Неонила Криничная - Легенды. Предания. Бывальщины

• Название: Легенды. Предания. Бывальщины
• Автор: Неонила Криничная
• Издательство: Современник
• Жанр: Фольклор
• Год: 1989
• ISBN: 5-270-00456-9

Сборник знакомит читателя с народной несказочной прозой, основное место в нем занимают предания, записанные в разное время в разных областях России, Тематика их разнообразна: предания о заселении края, о предках-родоначальниках, об аборигенах, о богатырях и силачах, о разбойниках, о борьбе с внешними врагами, о конкретных исторических лицах. Былички и легенды (о лешем, водяном, домовом, овиннике, ригачнике и т. д.) передают языческие и христианские верования народа, трансформировавшиеся в поэтический вымысел.

Вступительная статья и историко-этнографический комментарий помогут самому широкому читателю составить целостное представление об этих малоизвестных жанрах русского фольклора.

---

Надо ведь не торопиться, да слова знать, да с иконой подступать…

ЗОЛОТОЙ САМОВАР И ГАРМАНЫ

Жила одна семья, муж и жена. Ну и вот. И был купец такой, очень богатый. И когда он умирал, он, значит, завещал клад на имя Анны. Только клад мог взять, в общем, с именем Анна.

И этот клад находился на кладбище. Нужно было, чтобы этот клад достать, идти в двенадцать часов, разрыть то место. Был оставлен план. Но где Анну-то найти? У него жена не Анна.

Нашли с именем Анна. Только Анна могла взять этот клад. Пришли на кладбище в двенадцать часов. Вот он ей и говорит:

— Вот что. Что бы тут ни было, как бы тут ни было, что бы тут ни гремело, ни шумело, — молчи. Кто бы тут ни налетал, тебя никто не тронет. Но ты должна молчать.

Наступило двенадцать часов. Стали они рыть это место, ну, как вроде бы могилу.

Роют-роют-роют. Клад этот находился в самоваре. Самовар этот золотой, и в самоваре — бриллианты, золото. Вот ему, значит, нужно было взять. Все уже вырыли. Вдруг откуда ни возьмись налетело каких-то белых одеяний. И ее стали за подолы таскать.

Он роет, копает. Он не может взять, у него руки трясутся. А на нее напали эти гарманы, ее тащат со всех концов. А она со страху не знает, куда ей деваться. Петухи пропели — всё. Все закрылось, клад закрыт.

Как взять этот клад? Никак нельзя. Страх такой нападает, что на нее напало столько, и вот дергать ее начали за подол. Клада не взять никак.

И вот ходили они три раза этот клад брать — и все же она не могла выдержать этой страсти, померла: с ней разрыв сердца. Бабы не могли взять. Клад остался.

ДАВАЙ БОГ НОГИ!

Раз человек десять пошли клад рыть, в лес. С ними и свяжись один шутник. Дорогой он поотстал, а те вперед целиком пшеницей идут, тропу проложили. Он сзади шел да колосья через тропу-то и связал. Вот они пришли к месту, стали рыть, а он в стороне притаился да стонет. Те и стали переговариваться:

— Ты это?

— Нет.

— Кто-то стонет будто…

Он как заревет — они и давай бог ноги!

Побежали тропой-то, как до завязи добегут — грох об землю! Задние набегут — да через передних-то грох! Обеспамятели со страху: насилу домой пришли. А тот хохочет сидит. Уж после они его, как узнали, ругали-ругали…

Чудится

НОСТАЛЬГИЯ

(…) Так вот в поселке Федор Трофимыч однажды, значит, мне и рассказывает: «Шел я с охоты. Запоздал. Зашел в зимовье, в Чистой. Вижу, что поздновато, домой не попаду: Ушумун-речку перебродить… Я решил ночевать. Лег на нары, винтовку поставил около дверей в углу и ишо не успел заснуть, как слышу: о, из Уктычей с гармошкой едут, наигрывают. Я думаю: „Куда же они? Зачем сюда, когда можно было другой дорогой, поближе, попасть в Кудею?“

Вот ближе, ближе… Подъехали к зимовью, как будто спешились. И слышно, отворяют дверь. Гляжу: а в просвет-то двери заходит человечек, сантиметров тридцать высотой, за ним другой. У меня, говорит, мороз по коже пошел. Что за люди такие? (…) Тихонечко, чтобы их не задеть, с нар соскочил, руку протянул к винтовке, схватил ее — и в дверь! И бегом, говорит, на брод через Ушумун. Перебрел на нижнюю елань и домой прибежал. Вот старухе рассказываю. Но она че? Говорит: „Чудится…“»

Вот по-нашему, по-деревенски, говорят «чудится», а по-медицински это называется «ностальгия»…

СОННА СВАДЬБА

Но это было где-то после войны сразу. Мы были в Суйсари у праздника, у Ильина дня. И вот мне захотелось вечером домой пойти. Я нашла напарницу женщину, тетю Маню. Ну, мы с ней пошли. До половины мы с Суйсари дороги дошли. И вдруг на правой стороне, вы представляете, веревки навешаны, белье висит, гремят самоварами, столы расставлены. Меня взяла жуть. Тетя Маня мне, значит, руку сдавила: тихо, мол, — и вперед. Это мы километра два сюда, к Ялгубы, пришли, и я, значит:

— Тетя Маня, ты видела что?

— Видела. Ой, какая ужасть!

Сонна свадьба шла!

О провалившемся в землю доме, селении

ПРОПАВШАЯ БЕСЁДА

Ну, я слыхала, что в Хижгоре было три дома. Они прогрязли.

В это время была беседа — и никто не знал. Только дым пошел из трубы, говорят, и песни слышались…

Туда сейчас зайдешь, в эту яму, дак страсть такая!..

С Хижгоры видно Мянгору. В Мянгоре и Хижгоре жили хозяева. И одну сковородку перекидывали с горы на гору. На этой сковородке пекли блины те и другие.

Эти острова рядом тут, за Челмужской губой, — залив Онежского озера.

ПРОВАЛИВШИЙСЯ В ЗЕМЛЮ ДОМ

(…) В последний вечер на сем свете существования поглощенного землею дома, когда оный наполнился народом, по заведенным порядкам началось пение песен, пошли пляски, шум и гам стали в полном разгаре, то тогда все предметы стали принимать неестественный вид: народ казался с чудовищными головами, вместо рук медвежьи лапы, с лошадиными ногами, забегало множество ящериц и (…) пресмыкающихся гадов, появились обитатели преисподней бездны, воздух сделался густой и смрадный — одуряющий, дыхание становилось час от часу невыносимо тяжелое, горевшая в светце лучина не издавала почти света. Народ сделался вне своего сознания (…) — всюду болезни и никакого исхода не находили — для них двери и окна в доме были нечистою силою заграждены. Началось на вышке, в подполье, в сенях и во всяком углу движение, ломанье и треск и, наконец, почувствовалось совершенное колебание всего основания погибельного дома, и одна женщина, сообразив, что пришла очевидная неминуемая погибель, бросилась в окно, но чьими-то руками была схвачена за сарафан, половина которого и осталась в руках хватавших ее, но она все-таки выскочила на улицу и что же увидела? Увидела она, что дом окружен черными крылатыми муринами, щелкающими железными зубами, имеющими когти, которых, подобно воронам и грачам, насадилась полная крыша на доме и налепилось их по стенам и углам оного. Она же какими-то неведомыми судьбами от них спаслась и видела, как дом, подобно судну на воде, нагруженному камнем или железом, от пролома о подводный камень погружающемуся на дно, — провалился в землю и с краев его засыпало землей на такую глубину, что из него из-под земли слышалось только пение петуха.

О библейских персонажах

СОТВОРЕНИЕ МИРА

(…) По досюльному окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам господь-вседержитель и сатана. По божию повелению, по богородицыну благословению, сатана выздынул со дна моря горсть земли. Из той горсти господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а сатана наделал непроходимых пропастей, шильев и высоких гор. И ударил господь молотком в камень и создал силы небесные. Ударил сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война: поначалу одолевала было рать сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места: которые пали в леса, стали лесовиками, которые в воду — водяниками, которые в дом — домовиками, иные упали в бани и сделались баенниками, иные во дворах — дворовиками, а иные в ригах — ригачниками.

СОБАЧЬЯ ДОЛЯ

Давным-давно в времена незапамятные, когда людей еще было мало на свете, все хлебные растения, как-то: рожь, ячмень, пшеница и другие — родились такими колосистыми, что колос был в длину всего стебля, от макушки до земли, и такими полновесными, что несколько таких колосьев только что в подъем для одной руки человеческой. Много и теперь ленивых жниц, а тогда все женщины были лентяйки, живши в довольстве, как сыр в масле, притом их было не много, а всего родилось в изобилии.

Вышли раз в то время женщины жать такую колосистую и полновесную рожь и стали роптать на бога, что он родит рожь с такими колосьями, которые и тяжелы, и простираются в длину всего стебля, как бы только для того, чтобы они мучились, когда и в руку-то забирать такие усатистые и увесистые колосья неудобно и тяжело, а носить снопы и возить в гумны совсем не под силу.

Бог, услышавши такой ропот, решил стрясти все колосья и оставить одни стебли. Но в то время, когда он приступил к этому делу, в поле находилась собака. Смекнувши, что если очистится весь колос, то хлеба вовсе не будет, она завыла жалобно, прося бога оставить хотя небольшую часть колоса на их собачью долю. И бог внял собачьему вою и, сжалившись, очистил не весь колос, а оставил его на верху стебля настолько, насколько он родится и теперь. И так люди теперь питаются не своею долею хлеба, а собачьею.

ЧУДО НА МЕЛЬНИЦЕ

Када-то пришел Христос в худой нищенской одеже на мельницу и стал просить у мельника святую милостыньку. Мельник осерчал:

— Ступай, ступай отселева с богом! Много вас таскается, всех не накормишь! — так-таки ничего и не дал.

На ту пору случись — мужичок привез на мельницу смолоть небольшой мешок ржи, увидал нищего и сжалился: