Ёжи Журек - Казанова

• Название: Казанова
• Автор: Ёжи Журек
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0353-4

Новую серию издательства «Великие авантюристы» открывает роман современного польского писателя Ежи Журека о знаменитом авантюристе XVIII века — Казанове.

---

И внезапно с треском захлопнул ящик. Казанова согнулся в три погибели, словно его скрутила настоящая боль. Господи, что они хотят с ним сделать?

— Теперь понимаешь? Хорошо бы, понял.

«Я его убью, — подумал Казанова, — пусть только освободят руки. Задушу мерзавца, проломлю башку стулом. Мерин, болван щербатый, червяк, которого и раздавить противно. А потом… потом будь что будет».

— Что от меня требуется? — негромко вырвалось у него вместо вертевшихся на языке заряженных ненавистью слов.

Куц удовлетворенно откинулся на спинку стула: теперь он знал, с кем имеет дело.

— Так уже лучше. А вопросы здесь задаем мы.

Насладившись унижением Казановы, он вдруг рявкнул на солдат:

— Приведите его в порядок! Быстро! Вы что, в борделе служите, вашу мать…

Лапа — грязная, провонявшая махоркой и ружейной смазкой — схватила его дружка, которого ласкали самые нежные уста и руки Европы, и запихнула внутрь некогда элегантных панталон.

Куц не стал дожидаться, пока они закончат:

— Фамилия?

Знакомая игра; это даже неплохо: по крайней мере, можно говорить правду.

— Джакомо Казанова.

— Дальше!

— Родился в Венеции, второго апреля тысяча семьсот двадцать пятого года, отец — Гаэтано Джузеппе Джакомо, мать — Джанетта Фаруси.

— Дальше!

— Я — поэт и философ.

— Да? Что-то не верится; у поэта и философа не должно быть столько грехов на совести. Если у него вообще есть совесть.

«У тебя уж точно нету», — безо всякого удовлетворения подумал Казанова.

— Эта женщина заманила меня в ловушку. Не понимаю только зачем.

— Какая женщина?

— Та, в чьем доме меня схватили.

— Фамилия?

— Не знаю, это скорее у вас нужно спросить.

Куц грохнул кулаком по столу:

— Твоя, болван.

— Казанова. Джованни Джакомо.

Одно дело — знать игру, а другое — играть по принуждению. Жгучий стыд волной подкатил к горлу.

— Кто тебя сюда прислал?

— Никто. Я путешествую ради удовольствия. И ради науки.

— Врешь. Ты прусский и французский, шпион.

«А ты — черномазый китаец». Но вслух ничего не сказал, нарушил правила этой игры с неравными силами. Куц, побагровев от бешенства, вылупил свои коровьи, не подходящие к угрюмой физиономии глаза.

— Отвечать!

— Ничей я не шпион. Я — поэт и философ. Кроме того, занимаюсь математикой и астрономией, а также практическими проблемами прикладного характера.

— Да? Но в первый раз тебя задержали в дворцовом парке. И какие же практические проблемы ты там решал?

Минуту назад оледеневший от страха, Джакомо мгновенно оттаял. Вот оно что, вот чем он навлек на себя подозрения! Теперь понятно, откуда взялось неприятное ощущение, будто он уже где-то встречал своего мучителя. Солнечное морозное утро. С манускриптом — единственным достойным внимания плодом пустых петербургских недель, — с манускриптом, полным собственных и чужих идей по оздоровлению мира, он нервно кружил по аллеям парка. И дождался: узнал в женщине, окруженной свитой офицеров в парадных мундирах — хороводом разряженных золотом и серебром петухов, — царицу Екатерину. Она была ниже ростом и полнее, чем он себе представлял. Но ведь особа, занимающаяся преобразованием мира, и не должна походить на ангела. Достаточно им быть.

Когда он, набравшись решимости, быстро направился в их сторону, от свиты царицы отделились двое рослых мужчин. Они спокойно шагали ему навстречу, казалось нисколько им не интересуясь. И лишь когда с ним поравнялись, выяснилось, что это не так. Сильные руки схватили его под мышки, приподняли, повернули и, то подталкивая, то волоча, затащили в густой кустарник. Тогда он и увидел человека со злым лицом и коровьими глазами. И теперь знает, с кем его уже однажды свела судьба.

Да, это капитан Куц в темном гражданском платье стоял в кустах, слегка покачиваясь и ковыряя спичкой в зубах. С привычной скукой выслушал доклад тех двоих, приказал его обыскать и пренебрежительно махнул рукой. Пусть убирается, да поскорее. Манускрипт разорвал на четыре части. «Чтобы я тебя здесь больше не видел». Все.

— Могло быть хуже, — буркнул Куц, видимо недовольный своей ролью в той истории: возможно, неправильно себя повел, не проявил достаточной бдительности; лучше к этому не возвращаться. И поспешил переменить тему. — Что тут у нас еще? — притворился, будто изучает документы. — Ах да: планирование побега из тюрьмы и попытка бегства.

— Не понимаю, о чем вы.

— Ты что, об этом не думал? Такой тертый калач… никогда не поверю.

— А вы бы не думали?

Ошибка. Джакомо осознал свой промах, едва открыл рот, но тщеславное желание показать, что его голыми руками не возьмешь, заставило забыть об осмотрительности.

— Я? Упаси Бог! — Куц громко расхохотался, но тут же посерьезнел. На лице у него появилось какое-то новое, хитрое выражение. Похоже, приготовился к очередной атаке. — Видите ли, господин Казанова или как вас там на самом деле зовут, мы рассматриваем человека целиком, не отделяя мыслей от поступков. Согласитесь: преступному действию всегда предшествует преступное намерение, то есть мысль. Логично, правда? Почему же надо карать только за результаты, а не искоренять причины? Преступные мысли — прошу обратить внимание на эти мудрые слова, — преступные мысли заслуживают наказания в не меньшей степени, чем их противозаконные последствия. Мы поняли друг друга?

— Нет.

— Нет? Жаль, Придется повторить. Мысль о побеге, в чем вы фактически признались…

— Я ни в чем не признаюсь.

Кипя от возмущения, Джакомо подался вперед, бдительные солдаты кинулись к нему, но Куц остановил их движением руки.

— Нет уж, давай придерживаться фактов. Мысль о побеге de facto — не что иное, как попытка убежать. А это уже серьезно. Серьезно и небезопасно. Взять хотя бы твоего слугу.

— Я ни в чем не признаюсь и требую свидания с консулом моей страны.

Куц старался скрыть разочарование, однако ярость прорывалась сквозь каждое его слово.

— Вздор. Заладил одно и то же. Консула ему подавай! Хочешь, чтобы он тебе припомнил, как несколько лет назад ты, точно крыса, удирал из венецианской тюрьмы и до сих пор находишься в розыске?

— Я хочу увидеться с консулом, — отчеканил Джакомо. Необходимо твердо держаться одной линии, иначе они задурят ему голову недомолвками и своей дьявольской казуистикой.

Куц уже овладел собой.

— А впрочем, почему бы и нет, — сказал он с усмешкой, заранее уверенный в ошеломительном впечатлении, которое произведут его слова. — Предположим, он перед тобой.

Джакомо отвел глаза. Паяц. Не заслуживает, чтоб на него смотрели.

— Что, думаешь, невозможно? Очень даже возможно. Мир не стоит на месте. Представь на минутку: в один прекрасный день ваша гордая, но, увы, довольно маленькая страна с Божьей и людской помощью становится нашей. Ведь и не такое можно вообразить, верно? И тогда… кто знает? Может, я заслужу звание консула. Твоего консула. А если это уже произошло? Много ли мы, запертые в четырех стенах, знаем о том, что творится на свете? Надеюсь, ты понимаешь, что тогда я буду вынужден относиться к тебе менее снисходительно? Побег из нашей тюрьмы…

— Попрошу так не шутить.

— Коли страна наша, то и ты наш, и тюрьмы, и даже преступления. То есть преступления, конечно, ваши. Но суды наши. Логично, а?

Молчать, не отвечать, не давать повода для торжества. Но именно это оказалось Казанове не под силу. Хватило нескольких недель вынужденного уединения, чтобы он превратился в болтуна.

— В цивилизованном мире ни один закон не имеет обратной силы.

Куцу только это и нужно было. Встав, он прошелся взад-вперед, еще раз оценивающе оглядел Казанову.

— Вот, вот — ваш цивилизованный мир. Римские прописные истины, высокие понятия о чести, о моральных ценностях, вся эта трепотня о правах человека. Чешете без умолку языком — да у вас яйца от этого отвалились. Ну, может, про тебя такого не скажешь. Человек, отдельно взятый человек, — ничто, нуль, мусор. Палец, которым в лучшем случае можно поковырять в носу. А если правильно сложить пять пальцев… видишь, что получается?

Он сунул, под нос Казанове кулак.

— Кулак, вот что! В кулак надо людишек! Всех до единого! Тогда можно говорить о настоящей цивилизации. Тут только сила нужна, а не римские истины. А как ты, собственно, убежал?

Казанова вздрогнул, сам не зная от чего — то ли от холода, то ли от страха. В вопросе таилась какая-то подковырка — что им до событий десятилетней давности? Ни молчать, ни говорить не хотелось, и он, кашлянув, пробормотал:

— Из Дворца дожей? По крыше.

Куц еще сильнее сжал пальцы. Кулак налился кровью, но капитан его не убирал.

— Громче. Здесь не исповедальня, а я не поп.

Сил держать фасон уже не осталось. Джакомо чувствовал, что вот-вот сломается. Как десять лет назад в Венеции, когда едва не обезумел от одиночества. Но тогда он убежал, а сейчас?