Юрий Гребеньков - Тайна горы Сугомак

• Название: Тайна горы Сугомак
• Автор: Юрий Гребеньков
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Сказка
• Год: 1980

Поэтические легенды вводят читателя в особый мир уральской старины, в круг интересных, запоминающихся героев. Пафос книги — в воспевании добра и красоты людей труда.

---

Каслинские умельцы художественного литья и в наши дни про выдумку вспоминают. Нет без нее мастера. Остается только литейное ремесло бросить и другой работой заняться. Но и выдумка выдумке рознь. Одна для радости людской. А от другой беды да горести.

Когда каслинцы чугунным литьем начали мир удивлять, то негласными управителями Кыштымских и Каслинских заводов Зотовы оказались. Про их волчьи повадки много страшных рассказов в народной памяти сохранилось. Хотя Зотовы в Кыштыме барский особняк имели, но в Каслинский завод тоже часто заглядывали. Прислуга в господском доме сплошь из каслинских девок была набрана. Как в березовый туесок, красная ягодка к ягодке. Каслинцы каждое слово нараспев выговаривали. Да еще с чудными приставками. Бывало, выйдет мужик на крыльцо и поет хозяйке:

— Map-фа! Чай, ко-ро-ва-то пи-ла?

Ну, а женка мастерового отвечает:

— Нет-ку-ля, ми-лок. Чай, до пол-дня пить ра-но-ва-то.

Тут и гадай, о каком чае речи ведут? Настоящим-то чаем господские прихвостни да лабазники услаждались.

У женщин да девушек голосочки помягче. По сравнению с мужским, разговор понапевней. Для господских ушей насладительный. Вот и пристрастились Зотовы девок в свой барский дом увозить. Ну, а для заводских дел им художники потребовались. Мастера по чугунному узорочью. Зотовские приказчики крепостного Шитова к себе переманили. Вместе с женой и детьми. Мужика степенного, в художестве толк понимающего и не пьющего.

Однажды предстал Шитов перед заводчиком. Тот художника оглядел и спрашивает:

— Как звать, холопская вошь?

Шитов на обидные слова и ухом не повел. Молвил спокойно, с достоинством:

— Шитов.

Зотов захохотал. А сам пистолетом поигрывает. За голенище сапога плеть воткнута.

— Какой ты Шитов! Кто тебя шил? Что-то суровых ниток не видно! А красными я тебя обеспечу. У купца ты жил, а сейчас у меня живешь. Нарекаю тебя с нонешнего дня Купцовым.

Такая фамилия в Каслях и до наших дней дожила.

У вновь нареченного Купцова сын Никита тоже в художестве смыслил. Даже лучше чем у отца у него рисунки получались.

Дивное место Каменный Пояс Каслям подарил. В кыштымскую сторону посмотришь — сосновый, хвойный занавес колышется. Чуть правее глазом возьмешь — синь гор красотой сердце радует. Налево — озерная рябь серебра не жалеет. В противоположном краю — равнинные дали разбег набирают.

Никита окрестную красоту подмечал и себе на умок клал. Затем на доске древесным угольком рисунки набрасывал. У Никиты каждый рисунок как живой выходил.

На этом люди руками размахивают. Говорят и спорят о чем-то. Чем дольше на рисунок смотришь, тем больше хочется самому в людской спор ввязаться. И, кажется, голоса спорящих слышно.

На другом рисунке озеро о каменный берег бьется. Белой пеной волны вскипают. Лодка с рыбаком качается. А на уде у рыбака черт с маленькими рожками. Растопыренными пальцами за леску хватается. Сорваться с крючка норовит, а не может. Из-под камней раки высунулись, клешни навострили. Смешливые глаза выпучили. И натуральным образом над чертом хохочут.

А повнимательнее приглядишься: черт-то на каслинского приказчика Парамошку похож. По прозвищу Голима Выдумка. Парамошка и в самом деле рылом на черта смахивал, которого Никита Купцов нарисовал. У приказчика пегая бороденка по-козлиному торчала. На худощавом лице глаза желтые, как у филина. С бесовским огнем внутри. Худая спина колесом горбатилась. И пальцы на руках Парамошка всегда на растопырку держал.

По рисунку Никиты Купцова каслинские мастера первые фигурки чертей и отлили. Только не зря в старину говорили: талантом блеснул — навеки уснул. Чем больше у мастера выдумки, тем для него же хуже. Ход у любого таланта на телегу походил, у которой колеса на сломанную ось насажены.

К тому же Парамошка тайный наказ от Зотова имел. За мастеровым людом в оба глаза присматривать. И за показ мастерства да голимой выдумки каслинских мастеров нещадно драть. Чтобы только по господским чертежам все заказы исполнялись. Боязнь заводчика жгла, что художники свои рисунки сумеют в Кусу подкинуть. Секреты формовки да литья сторонним раскрыть. А сторонние-то по хозяйскому карману дороговатинкой ударить могут.

Голима Выдумка за крепостными художниками ночи напролет догляд вел. Случалось, за окнами ливень хлещет. Урал-камень громом гневается. Молниями землю бьет. Задумает крепостной мастер для радости собственной души что-нибудь сотворить. И выберет погоду, когда добрый хозяин на двор даже собаку не выпустит.

А Парамошка тут как тут. По-лешачьи орет. В дверь избенки стучит. Открыть требует. В избу ввалится, на художество взглянет, и по ценности рисунка мастеровому наказание определит.

Парамошке к сорока годам подходило, но он себя за первостатейного жениха считал. Только каслинские девчата далеко приказчика обегали. На глаза старались ему не попадаться. Как бы посвататься не надумал. А между заводских мастеров такой разговор из уст в уста передавался. Видели Парамошку на бесовскую ночь, когда папора цвет набирает, в странном обличье. Шел приказчик по заводской улице в самую полночь с большим чертом в обнимку. И на Парамошкином лбу острые рожки блестели.

Никита-то Купцов с девушкой дружил. С домовницей и певуньей Лушей. Той, что у именитого лабазника прислуживала. Холсты ткала. За его детишками присматривала. Чистоту в чужом хозяйстве наводила. Лабазник-то от Лушиной избенки наискосок лавку с товарами содержал. В старину в любом заводе бедность с богатством рядом жили.

Луша — девушка на выданье. Семнадцатую весну встретила. Красавица из красавиц. Пройдет мимо — залюбуешься. Полюбит — набедуешься. И Никита парень завлекательный. Может, некоторых заводских парней силою послабее, зато душевный да обходительный. Даром, что крепостной. Вот и полюбили друг друга.

Едва начинал месяц в озерной заводи купаться, Никита с Лушей под заветной сосной встречались. Сядут на камень и воркуют промеж собой, как голубки. Дело-то молодое. Потом Никита попросит:

— Спой, Лушенька…

И покажется, что горная серебряная речка веселой водой зазвенела. Звездочки по синему речному сарафану рассыпала. И потекла, потекла по уральскому краю.

А Лушин голос силу набирает. И взлетает над шиханами песней. Очарует Лушина песня горные дали и сердце парня на крыльях любви понесет. От Лушиной песни певчие птахи просыпались. К озерной заводи слетались. В девичью песню свои птичьи голоса вплетали.

Та заводка Большого Каслинского озера, где Никита с Лушей миловались да песни распевали, Лушиной заводью теперь зовется. И месяц там по-прежнему плавает в воде, как потерянная медная девичья сережка.

Однажды в шальную грозовую полночь приказчик Парамошка на огонек в сарайчик Никиты Купцова и заскочил. На пороге встал ошарашенным столбом. С нарисованного Никитой портрета на Парамошку девичья красота смотрела. Косы у ней праздничным венком на голове уложены. Глаза, как родники глубокие. Невысказанной голубизной полыхают. Руки вскинуты крыльями лебедиными. Как будто в небо лететь приглашают.

Когда заводская нюхалка столбняк с себя скинул, то Никита портрет успел спрятать. Тут у Парамошки дар речи объявился:

— Чья такая! С кого рисовал! Портрет давай! Натурально голима выдумка!

— Поблазнилось тебе, — ответил Никита. — В такую погоду все может поблазниться. Вишь, за окнами заваруха какая. Я без хозяйского разрешения рисовать не рискую. Тайной живописью не занимаюсь. Не было у меня никакого портрета.

Приказчик слюною побрызгал. За понятыми побежал. Стражников приволок. Обыск устроили. Весь сарай кверху дном перевернули, а портрета не обнаружили. Тогда связали парня и в пыточный погреб бросили. Но Никита и на другой день о портрете словом не обмолвился. Одно заладил: поблазнилось, мол, приказчику. С перепоя, видать, был.

Парамошку взбесило. Приказал он заводским оплетышам парня на дыбу вздернуть. И за сокрытие мастерства да голимой выдумки бить плетями, пока говорить не начнет. Отхлестали Никиту до бесчувствия. А тот молчит. Оплетыш переусердствовал и чуть насмерть художника не запорол. А чтобы мастеровой поскорее оклемался да вспомнил, куда портрет подевал, приказчик повелел Никиту в погребе на лед положить. Застенки с пыточными погребами при правлении Зотовых на заводах в большую моду вошли.

Пока барские прислужники художника обрабатывали, Парамошка про Лушу разузнал. Разведал, где живет. И давай к девкиным родителям подкапываться. Богатым женихом себя выставлять. Лушины родители — люди бедные, крепостные. Им от такого ухажера деваться некуда. С девичьим согласием в те годы вовсе не считались. День помолвки сам приказчик назначил.

Тут в Касли, как снег на голову, заводчик свалился. С компанией барских забулдыг. В Кыштыме все вино выхлестали и в Касли допивать приехали.