Мариэтта Шагинян - Месс-менд. — Лори Лэн, металлист.

• Название: Месс-менд. — Лори Лэн, металлист.
• Автор: Мариэтта Шагинян
• Издательство: Правда
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 1988

В романе-сказке «Месс-Менд» (часть I «Янки в Петрограде» и часть II «Лори Лэн, металлист») советской писательницы Мариэтты Шагинян (1888 — 1982) в форме увлекательного приключенческого повествования рассказывается о борьбе международного союза рабочих с заговором мирового фашизма против СССР.

---

Рабочие Джека Кресслинга живут хуже собак. Не потому, что им мало платят, нет, наоборот, потому что им платят много. Джек Кресслинг изобрел свою систему эксплуатации. Он — дает. Но он дает не даром. Кому угодно, сколько угодно, только работайте, работайте, работайте еще час, еще час, еще час... И задыхаясь от возможности заработка, спеша, как сумасшедшие, люди Миддльтоуна не знают ни сна, ни отдыха; они работают, работают, работают десять, двенадцать, двадцать четыре часа в сутки. Джек Кресслинг — трилльярдер, они состоятельные люди. Но если вы захотите навестить их на тридцать пятом году от рождения их, идите не в Миддльтоун, а пониже, к Миддльтоунскому кладбищу, там они лежат рядом, и над каждым из них Джек Кресслинг не поскупился поставить памятник.

Впрочем, так было пять лет назад. Теперь это не так. С тех пор, как на деревообделочном поднял голову белокурый гигант Микаэль Тингсмастер, люди работают и работают, но уже не умирают, а между усами их, как кролик в норе, сидит себе комочком улыбка. Мик Тингсмастер знает, что делает. Можете положиться на него смело, ребята, не будь я Джим Доллар.

Мик живет в сером домике возле завода со старой стряпухой. У Мика тоже нет ни жены, ни детей. Огромная собака Бьюти, залаяв, подошла к дверям, обнюхала Биллингса и тотчас же протянула каждому из прибывших пушистую лапу.

В комнатке Мика было тепло и уютно. Виллингс посадил дрожавшую от холода девушку в кресло возле камина и побежал за Тингсмастером. Нэд остался с ней, тщетно ворочая языком в поисках какой-нибудь порядочной темы для разговора. Но, кроме анекдота о том, как жена Тома облила своего мужа помоями, Нэд ровнешенько ничего не мог припомнить. Рассказать же его он не решился, сообразив, что мисс в достаточной степени надоело свое собственное пребывание в мокром месте.

На его счастье, дверь открылась, и белокурый гигант с трубкой во рту появился на пороге. Он пристально посмотрел на девушку, вынул изо рта трубку, подошел к мисс Ортон и протянул ей свою широкую руку. Мик Тингсмастер мало кому протягивал руку.

Мисс Ортон вложила в нее свои ледяные пальчики и вдруг вздрогнула от сотрясшего ее рыдания. Она сжала теплую ладонь Мика, опустила головку на грудь и заплакала так, как могут плакать лишь очень гордые, очень сдержанные и очень несчастные люди.

Микаэль Тингсмастер дал ей выплакаться, указал Биллингсу и Нэду бровями на дверь и подбавил угля в камин. Потом, когда она затихла, он сказал:

— Мисс, вы у честных людей. Я вас ни о чем не спрашиваю, но если вам нужна помощь, выложите всю правду.

Мисс Ортон схватила его руку обеими руками:

— Я вам скажу всю правду, и вы будете первым человеком, кто ее услышит от меня. Но знайте, мой друг, за вашу доброту вы жестоко поплатитесь. Я несчастное существо, у меня есть страшные враги, и самый лютый враг — это я сама.

— Полно, дитя, — мягко проговорил Тингсмастер, — валяйте-ка все, как оно есть, начистоту.

Мисс Ортон несколько мгновений глядела на огонь. Глаза ее приняли горькое и дикое выражение, складка ненависти исказила рот. Потом она медленно заговорила, все не сводя глаз с огня:

— Меня зовут Вивиан Ортон. Я дочь капитана Ортона. Он умер десять лет назад, оставив меня и мою мать без всяких средств. Я училась и была еще подростком. Моя мать, чтоб дать мне кончить школу, поступила машинисткой в контору Рокфеллера... Я забыла сказать, что мы жили в Светоне. Мать моя была в то время в полном расцвете своей красоты. Я кончила школу и узнала, что она полюбила Рокфеллера.

— Старика или молодого? — прервал Тингсмастер.

— Еремию Рокфеллера. Они сблизились. Он обещал на ней жениться. Мать моя была беременна. Мы обе жили очень скромно, в маленьком светонском домике, с одной прислугой. Рокфеллер приезжал к нам всегда поздно вечером, прятался от людей, не показывался с нами на улице. Он казался очень угрюмым и под разными предлогами оттягивал свадьбу. Я почему-то боялась его и ненавидела. Но для мамы он был не миллионер Рокфеллер, а близкий человек, отец будущего ребенка. Она была душою моложе и чище меня, она не думала ни о чем, кроме любимых людей, и, когда я остерегала ее, она плакала. Ей казалось ужасным, что я росту недоверчивым человеком. Не могу вам сказать, какие это были томительные полгода, что мы провели вместе в Светоне в ожидании дня свадьбы. Внезапно Рокфеллер перестал у нас бывать. Время от времени он посылал нам деньги, лакомства и цветы. Наконец незадолго до маминых родов он прислал целую корзину вкусных вещей и радостное письмо, где назначил день свадьбы — ровно через неделю. Мы с мамой устроили праздник. Она убрала стол, украсила его цветами, уставила дорогими яствами и села в кресло. Я подсела к ней, но у меня почему-то было тяжело на душе, и я ни до чего не могла дотронуться. Мама взяла из вазы красивую грушу, очистила ее и вздохнула:

— Как мне больно, Вивиан, что, кроме нашей Кэт, мы никого не можем позвать к себе и угостить.

Она откусила кусочек груши и вдруг рванулась с места. Я успела разглядеть страшную судорогу, пробежавшую у нее по лицу. Она даже не вскрикнула. Я бросилась к ней. Она умерла. Я кинулась в кухню — Кэт исчезла. Тогда я схватила другую грушу и, едва сознавая, что делаю, сунула ее в карман, а потом опустилась возле мамы, сотрясаемая страшнейшим ознобом. Это не была скорбь, это не был ужас. В ту минуту я чувствовала только одно: ненависть! Ненависть переполняла меня и вызывала сердцебиение, я едва не лишалась сознания, я клялась себе каждой каплей крови убить Рокфеллера, отомстить ему за маму и за нерожденное дитя. В эту минуту в комнату без слука и без спроса вошел незнакомый человек в очках. Он объявил, что он полицейский врач и что за ним прибегала наша Кэт. Я поняла, что окружена врагами и должна молчать, чтоб спасти себе жизнь. Он спросил, отчего умерла мама. Я ответила, что от припадка. Он спросил, бывали ли такие припадки раньше. Я ответила: бывали. Он немедленно написал что-то на бумажке, и маму похоронили на другой день. Я ни до чего не дотронулась, Кэт не вернулась. Через несколько дней мне удалось найти врача, который произвел анализ полусгнившей груши. Он сказал, что она наполнена страшнейшим ядом, убивающим тотчас же, как только он проникает в человека. Он дал мне по моей просьбе письменный анализ этой груши. Спустя некоторое время я заметила, что за мной следят. Тогда я притворилась совершенно безвредной, я вела себя тихо, наивно, непритязательно. Меня оставили в покое. Чтоб замести следы, я перебралась в Нью-Йорк...

Здесь мисс Ортон запнулась. Тингсмастер положил ей руку на голову и успокоительно сказал:

— Говорите, дитя мое.

— Смыслом всей моей жизни стало одно — отомстить; жизнью всего моего сердца стало одно — ненависть. Я следила за Рокфеллером, пока у меня хватило средств. Потом деньги иссякли, я стала давать уроки музыки, обезобразив себя до неузнаваемости. Мне удалось получить доступ в хорошие дома и узнать кое-что о семействе Рокфеллера. Так, я узнала, что он женился на мистрисс Элизабет Вессон через несколько месяцев после смерти моей матери. Но отомстить ему в моем положении полунищей учительницы музыки было невозможно. В доме, где я давала уроки, часто бывал богатый банкир Вестингауз. Мне показалось, что он подходящий человек, и я продала себя банкиру Вестингаузу, чтоб иметь деньги.

Мисс Ортон произнесла это бестрепетным голосом. По широкому лицу Тингсмастера прошла грусть и сострадание. Девушка продолжала:

— Чтобы иметь козырь в руках, знать всех, а самой оставаться ни для кого неведомой, я сочинила игру с маской. Я — та знаменитая «маска», которая интригует весь Нью-Йорк. И вот, очутившись уже у цели, заплатив за это жизнью, совестью, самою собой, я вдруг узнаю, что Рокфеллер уже убит. Он ушел от моей мести. Я спешу к его нотариусу Крафту, знавшему мою покойную мать, но тот погиб, а вместо него в конторе... вместо него в конторе...

— Странно, — прервала она себя, хватаясь за лоб рукой, — у меня чудная память, я всегда все помню, а вот сейчас не могу припомнить, кто был в конторе вместо Крафта.. Я даже не помню, о чем я с ним говорила. Но помню завещание Рокфеллера: он все свои богатства оставил не семье, а комитету фашистов для борьбы с Советской Россией.

— Мисс Ортон! — вскричал Тингсмастер. — То, что вы говорите, важное дело. Вы не путаете, не ошиблись?

— Нет, не ошиблась. Это я прочитала своими глазами. Но я ушла из конторы, а молодой человек Друк дал мне свой адрес, чтоб я пошла к нему в четыре часа. Мне показалось, он знает какую-то тайну, но только чего-то или кого-то боится... Друк, Бруклин-стрит, 8. Я вышла к Гудзону, чтоб убить время до четырех, и больше ничего не помню.

Страшная бледность покрыла ей щеки. Она опустила голову на грудь и шепнула:

— Мне очень плохо, мне странно, что я стала как будто забывчива.

Тингсмастер внимательно посмотрел на нее и принес ей воды с виски. Когда она выпила и пришла в себя, он спросил ее: