Наум Синдаловский - На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии

• Название: На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии
• Автор: Наум Синдаловский
• Издательство: ЗАО Издательство Центрполиграф
• Жанр: Фольклор
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02314-8

В новой книге Наума Синдаловского собраны пословицы, поговорки, каламбуры, чье появление связано с Петербургом. Некоторые из них восходят к первым годам существования города, но бытуют в речи петербуржцев и по сей день. Фольклор предлагает нам свою историю города и его жителей, в которой политические и культурные события соседствуют с деталями повседневного быта. Равно актуальные для фольклора, они с разных сторон характеризуют несколько эпох развития государства и массового сознания.

---

а Николай, узнав об этой выходке петербургских рифмоплетов из полицейского рапорта, подхватил предложенную игру и размашистым росчерком пера вывел прямо на рапорте экспромт собственного сочинения:

Сыскать мне сейчас же пятую ж…
И расписать на ней Европу.

Если верить одному преданию, то, работая над конными группами для Аничкова моста, Клодт решился наконец отомстить одному из своих давних высокородных обидчиков, и месть избрал жестокую и изощренную. Он будто бы решил изобразить лицо этого человека под хвостом одного из вздыбленных коней. Говорят, узкий круг посвященных легко узнавал отлитый в бронзе образ несчастного. Правда, другие были убеждены, что между ног коня скульптор вылепил портрет ненавистного Наполеона, врага любимой и единственной его родины — России. А третьи утверждали, что одно из бронзовых ядер коня просто исписано непристойностями.

Динамичные классические скульптуры обнаженных юношей, мощные фигуры прекрасных диких животных, непривычная для монументальной скульптуры близость восприятия в сочетании с некоторой неоднозначностью, улавливаемой в тексте памятной бронзовой доски, укрепленной на одном из гранитных пьедесталов: «Лепил и отливал барон Петр Клодт в 1841 году», породили соответствующий фольклор, пикантная фривольность которого с лихвой искупается добродушной незлобивостью текстов. Вот анекдот, обыгрывающий двусмысленность бронзовых слов. Стоит на Аничковом мосту мужик и справляет малую нужду. Подходит милиционер и вежливо начинает стыдить мужика: «Как же это, гражданин… В центре города… На таком месте… Небось питерский рабочий…». — «Рабочий, рабочий… — нетерпеливо отмахивается мужик. — Не видишь, что написано: отливал барон Клодт. Как барону, так можно, а рабочему — так нет?!»

Одно из фольклорных имен нового моста родилось в середине XIX века. Долгое время его называли «Мостом восемнадцати яиц». С момента его торжественного открытия и вплоть до 1917 года одним из обязательных атрибутов моста был городовой, дежуривший на пересечении Невского и Фонтанки. Затем постоянное дежурство городовых у Аничкова моста было отменено. В связи с изменившейся ситуацией ленинградцы с готовностью откорректировали название. Мост стали именовать «Мостом шестнадцати яиц». Тема конских гениталий не покидала городской фольклор и в дальнейшем. Пожилые ленинградцы вспоминают, как питерские мальчишки, убегая из дома, на дежурный докучливый вопрос взрослых: «Ты куда?», — весело бросали: «На Фонтанку, 35, коням яйца качать».

Налабиринтиться

В начале XX века на участке домов № 10 и 12 по Каменноостровскому проспекту находился сад «Аквариум» с одноименным фешенебельным рестораном, принадлежавшим купцу Г. А. Александрову. Посещение ресторана было доступно только весьма состоятельной публике — так дороги были входные билеты. Постоянными посетителями «Аквариума» были великие князья, гвардейские офицеры из родовитых аристократических семей, да авантюристы, богатство которых могло неожиданно и случайно всплыть над зеленым сукном игорных столов и так же неожиданно могло утонуть в бокалах шампанского за обеденными столами в ресторанах подобного типа.

Развлекая богатую и изысканную публику, владелец «Аквариума» позаботился и о простом народе. Здесь был выстроен так называемый «Дворец льда», со множеством самых разнообразных затей, среди которых особенной славой пользовался ледовый лабиринт — любимая потеха столичного люда тех времен. Посещение лабиринта стало чуть ли не обязательной программой воскресного семейного отдыха. Память об этом сохранилась в петербургской городской фразеологии. Глаголам «запутаться», «заблудиться» и «намучиться» придумали универсальный аналог — «Налабиринтиться». А затем стали употреблять его и в переносном смысле, как синоним выражения «сыт по горло».

Кстати, в петербургском фольклоре это не единственный случай подобного словообразования. Например, существовало выражение «Набебелениться», то есть одуреть, обезуметь, очуметь от запаха кожи на кожгалантерейной фабрике имени А. Бебеля. В нем заключена контаминация слов «Бебель» и «белена». Белена — это ядовитая сорная трава с одуряющим запахом, известная по идиоме «белены объелся».

Напитириться

На протяжении всей своей истории Петербург манил к себе молодых людей из провинции. Одни приезжали с честолюбивыми намерениями добиться славы, карьеры, богатства. Другие — просто поправить свои денежные дела. Но столица не ко всем оказывалась благосклонной. И тогда одни опускались на дно и пополняли армию деклассированных элементов, а другие плыли по течению, не думая уже о богатстве и заботясь только о куске хлеба насущного. Они становились лакеями, разнорабочими, грузчиками, ямщиками. Некоторые возвращались в свои деревни. Но как по-разному уходили на заработки в столицу, так по-разному и возвращались. О грамотных крестьянах, поживших в столице и приобретших некоторый городской лоск, говорили: «Полированный питерец». Зато над парнями, которые уехали в Петербург в надежде разбогатеть, а вернулись в свою деревню нищими и разутыми, в Вологодской губернии смеялись: «Напитирились». Их возвращение в родные деревни становилось излюбленной темой городского фольклора во всех его жанрах — от частушек до лубочных картинок, сопровождавшихся подробными рифмованными назидательными подписями. О таких недотепах насмешливо говорили: «Поехал в Питер, да дунул взад витер, доехал до овина, думал, что половина, — назад и вернулся».

Были, правда, среди них напористые и упрямые, которые вновь и вновь пытались повернуть капризную госпожу удачу лицом к себе. Бесприютные, беспаспортные, изгнанные из Петербурга и лишенные права проживать в нем, они снова возвращались в столицу с маниакальной надеждой стать в конце концов петербуржцами. В просторечии их называли «Спиридоны-повороты». Но таких было немного. Почти всех вылавливали — и тех, кто не соглашался вернуться в деревню добровольно, отправляли по так называемому «вольному этапу» в сопровождении конвоира. Это называлось «Приехать на солдате». Но наиболее хитроумные и изворотливые даже из этого старались извлечь пользу. При высылке из Петербурга всем выдавался комплект одежды. Зимой, кроме обязательной ситцевой рубахи, порток и обуви, в него входил казенный полушубок. Чаще всего его тут же недалеко от городской заставы пропивали в трактире. А утром у Средней Рогатки, пошатываясь с похмелья, оборванцы снова брели в Петербург, как говорили знатоки этого обычая, «За шубой».

Постепенно выражение «Напитириться», смысл которого в XVIII и XIX веках частенько доходил чуть ли не до сокрушенно-горького, безрадостного «сыт по горло», стало терять свое первоначальное значение. Особенно это сделалось заметно в середине XX века, когда в Ленинград стремились попасть в поисках не столько финансового, сколько духовного обогащения. Тогда в стране и вправду особенно остро ощущался дефицит нравственного продукта. Домой возвращались переполненные яркими впечатлениями, сознанием собственной причастности к неповторимым ценностям мировой культуры, к уникальной атмосфере великого города. Тогда-то провинциальный фольклор и породил своеобразную формулу избранности. Побывавших в северной столице восторженных счастливцев одаривали особенным уважением и навечно метили почетным клеймом: «Оленинграженный», или «Эрмитажированный». Правда, иногда такая в общем-то лестная характеристика окрашивалась в едва уловимые иронические тона. Все-таки и пребывание в Ленинграде было кратким, и ознакомление с культурой носило поверхностный, беглый характер. Но суть оставалась та же.

Наша деревня Питером красна

Эта замечательная поговорка тесно связана с историей старинной Синопской набережной на левом берегу Невы, что идет от проспекта Обуховской Обороны до Смольного проспекта. Синопской набережная была названа так в 1952 году, в память победы русского флота над турецким в бою под Синопом в 1853 году. В середине XVIII века часть набережной называлась Амбарной, по складским амбарам на так называемой Хлебной пристани. С 1880-х годов значительная часть пристани принадлежала известному хлеботорговцу купцу Калашникову, по имени которого вся набережная с 1887 года стала называться Калашниковской. В обиходной речи современных петербуржцев до сих пор сохранившиеся старые амбары на набережной называются «Калачами», а сама набережная — «Берегом». Сюда, к пологому берегу Калашниковской набережной, приходили баржи со строительным кирпичом, на разгрузку которых, как правило, привлекались поденные рабочие, во множестве приходившие в Петербург на заработки из деревень, преимущественно — крестьяне из близлежащих губерний.