Алимжан Тохтахунов - Мой Шелковый путь

• Название: Мой Шелковый путь
• Автор: Алимжан Тохтахунов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89935-092-4

Венецианец Марко Поло был купцом; по Шелковому пути, который проделывали древние торговые караваны, он добрался до Китая и, облагодетельствованный самим императором, возвратился в Европу. Там он попал в тюрьму и написал книгу своей жизни. Алимжан Тохтахунов прошел свой «шелковый путь» и в конце этого пути очутился в венецианской тюрьме. Эта книга рассказывает о непростой судьбе непростого человека, имя которого стало одним из самых известных в новейшей российской истории.

---

– Алимжан, честно говоря, вам не повезло. Сейчас идет серьезная чистка в преступной среде. Вы попали под большую гребенку.

– Я не преступник. Я картежник.

– У вас есть большие сбережения, а вы нигде не работаете. Это вызывает много вопросов.

– Я отвечу на любой вопрос. Мне бояться нечего.

– В картежной среде варятся разные люди. Надеюсь, вы не станете отрицать этого? В том числе есть уголовные элементы. Нам хотелось бы знать, с кем из них вы поддерживаете отношения.

– Решили повесить на меня какие-то сомнительные делишки?

– Нет, просто хотим во всем разобраться.

Надо отдать им должное, они трезво оценивали ситуацию: если я играл в карты, играл по-крупному, то зачем мне «мокрые дела», зачем грабежи и взломы? Мне мараться не было никакой нужды. Я мог сто тысяч выиграть вечером и не вспомнить об этих деньгах до утра – настолько я был привычен к огромным суммам. Так неужели я стал бы рисковать спокойной жизнью и втягиваться в криминал? Но милиции была дана команда рыть землю носом. Поэтому меня на допросах расспрашивали и про какие-то грабежи, и про убийства. Ведь понимали, что я не имел отношения ни к разбоям, ни к кражам, но все равно допрашивали.

Однажды следователь вызвал меня к себе и заговорил на другую тему.

– Алимжан, тут Иосиф Давыдович Кобзон активно за вас ходатайствует. Он даже концерт для сотрудников краевого МВД дал. С нашим высшим начальством беседовал... Янош Кош приходил с Кобзоном к нам. Хорошие у вас друзья, оказывается.

– Хорошие.

– Таким людям трудно отказывать. Скажу вам по секрету, – наклонился ко мне следователь, – прокурор Краснодарского края не хочет давать санкцию на ваш арест.

– Что ж, я только порадоваться могу этому, – с облегчением улыбнулся я.

– Так что мы обязаны отпустить вас.

– Спасибо.

– Можете позвонить жене в гостиницу и сказать, что выходите. – И он подвинул мне тяжелый телефонный аппарат.

– С удовольствием.

Пока я набирал номер, крутя пальцем тугой диск, он внимательно смотрел на меня, и в его глазах читалось недоумение. В трубке раздались короткие гудки.

– Занято, – объяснил я, положив трубку.

– А вы знаете, Алимжан, что отсюда в Москву ушла докладная записка с жалобой на Кобзона? Мол, следствию он мешает. Авторитет у него большой, возражать ему нелегко. А говорит Кобзон очень убедительно. Я сам слышал.

– И что теперь?

– Неприятности могут быть у Иосифа Давыдовича.

– Но он же не нарушил закона! Он имеет право просить за друга?

– Конечно, имеет право. А кое-кто испугался. Уж если сам прокурор сломался под убедительным обаянием Кобзона, что уж говорить о фигурах помельче...

Я опять набрал номер и услышал голос жены.

– Алло?

– Таня! Ну, все кончилось благополучно. Меня отпускают...

– Скажите, пусть приезжает за вами, – подсказал следователь.

В эту минуту дверь распахнулась и в кабинет вошел сосредоточенный мужчина. Впившись в следователя жестким взглядом, он мотнул головой, приглашая его выйти для разговора. Следователь вскинул удивленно брови.

– Что? Срочно?

– Пошептаться нужно...

Он вернулся очень скоро и не сразу сел за стол. Я посмотрел на него через плечо, и в животе у меня образовался холодный комок дурного предчувствия.

– Из Москвы звонили, – проговорил он задумчиво.

– По мою душу?

– Дана санкция на ваш арест, Алимжан. За подписью генерального прокурора.

Я молчал несколько долгих минут, осмысливая услышанное.

– То есть... Я не выхожу?

– Нет. Вы остаетесь здесь.

– И что же, генеральный прокурор занимается теперь простыми тунеядцами?

– Может, не сам генеральный, а заместитель... Впрочем, это не принципиально.

– Вот какая важная птица попалась вам в руки, – горько рассмеялся я. – Опасный тунеядец Алимжан Тохтахунов! Отправлен в тюрьму за личной подписью генерального прокурора... Что теперь? За решетку?

– Да...

Потом была тюрьма в Армавире. Камера человек на двадцать. Душная, серая, смрадная, но все-таки чище московской тюрьмы. Продолжались бесконечные допросы, и следователи носились по всей стране, встречаясь с моими знакомыми и задавая им какие-то вопросы. А знакомые у меня были в основном именитые – София Ротару, Владимир Винокур, Иосиф Кобзон, Давид Тухманов, Алла Пугачева. Думаю, что следствию пришлось нелегко: плохого обо мне никто не говорил, а указание «влепить» мне срок следственная бригада обязана была выполнить...

Суд состоялся ровно через два месяца после моего задержания в Сочи. И опять в мою защиту выступала только моя жена. Я слушал государственного обвинителя и поражался, что весь аппарат МВД СССР обрушился на меня, словно на опаснейшего из преступников, и что вся эта структура ничего не могла найти против меня. Я и моя семья стояли одни перед гигантской милицейской машиной, задумавшей раздавить меня лишь за то, что в глазах закона я был бездельником. Что ж, я могу гордиться, что никто и никогда не обвинял меня ни в чем страшном. Я могу гордиться, что страдал фактически невинно. Но как это тяжело – страдать...

Меня осудили, дали год, а потом в течение года искали что-нибудь еще, чтобы добавить срок. Но найти ничего не могли при всем их желании, при всем старании сверху. Я не тот человек по натуре, чтобы кому-то сделать плохо. Обыграть могу, легко обыграть, но таков уж мир карт – кто-то должен выигрывать, а кто-то проигрывать. Если от этого кому-то плохо, то пусть не играют. В карточный мир идут добровольно, никто насильно не тянет.

А через пять месяцев я был уже на зоне: из Сочи меня отвезли в Рязань, из Рязани – в тверскую тюрьму, там я месяц ждал этапа, потом в Твери некоторое время, и затем уже – на зону.

Не успел я на зону прийти, как туда, на имя руководства, полетели письма и телеграммы от моих друзей – прежде всего от артистов. Они ходатайствовали за меня. Получив эти письма, руководство зоны пришло в замешательство. Они никак не могли взять в толк, почему обо мне так беспокоятся известные люди. Для них любой попавший на зону был человеком конченым, бесполезным, никчемным. И вдруг письма от Иосифа Кобзона, от Софии Ротару...

Начальник зоны вызвал меня для разговора и в конце задал мне вопрос:

– Ты какую работу можешь делать?

– Никакую.

– Как так?

– А вот так... Вы гляньте, за что меня осудили. За тунеядство. Меня посадили не за то, что я что-то неправильно сделал, а за то, что я вообще ничего не делал. Моя профессия – карты. Еще футбол. Можете найти мне здесь что-нибудь подходящее, чтобы я был «общественно полезен»? А другими специальностями я не владею. Я не слесарь, не инженер, не строитель. Я не умею работать в том смысле, в каком вы понимаете слово «работа»...

Начальник зоны долго думал, потом принял решение.

– Ладно, сетки будешь плести.

– Что за сетки?

– Под овощи, картошку и все такое. Сетки для овощных баз. Справишься как-нибудь, дело нехитрое.

Оказалось, что это самый, наверное, «удобный» отряд. Никакого каторжного труда. Но, как на любом участке, там был свой план. Каждый из нас должен был сдать хозяйству двести сеток в месяц, и я вполне справлялся с нормой. Более того, я перевыполнял план, сдавал по четыреста сеток в месяц. Правда, я вовсе не плел их, а скупал у тех, кто делал сверх нормы. Некоторые шустрики успевали наплести на десять, двадцать и тридцать сеток сверх нормы. Это «сверх» я у них скупал по пятьдесят копеек, кажется, за сетку. У одного пяток купил, у другого – десяток, у третьего еще сколько-то. За сорок рублей покупал четыреста сеток, тем самым перевыполняя план вдвое. За это я получал 86 рублей на книжку (у нас же не было бесплатного рабского труда, нам всем ежемесячно платили по 40 рублей за норму). Деньги, конечно, смехотворные, но все-таки маленький бизнес грел мне душу. Наверное, это был мой первый опыт коммерции.

Слава богу, что мне выпала не самая тяжкая доля. Во-первых, у меня были деньги, а деньги и в заключении остаются деньгами. Во-вторых, будучи крупным каталой, я имел обширные знакомства, и по зоне быстро разошелся слух о моем статусе. Ко мне относились с уважением, и никто не доставлял мне хлопот.

Одним из самых больших развлечений на зоне для большинства был спор во время трансляций футбольных матчей, которые мы смотрели по телевизору (он стоял в так называемой «ленинской» комнате). Все обожали футбол, все делали ставки. А вот в карты я играл мало. Я профессионал, а на зоне не было никого моего уровня. Они там по двадцать лет сидели, играли во что-то и думали, что научились играть хорошо. Сели со мной, поиграли пять минут, я разогнал их. Это же естественно. Это был не мой уровень. Мог, конечно, сыграть с ними, скажем, на консервы какие-нибудь, но это все было несерьезно. Они же мыслят примитивно. А в игре надо прежде всего уметь думать!

Глядя на игрока, я всегда все понимал. Если игрок сложный, я мог взять у него фору, «замазать». Как только игрок попадал в шоковое состояние, я видел это по его глазам, читал в них неуверенность. Он как бы «плыть» начинал. Как в нокауте – ударили его, и он «поплыл», устойчивость потерял. Если он проигрывает, то немного его «подкеросинишь», и он уже готов – злиться начинает, торопится, ошибается. А ты успокоишь его, начинаешь с ним по-другому.