Евгений Кривенко - Серые земли Эдема

• Название: Серые земли Эдема
• Автор: Евгений Кривенко
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013

Андрей Двинский силой обстоятельств и особенностей личности оказывается втянут в игру, ведущуюся некими высшими силами мироздания. В эту игру включаются и земные сообщества, тайные организации и спецслужбы. Их противостояние и взаимодействие отражает запутанную политическую и социальную ситуацию, в которой находится современная цивилизация.

Андрей получает возможность посещать вероятностные миры, отражающие многоликие сути Вселенной, и перемещаться в различные временные слои, наблюдая как прошлое, так и варианты будущего. Невольно он становится причастен к тому, что в наш мир попадает новое страшное оружие. Это радикально меняет судьбу героя и ту реальность Земли, в которой мы живём.

Сюжет романа — соединение фантастики с увлекательным триллером, местами — с политико-эзотерическим детективом и с занимательными философскими рассуждениями о судьбах человечества вообще и нашей страны, в частности, в многообразном и многомерном мире.

Роман «Серые земли Эдема» интересен всем, кто ценит два компонента в одном «флаконе»: фантастику увлекательную и фантастику умную — редкое в наши дни сочетание.

---

— Из новоафонских виноградников, — вздохнул в ответ на мой невысказанный вопрос Симон. — Тебе надо побывать там, Андрей. Конечно, в гостинице лишь монастырский комфорт: жёсткие постели и несколько кроватей в комнате. Зато, как красиво вокруг! Дорога к Афонской горе идёт в тени кипарисов, над тёмно-зелёным лесом голубеют маковки монастырских церквей. Возле ворот дорога вымощена разноцветной плиткой, а весь двор устлан камнем, словно ковром. Стены собора святого Пантелеймона украшены изумительными фресками голубых и золотистых тонов. Выше светятся белизной стены Нагорного монастыря, к нему ведёт портик, украшенный прекрасными изображениями святых. Дальше виден холм, засаженный масличными деревьями, и ещё один храм — апостола Симона Кананита. По преданию, на этом месте погребён сам апостол, один из учеников Иисуса Христа. Неподалёку изумительной красоты водопад, струи воды вьются как кудри девушки, он устроен искусственно и служит для получения электрической энергии. Весь монастырь освещается ею после захода солнца — белые здания посреди тёмной южной ночи…

Лицо Симона слабо светилось, а мечтательный голос звучал всё тише и наконец умолк.

Я слушал с удивлением: неужели столь райские уголки сохранились в разрушенной войной Абхазии?

Симон убрал остатки сыра в рюкзак.

— Пора! — голос снова звучал по-деловому. — Переоденься, но пижаму здесь не оставляй, спрячь в рюкзак.

Когда мы вышли из древней башни, я боязливо поглядел в сторону загородки, однако проём между камней на этот раз был пуст. Симон сделал мне знак подождать и зашагал в ту сторону по росистой траве. Наклонился и как будто что-то поднял. Косясь на него и не отходя от башни, я справил малую нужду, а когда Симон махнул мне рукой, поторопился следом.

Симон зашагал прочь от башни по едва намеченной тропке. Луна светила уже тускло, туман поднимался снизу, монотонно шумела река. Вскоре тропа круто пошла вверх, и у меня опять заболели икры, а дыхание стало с шумом вырываться из груди. Хоть я взмок от пота, но чувствовал, как становится всё холоднее.

Наконец выбитая меж камней тропка стала положе, мы снова оказались на морене, в волнах тумана впереди что-то засветлело. Я сделал ещё несколько шагов и остановился. Ледяная стена перегораживала ущелье, а снизу из чёрной расселины вырывался бурный поток. Я понял, что мы подошли к языку ледника.

Симон деловито протянул мне альпинистские кошки, дальше предстояло карабкаться по льду.

Грязный лёд подтаял, по нему стекали ручейки. Днём они, наверное, превращались в бурные потоки. Ледяной склон был не особенно крут, и зубья кошек легко входили в ноздреватую поверхность, но подъём на высоту в несколько десятков этажей оставил меня совсем без сил.

Как в тумане я увидел наконец обширную белёсую поверхность. Симон уже пересекал её, но у тёмной трещины остановился, поджидая меня.

— Мы почти пришли, — сказал он. Дыхание его было совершенно ровным.

Ещё несколько десятков метров, и впереди показался каменистый склон. Я взобрался на четвереньках, волоча ледоруб, и упал лицом в откуда-то взявшуюся густую траву.

Очнулся от тепла на спине и сразу почувствовал боль во всём теле, словно меня во второй раз избили. Перед глазами покачивались крупные жёлтые цветы, которые почему-то не пахли. Я со стоном перевернулся на бок и увидел, что солнце стоит высоко в небе, а я лежу на заросшей травой и альпийскими цветами террасе над грязно-белой поверхностью ледника.

На фоне живописной картины появились грязные гамаши, так что я нехотя перевёл взгляд выше.

Симон изучающее рассматривал меня, и вид у него был недокормленный, но весьма решительный: смуглое лицо (от горного солнца?), чёрные усы и бородка, ввалившиеся глаза. А я-то думал, что все монахи толстые.

— Надо идти? — вяло поинтересовался я.

— Пока нет. — Симон присел на корточки и указал пальцем на соседний хребет. На нём блестели ледяные полосы, а выше будто ползла чёрная муха.

— Вертолёт, — пояснил Симон. — Ищут, куда высадить засаду.

Я испугался:

— А вдруг полетит в нашу сторону?

— Возможно, — так же равнодушно сказал Симон.

Вертолёт покружил и скрылся за гребнем.

— А теперь быстрее! — прошипел Симон, вздёргивая меня на ноги. — Надо переждать, пока не улетит к другим перевалам. Ледник замаскирует тепловой след, но у них есть фотоэлектронные датчики движения. И, конечно, бинокли.

Я вяло удивился эрудиции монаха — с чего это он изучал технику для слежения? — но встал и поплёлся за Симоном.

Под скалами проходила еле заметная тропка, и лежали большие валуны, под бок одного мы и забрались. Что-то меня обеспокоило…

— А почему тропа мало хожена? — наконец сообразил я. — По ней ведь много туристских групп должно проходить к перевалу.

Симон глянул на меня, и в глубоко посаженных глазах мелькнул зелёный огонёк.

— Этот перевал… посещается редко, — наконец сказал он.

— А мы пройдём? — встревожился я. Читал описания сложных перевалов, без специального альпинистского снаряжения там делать нечего.

Странный монах медлил с ответом, а потом вдруг повернул голову.

Вибрирующий гул наполнил ущелье. Тёмная туша вертолёта с обманчивой лёгкостью выплыла из-за гребня, повиснув над грязной поверхностью ледника. Я сжался, а машина поводила тупым носом, будто принюхиваясь, и я различил даже лица пилотов за ромбовидными стёклами.

Симон потащил меня глубже под валун.

— Мы на фоне нагретой солнцем скалы, — прошептал мне в ухо. — Аппаратура нас не видит.

А я и не понял, почему мы втиснулись между скальным откосом и валуном.

Вряд ли нас легко было различить среди камней ледниковой морены даже в бинокль. Вертолёт недовольно взревел, наклонился и ушёл вниз между скальными гребнями.

— Пошли! — дёрнул за рукав спутник.

Мы двинулись вверх по наклонной террасе. Вскоре трава поредела, а тропа потерялась на камнях. То и дело приходилось взбираться на скальные уступы. Я недоумевал: к знакомым мне перевалам вели чуть ли не дороги, выбитые ботинками бесчисленных туристов. Ледник тянулся слева и приобрёл заметный уклон, а зеленоватый лёд рассекли трещины.

Наконец мы вышли на небольшую площадку. Вверху высились две скальные башни, словно остатки разрушенных зданий, а между ними спускался длинный снежный язык. Слева творилось что-то неладное: над бездонными трещинами громоздились ледяные утёсы.

— Не останавливайся, — буркнул монах и в своих чудных гамашах стал ловко взбираться по крутому склону. Я вздохнул и пошёл следом, вбивая ранты ботинок в подтаявший снег. Порыв холодного ветра коснулся волос.

Сзади донёсся механический гул. Я в очередной раз воткнул ледоруб в снег и, держась за холодный металл головки, оглянулся.

Мы поднялись уже высоко. Слева от нас ледяная река стекала к серым осыпям и бесчисленным зелёным холмам, а над горным пейзажем блистали облака, словно ещё одна снежная цепь.

И как уродливый чёрный лыжник, с этих призрачных гор к нам скользил вертолёт!

— Всё-таки углядели, — недовольно сказал Симон.

Мы застыли, по крутому склону не побежишь.

Вертолёт подплыл совсем близко — от грохота винтов заложило в ушах, белые вихри понеслись по снегу, и моё лицо закололи снежинки. За стёклами маячили лица, кто-то выставил руку в окно и красноречиво потыкал пальцем вниз.

— Не дождётесь! — зло крикнул монах.

Вряд ли его услышали, но под днищем угрожающе сдвинулись в нашу сторону сдвоенные стволы. Оттуда вылетела череда вспышек, снег повыше с грохотом взорвался, и я едва успел закрыть глаза: по щекам больно секанул ледяной град.

Пулемёт!

Меня прошиб холодный пот: вот и конец! Уж лучше сидел бы в этом проклятом санатории.

Но вертолёт неожиданно развернулся, тугая волна воздуха едва не смела нас со склона, а машина стала быстро проваливаться.

— Высадят группу захвата, — прокричал Симон, едва гул стих. — Хотят взять живыми.

Ну и ладно, мне уже было всё равно. Колени ослабели, я стучал зубами, а промокшая майка липла к телу. Но Симон повелительно указал вверх, и я нехотя сделал шаг.

Их оказалось слишком много, этих шагов. Я едва не утыкался носом в снег, ноги то и дело соскальзывали, противно дрожа. Один раз я глянул вниз, но лучше бы этого не делал: едва не сорвался в головокружительную пустоту. Всё же успел заметить, что вертолёт сел на ровном участке ледника — чёрная клякса в белой бездне, — а вокруг копошится несколько фигурок. Я повис на ледорубе и стал ошалело подтягиваться дальше.

Наконец склон стал положе, и я обрадовался, но тут что-то противно просвистело возле уха.

— Стреляют, — спокойно сказал Симон и покопался в снегу. — Быстрее!

Перегиб склона на время скрыл нас, и монах протянул ладонь. На ней лежала странная пулька с концом в виде иглы.