Михаил Арцыбашев - Бунт

• Название: Бунт
• Автор: Михаил Арцыбашев
• Издательство: Освобождение
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1910

Главная героиня рассказа «Бунт», проститутка Саша Козодоева, в доме терпимости встречается со студентом, который принимает в ней участие и устраивает ее в приют, откуда ее переводят в частную женскую лечебницу. Сюжет произведения перекликается с «Воскресением» Льва Толстого.

---

Лицо у нее было такое, точно она Сашу увидала в первый раз и чему-то удивлялась и не доверяла. А Саше, во все время, пока она шла по коридору, казалось, что вот-вот она сейчас крикнет ей: «Куда?.. А ты и вправду думала, что к тебе пришли?.. Брысь на место».

Но надзирательница шла сзади молча, сильно постукивая задками туфель.

Совсем уж робко и нерешительно Саша вошла в отворенную дверь приемной и в первую секунду ничего не могла разобрать, кроме того, что в приемной три окна, стоят черные стулья, блестит пол и в комнате много людей.

Но сейчас же ей кинулся в глаза студенческий мундир и знакомое лицо. Будто ее качнуло куда-то, все смешалось в глазах, вздрогнуло и мгновенно разбежалось, оставив во всем мире одно, слегка красное, чудно-красивое и бесконечно милое, улыбающееся лицо над твердым синим воротником.

Студент неестественно улыбался и сделал несколько шагов ей навстречу.

— Здравствуй… те,— сказал он нерешительно.

Саша хотела ответить, но задохнулась — и только, и то как сквозь туман, поняла, что он протягивает ей руку. Неумело и растерянно она подала свою, и ей показалось, будто она пролежала себе руку, так неловко и трудно было ей.

— Ну, что ж… сядемте…— опять сказал студент и первый отошел в угол и сел.

Саша поспешно села рядом с ним, но как-то боком. Ей было неудобно, а скоро стало даже больно, но она не замечала этого.

Все смотрели на нее и на студента с любопытством и недоумением, потому что к приютским, бывшим проституткам, никогда не приходили такие люди. Одна блондинка Иванова улыбалась и щурила глаза на красивого студента.

Студент, смущенно и из всех сил стараясь не показать этого, смотрел на Сашу и не знал с чего начать, у него даже мелькнула мысль:

«Чего ради я пришел?..»

Но сейчас же он вспомнил, что делает благородное, хорошее дело и ободрился. Даже привычно-самоуверенное выражение появилось на его лице.

— Ну, вот вы и на новом пути!..— слишком витиевато начал он, почти бессознательно всем, и голосом, и складом фразы, и слегка насмешливым и снисходительным лицом, подчеркивая для всех, что он, собственно, ничего не имеет и не может иметь общего с этой женщиной, а то, что он пришел сюда, есть лишь каприз его, бесконечно чуждого всяких предрассудков «я». И ему все казалось, что это недостаточно понятно всем, и хотелось доказать это.

Саша в некрасивом странном платье, не завитая и не подрисованная, казалась ему незнакомой и гораздо хуже лицом и фигурой.

— Да,— сказала Саша таким голосом, как будто у нее во рту была какая-то вязкая тяжелая масса.

— Ну… это очень хорошо,— еще громче и еще снисходительнее сказал студент, разглядывая Сашу, и почувствовал, что ему как будто жаль, что Саша так погрубела и подурнела.

 «А впрочем, она и сейчас хорошенькая»,— утешающе подумал он и, поймав себя на этой мысли, с болью рассердился:— «ка-акой, однако, я подлец!»

Эта мысль была не искренна, потому что он глубже всего на свете был уверен, что он не подлец, но все-таки и ее было достаточно, чтобы он стал проще и добрее.

— Если вам что-нибудь понадобится, вы скажите,— заторопился он,— то есть напишите… потому что я, может быть… не скоро… или там… я вам дам адрес… на всякий случай… вот…

Он торопливо достал очень знакомый Саше кошелек и достал из него карточку.

Саша робко взяла ее и держала в руке, не зная, куда ее деть и что говорить.

— Спасибо…— пробормотала она.

«Дмитрий Николаевич Рославлев»,— прочла она машинально одними глазами.

И вдруг, точно кто-то ударил ее по голове, Саша с ужасом подумала:

«Что ж я… ведь он сейчас уйдет!»

И, торопясь и путаясь, заговорила:

— Я вам очень, очень благодарна… потому как вы меня… из такой жизни…

— Ну, да, да… — заторопился студент, весь вспыхивая, но уже от хорошего чувства, приятного и просто гордого. — Вы поверьте… что я вам искренно желал добра и… желаю, и всегда готов…

«Что собственно готов?»— подумал он, и против его воли вдруг такой ответ пришел ему в голову, юмористический и циничный, что ему стало стыдно и гадко.

«Нет, я ужасный подлец!»— с искренним отчаянием, но еле-еле удерживаясь от невольной улыбки, подумал он, и это чувство было так мучительно, что он, сам не замечая того, встал.

Саша тоже встала торопливо, и лицо у нее было убито и жалко.

«Уйдет, уйдет… дура… Господи!»— с тоской пронеслось у нее в голове.

Она всем существом своим чувствовала, что надо что-то сказать, что-то необычайное, и совершенно не знала, что.

Но в эту минуту ей казалось, что если она не скажет этого и он уйдет, то тогда уж все куда-то исчезнет, будет что-то пустое и мертвенно-холодное.

— Так вы если что-нибудь… там подробный адрес,— бормотал студент и протягивал руку, как-то слишком высоко для Саши.

Саша дотронулась до его руки холодными пальцами и еле перехватила желание схватить эту руку обеими руками и изо всей силы прижаться к ней.

— До свиданья,— проговорил студент.

— Прощайте,— ответила Саша и спохватилась:— до свиданья…

И побледнела.

Студент нерешительно, оглядываясь на нее, пошел из комнаты.

Саша пошла за ним. Они вышли в коридор и на лестницу.

— Так вы… — начал студент и замолчал, заметив, что повторяет одно и то же.

Вдруг Саша схватила его за руку и, прежде чем он успел сообразить, прижала к губам, опустила немного и опять, крепко прижавшись мягкими влажными губами, поцеловала.

— Что вы!— вспыхнул студент.

Это было новое, стыдное и приятное ощущение.

— Козодоева! Вы куда?— крикнула сверху надзирательница.— Этого нельзя!

От негодования у нее вышло: «нельса!»

— Я… еще приду… непременно приду! — весь красный и растерянный, почему-то ужасно боясь надзирательницы, торопливо пробормотал студент, сильно пожимая руку Саши.

Саша молчала и глядела на него бессмысленно блаженными мокрыми глазами.

— Ступайте назад! — крикнула надзирательница.

Когда студент шел по улице, у него было какое-то странное чувство, будто он сделал не то, что было нужно, и в душе у него была чуть-чуть тоскливая тревожная пустота; то же самое чувство, которое было у Саши, когда она отошла от Любки, плакавшей за роялем. Но у него это чувство было мучительнее и сознательнее.

«Но ведь я же поступил с нею хорошо… вообще… и никто, — с удовольствием подумал он, — из моих… знакомых не сделал бы этого!»

И это соображение, бывшее искренним и уверенным, обрадовало и успокоило его.

VI

Как у громадного большинства мужчин любовь начинается с физического влечения, так у женщин она проявляется идеализацией достоинства мужчины. И чем женщина более угнетена и обижена нравственно, тем больше склонна она к идеализации и любви. Если женщины дурного поведения редко любят искренно, то это только оттого, что мужчины подходят к ним так, что не остается места ни для какого чувства, кроме самого грубого ощущения. И у тех из них, которым не пришлось любить до своего падения, именно после него способность к идеализации и любви вырастает в более чистом и сильном виде, чем у так называемых порядочных женщин, ожидающих себе мужа постоянно и постоянно треплющих свою душу в попытках любить.

Как только студент принял живое, человеческое участие в Саше,— такое, какого ей недоставало в жизни, так сейчас же забитая потребность любви вспыхнула в ней с захватывающей силой и вылилась в бесконечно покорное обожание этого человека, как самого лучшего в мире. Все в нем, от голоса, прически, мундира до смысла слов и поступков, казалось Саше невыразимо прекрасным, благородным и вызывало в ней сладкий, умиленный, всю душу вытягивающий восторг…

В приемную она вошла, шатаясь, как пьяная, все с тем же бессмысленно-блаженным лицом, почти не слыша, что выговаривает ей надзирательница.

— Это черт знает что такое! Вы, кажется, воображаете, что вас взяли сюда исключительно для вашего удовольствия? Для своих любвей можно было и не покидать… вашего прелестного института!— со злобой и насмешкой кричала надзирательница.

В приемной по-прежнему было много людей, и они опять мелькнули, как-то не попав в сознание Саши, но когда она уже была в дверях, раздался такой дикий крик, что Саша остановилась как вкопанная.

Все поднялось и засуетилось.

— Подлец ты! Подлец!— истерически кричала худая и бледная, с отвисшим толстым животом Полынова.

Ее жидкие волосики водянистого цвета растрепались, голубая ленточка свалилась на лоб, а лицо пошло красными пятнами. В решительном исступлении, она всем телом кидалась на приземистого мужчину в черном сюртуке и все вытягивала длинные крючковатые пальцы к его черноватому лицу с бегающими бойкими глазами. Мужчина в сюртуке слегка отстранял ее локтем, вовсе не смущался, хотя и притворялся смущенным, и даже как будто был рад скандалу.