не так поняли. Я имел в виду снижение пошлины на пять процентов в этом году, а на остальные пять процентов — в следующем. Как вы смотрите на такое решение? Будьте же немного посговорчивее, всего сразу я просто не смогу пробить.

— Мы согласны, — сказал господин из Гента.

Спустя некоторое время я стоял на тротуаре в окружении моих сияющих сырных коллег, которые все одновременно жали мне руки.

— Господин Лаарманс, — бормотал растроганно Дюпьерро, — благодарим вас. На такое мы даже не смели надеяться. Грандиозно.

— И теперь я освобожден от поста председателя, не так ли, господа?

— Разумеется, — успокоил меня Брюэн. — Вы нам больше не нужны.

XVI

Из Амстердама пришло письмо, в котором Хорнстра сообщает, что во вторник он едет в Париж через Бельгию и хочет воспользоваться случаем, чтобы рассчитаться со мной за первые двадцать тонн. В одиннадцать часов он будет здесь.

Не знаю, от стыда или от злости краска залила мне лицо, когда я читал это письмо, сидя один у себя в конторе, которая теперь полностью оборудована.

Я спрятал письмо в карман, так как не хотел, чтобы жена узнала о нем и рассказала брату. Ясно одно: если сыр не будет продан через пять дней, ГАФПА взлетит на воздух. У меня осталось всего четыре дня, так как воскресенье для делового человека не в счет.

С тяжелым сердцем я снова достал свой саквояж-корзину с чердака и набил его сырами. Жена подумает, что я получил новый заказ от моих друзей.

Вперед, Франс! Хватит прохлаждаться в своей конторе. Ты должен отделаться от них сам, не надеясь ни на чью помощь, кроме собственного языка и высокого качества жирных эдамских.

Я прекрасно знаю, куда мне надо идти. Если где-нибудь и можно сбыть сыр, то только там.

Но что сказать? Спросить, не хотят ли они купить немного сыра?

Теперь я понимаю, что мне не хватает опыта, так как я еще никогда ничего не продавал. И вот сразу сыр. Если бы хоть это была мимоза. И все же не надо преувеличивать стоящую передо мной проблему, ибо решают же ее как-то миллионы деловых людей! Как поступают они?

На моем письменном столе все еще лежит тот номер «Ле Суар», в котором напечатано мое объявление. Я раскрываю газету, чтобы посмотреть на него еще раз. Оно выглядит так заманчиво, что у меня самого возникает желание написать письмо с предложением своих услуг.

Мой взгляд случайно падает на маленькое объявленьице прямо под моим: «Письменные и устные советы торговцам и агентам, испытывающим трудности при сбыте. Многолетний опыт. Боорман. „Вилла роз“, Брассхат».

Это совсем рядом. Почему бы мне не посоветоваться, прежде чем отважиться на решительный шаг?

И я пошел, как больной, который, скрывая это от своего врача, обращается к знахарю.

В приемной была очередь.

Боорман — крепкий старикан с большой головой и пристальным взглядом — сидел спиной к окну, а яркий дневной свет падал на посетителей.

Он внимательно выслушал историю моей ГАФПА и сказал, что для меня определяющее значение имеют два момента: как войти и что сказать. Прежде всего как войти. Можно войти с видом благодетеля или просителя, с видом дельца или с видом нищего. По мнению Боормана, вид нищего придает не столько одежда, сколько манера держаться и тон.

Итак, входить надо непринужденно, можно с сигарой в зубах, поставить свой саквояж так, словно в нем что-то очень стоящее, а уж отнюдь не сыр, а затем спросить, не имеете ли вы честь…

В ответ вы, разумеется, услышите «да». Если вы и не имеете чести, то уж он-то наверняка ее имеет.

Вы садитесь, в случае необходимости — без приглашения.

«Сударь, мы специально прибыли из Амстердама, чтобы предложить вам монополию в Антверпене на наш жирный сыр ГАФПА, собрав предварительно информацию о вашей фирме».

«Мы» означает, что, собственно, прибыла целая официальная делегация, остальные члены которой пока еще отдыхают в отеле. Вчера вечером по прибытии немного кутнули.

«Специально прибыли из Амстердама» — это обращение к его доброму сердцу. Ведь если он не купит, то комиссия ни с чем вернется в свой родной город и вся поездка окажется впустую. Кроме того, тогда будет поколеблено доверие к его фирме. А это не может быть ему безразлично, ибо под словами «собрав информацию» подразумевается, что вы прочесали весь Антверпен и остановились на его фирме. А «наш жирный сыр» подчеркивает, что за вами прочно стоит вся нидерландская сыроваренная промышленность. Боорман выражал готовность дать мне и практические уроки, но у меня уже не было времени: Хорнстра вот-вот будет здесь.

Визит к Боорману был моей последней отсрочкой. Покинутый всеми, я должен был сразиться с сырным драконом один на один. Я незаметно пробрался со своим саквояжем мимо госпожи Пеетерс и доехал на трамвае до того сырного магазина со сверкающей витриной, где так ужасно воняет. Я немного постоял перед витриной, разыскивая среди многочисленных сыров эдамские. Да, лежал один, разрезанный пополам. Ему, конечно, не сравниться с моим жирным. Это я увидел сразу.