Яна Розова - Скелет в шкафу художника

• Название: Скелет в шкафу художника
• Автор: Яна Розова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014

У Вари чудесная жизнь: она богата, молода, имеет море поклонников, а ее муж Тимур Багров постепенно становится модным художником. Но, странное дело, внезапно с Варей начинают происходить страшные вещи: четыре раза на нее совершаются покушения, и чудом ей удается избежать смерти. Все вокруг считают, что это попытки самоубийства, и находят для этого различные причины, но сама Варя твердо знает: умирать ей рановато! Жена художника пытается разобраться, кому не дает покоя само ее существование на этом свете, и обнаруживает в своем семейном шкафу несколько замшелых скелетов. Варе кажется, что она вот-вот выйдет на злоумышленника, но каждая новая версия приводит в тупик. И когда наконец выход из лабиринта начинает виднеться, вокруг Вари и Тимура затягивается смертельная петля…

---

— Тут все как-то запутано. Что-то другое в голове у моего убийцы! Если бы я узнала о твоих шашнях с другой бабой, я бы, пожалуй, убила тебя, а не ее.

Тимур захихикал: мол, кто бы говорил!

— Нет, послушай, я сама только что дошла до этого! Мне и следователь говорил о женах моих… партнеров. Ревнивые бабы импульсивны, они устраивают скандалы, делают гадости, орут везде, какая я тварь! Что, у меня не было такого? Да сто раз! Если бы меня собрались убить из ревности, мне бы точно объяснили конкретно, из-за чего сыр-бор!

— В твоих словах есть смысл! — согласился супруг. — Скорее всего, ты права. Но это только еще раз подтверждает диагноз Кострова. Если ревнивые жены на тебя не покушаются — значит, ты сама пытаешься…

— Подожди, я сейчас не о том! Тот, кто хотел меня убить, пытался инсценировать несчастный случай, сохранить свое инкогнито! Даже сбрасывая меня с балкона и надеясь, что я уже никогда ничего не скажу, убийца скрывал свое лицо. Он ни в коем случае не хотел, чтобы я его узнала. Подстраховывался. Может, я его знаю?

— Может, и знаешь.

Тимур не верил мне. Да и как тут поверить? Профессор, член-корреспондент, академик и т. д., убедительно доказывает одно, а я твержу другое! Да Костров бы и меня убедил, если бы не одно обстоятельство: я точно знаю, что меня пытались убить!

Глава 16

После этого разговора что-то между нами, Тимуром и мной, изменилось. Мы еще не сделали настоящего шага друг к другу, но уже стало ясно: мы можем быть близки снова. Теперь он часто говорил о будущем, о переезде, о новой жизни и о возможности счастья для нас двоих. Я верила ему и не сомневалась, что, как только мы сядем в самолет, следующий курсом «Гродин — Москва», жизнь переменится.

Но сейчас и сам Тимур не мог уехать. Он хотел дождаться осени, когда экспозиция в «Арт-салоне» переменится и он заберет свои работы. Вообще же выставка весьма продвинула художника Багрова. О нем заговорили. После нескольких платных рекламных материалов в местных газетах появились и благоприятные отклики гродинских неподкупных искусствоведов. Все они в один голос твердили о вполне зрелом, для такого молодого художника, таланте. Хвалили большинство работ, отмечали, насколько различаются его ранние полотна, говорящие о большом потенциале будущего мастера, и его работы, начиная с «Малахита». «Лабиринты» покорили практически всех критиков.

Я очень обрадовалась, увидев все эти рецензии, но Ижевский остудил мой пыл. Он сказал, что прекрасные отзывы — это только треп, причем треп, раздражающий гродинских корифеев. После всех этих панегириков ревнивые старшие собратья по цеху начнут кусать Багрова за все места, до которых дотянутся! Он слишком хорош, они попытаются сжить его со свету и сделают все, буквально все, чтобы не пустить Тимура в круг избранных. А если ты не в «семье», то рассчитывать, увы, не на что.

«Ну и пусть! — решила я. — Мы уедем отсюда, а вы тут все — грызитесь между собой!»

Тем временем удалось отремонтировать студию. Тимур сам вызвался заниматься ремонтом, дома почти не бывал. Как только ремонт был закончен, Багров с головой ушел в работу. И снова мы почти не виделись. Но я знала, что таинственный московский покровитель снова приехал в Гродин и часто бывает в мастерской Тимура.

О голой бабе, намалеванной Багровым и спасенной мною из пламени, я так ничего и не узнала. Тупик.

Папа наконец уехал, я осталась одна. Конечно, папе я ничего не рассказала о своих делах. Ни о том, что узнала в связи с маминой смертью, ни о том, что на меня покушались уже трижды. По поводу мамы мне не хотелось говорить с ним, исходя из очень смутных предположений о болезненности для него таких воспоминаний. К тому же мне казалось, что он полностью поглощен своими новыми отношениями с таинственной незнакомкой, чье присутствие в нашей квартире я обнаружила некоторое время назад. Это было одновременно очень понятно и очень неприятно мне. Поэтому я промолчала. Мне даже показалось, что он задержался вовсе не из-за моего состояния, а из-за своих отношений с этой гродинской мадонной. Почему-то я представляла себе этакую разведеночку из местных, что осели в городе после учебы в химическом техникуме, пошли работать на Гродинский химический завод, вышли замуж, родили детей и развелись с благоверными. Таких у нас пруд пруди: грудастые, крепкие, любительницы турецкого трикотажа и адепты химической завивки.

Пусть папа потешится на старости лет.

Еще говорить откровенно мешал стыд. Вдруг Тимур прав, и всему виной мое собственное поведение? Папа не поймет доморощенную Сонечку Мармеладову.

Тимуру я рассказала про смерть мамы. Между прочим, мой муж был знаком с моей мамой еще до нашей с ним встречи. Она преподавала в художественном училище в то время, когда Тимур учился там.

— Да, помню Маргариту Зиновьевну Садкову. Она была ничего, нормальная…

Такое определение на языке гродинских студентов означало: «хороший человек и преподаватель». Мы сидели в летнем кафе в старой части города на пыльных красных пластиковых стульях, любуясь пирамидальными тополями в лучах заходящего майского солнца.

— Она в училище недолго проработала. Ее просто подвинули коллеги. Такие, как Стеклов. Он тоже у меня пару предметов вел. Ты думаешь, — продолжал он, — что-то не так в ее смерти?

— В общем, да! И не пойму, кто же из них троих врет. Думаю, не Ижевский. И еще мне кажется: не Стеклов!

— Но ведь Костров — доктор! — возмутился Тимур. — Он лечил твою маму!

— Понимаешь, мне все-таки не понравилась его версия смерти мамы. Дескать, катарсис в лечении, кризис в жизни, беременность и встреча с неприятным человеком привели маму к самоубийству! Но! — Я подняла вверх указательный палец. — Если лечение дошло до стадии катарсиса, почему ее отпустили ночевать домой, ведь у нее была своя палата? Затем, кризис в ее жизни уже был в прошлом, как раз в тот период она работает как никогда плодотворно и у нее впервые появляются перспективы выставить свои работы. Коммунисты-то уже не у власти! К тому же я видела портрет мамы, сделанный Стекловым по памяти, после случайной встречи с ней. Знаешь, там изображена просто счастливая женщина! Вот так она выглядела за несколько часов до смерти? Где же кризис? И, наверное, не так уж ее потрясла встреча со Стекловым, напортившим ей в прошлом, если у него все же осталось о ней такое радостное впечатление! Но главное — это беременность! Не могла моя мама убить ребенка в себе! Нет.

— И все-таки я верю Кострову. Почему ты, приводя сейчас мне все эти соображения, столько времени тратишь даром? Почему не идешь к Кострову, не бьешь его головой об стол и не выкладываешь свои выводы?

К сожалению, пришлось признаться Тимуру в моей дознавательной деятельности. К тому же он был в галерее и видел шишку на лбу ее владельца. Багров ужасно ругал меня, называл садисткой и грубиянкой. Я искренне каялась.

— Тимур, он — мой психиатр! — горячо отстаивала я свою правоту. — Знаешь, где я буду после беседы с ним в подобном тоне? Правильно, в психушке! А если я вежливо скажу ему о своих сомнениях, то он моментально выкрутится, придумает что-то! Вот если бы у меня были какие-нибудь факты! Что-то материальное!

Я замолчала, все еще сокрушаясь об отсутствии доказательств причастности Кострова к смерти моей мамы. Теперь, проговорив все свои мысли вслух и даже выслушав возражения Тимура, я убедилась в своей правоте.

Может, я и не способна ни на что в жизни, может, я лишь то, что думают обо мне люди, но сейчас я убеждена, вопреки всем посторонним мнениям: в маминой смерти есть загадка! И очень велика вероятность наличия связи между той загадкой и моими «попытками самоубийства».

— А знаешь, — заметил Тимур, задумчиво глядя на меня, — она была не от мира сего. По земле не ходила. И ты на нее совсем не похожа. Я только сейчас понял, что ты — копия своего отца.

— Да, мне от мамы ничего не досталось. Я выросла уродиной.

Я ляпнула это по привычке. Всегда так говорю, когда люди вспоминают, какой красавицей была моя мать. Но Тимур отреагировал довольно неожиданно.

— Что ты несешь? — заорал он, и я испугалась, что на нас начнут обращать внимание. — Дуреха! Мозгов тебе от мамы не досталось, а не внешности! Да у тебя в глазах такие черти пляшут, что никакой красоты не надо! Ну стал бы я жениться на уродине? Да ни в жизнь.

— Ты женился на мне из-за денег и возможностей моего папы. И Витус так сказал…

Тимур весь сжался, будто ждал удара.

— Что еще тебе Витус сказал?

— Это самое. Что с тобой?

— Ничего. — Он закурил свои болгарские сигареты. — Видишь ли, это правда. Ой, ну не полыхай ты так! Я же обгорю! Сначала женился, а потом полюбил тебя. А потом — все эти кобели вокруг моей жены и все эти твои рассказы, с кем и как… Первое время я действительно терпел из-за денег, а вот позже, когда стал картины продавать и ни в чем не нуждался, — терпел потому, что не мог расстаться с тобой. Я привык всем делиться с тобой и еще люблю тебя. Я верил, что рано или поздно ты одумаешься. Конечно, приходилось нелегко, ощущения самые омерзительные. На меня уже пальцами показывали — вот муж гулящей женщины! Но я почему-то верил в лучшее. И видишь, я был прав!