Мелисса П. - Аромат твоего дыхания

• Название: Аромат твоего дыхания
• Автор: Мелисса П.
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-486-02123-7

Она ненавидит писать дневники — это бессмысленно, если вдохновения хватает всего на несколько дней. Но она написала дневник — откровенно и отстраненно, холодно и дерзко, намеренно и как будто случайно. Она крикнула в пустоту, но на ее крик эхом отозвались миллионы душ. Вдохновенная исповедь, ставшая манифестом поколения.

---

Я что-то другое, более темное.

Я невесомый туман, ужасный ветер, бьющийся в рамы, я жалкая ревность-убийца, я любовь, которую потеряла и больше не найду. Я клубок воспоминаний и радостей, который начал разлагаться и превращаться в перегной от моих наваждений.

Я огромная растянутая простыня, белая, на которой отражаются образы моей истории любви, и каждое воспоминание причиняет боль и страх. Я не хочу искажать реальность, но это мой необъяснимый инстинкт — сделать жизнь сложной и грубой. В его лице я вижу только ложь, нетерпение, неприятие. Я не смогу больше представить его счастливым.

Я летучая мышь, и я только что съела стрекозу. Мы остались с ней вместе надолго под стеклянным колоколом, который наше дыхание сделало невидимым. Она порвала мое крыло, и я слизывала кровь, мой маленький красный язычок вылечил рану, а потом мои острые зубы стали кусать ее лицо и съели ее. Ее тело еще вибрировало, ты должна была это видеть, мама. Ее тело без головы продолжало двигаться, и кровь еще вытекала из артерий. Это был прекрасный спектакль, колокол из стекла был забрызган кровью, которую я слизывала, торжествуя победу.

Я разрушила свой дом и разбросала воспоминания. Мои антенны стали слишком слабыми, глаза — почти слепыми. Я глотаю все, что встречу на своем пути, и мне все равно, если я проглочу и его.

У меня больше не осталось времени вспоминать, восстанавливать себя. Потому что сейчас, я уверена, ничто больше не является плодом моей фантазии и моего страха.

Теперь все реально, ощутимо.

Если мои кошмары снова расцветут, теперь я не испугаюсь, я знаю, что они хотят мне помочь. Они здесь, чтобы я жила безмятежно или, наоборот, всю оставшуюся жизнь находилась в пропасти.

Для меня одно стоит другого. Если его нет, эти две судьбы весят одинаково.

36

Я слышу его шаги, они остановились перед дверью, молчат, размышляют, потом поворачиваются и удаляются, оставляя меня одну. Моя постель никогда не была такой широкой и печальной, никогда не была такой глубокой и опасно удобной. Я уже чувствую, как его кожа скользит по моей, как его слезы смешиваются с моими, и мы испытываем единое чувство, да, единое чувство, потому что ничто из того, что случилось, не является реальным. Он пишет что-то, я поворачиваюсь к столу, мои глаза в моем сердце, я чувствую себя крошечным муравьем, потерянным в этой ужасной огромной постели. Я хочу быть еще меньше, хочу стать прозрачной. Хочу, чтобы он меня раздавил. Я с трудом пытаюсь найти тепло в краю пухового одеяла, и кончики пальцев чувствуют, как оно рвется. Мое тело — это просто кусок плоти, лишенный крови, брошенный в морозильную камеру; он ждет, чтобы кто-нибудь купил его, приготовил, сожрал. Существует только мое тело, и оно выдуманное.

Голубые глаза, похожие на твои, смотрят на меня и улыбаются. Я шепчу: «Мама», но она качает головой и нежно улыбается.

«Ты должна уйти, — говорит она, — ты должна убежать и понять».

Я делаю вид, что ничего не слышу.

«Посмотри на меня, — восклицает она, — посмотри мне прямо в глаза».

Я смотрю туда, а там слова. Сначала они неясные, каракули, капли чернил, но постепенно буквы приобретают конкретную форму и превращаются в слова. Это письмо. Похоже на почерк молодой женщины, торжественный, внутри «о» и «а» большое пространство, которое делает буквы надутыми, как воздушные шарики.

Письмо гласит:

Дорогая Мелисса, я твоя поклонница. Я знаю, что я одна из многих, но надеюсь, что ты прочтешь это письмо, может быть, даже ответишь мне, кто знает.

История, которую ты рассказала, не моя история, она мне не принадлежит. У меня другая жизнь, другой опыт, я совершала выбор — может быть, неверный, но это был мой выбор, а не чей-то еще.

Однако, дорогая Мелисса, я чувствую контакт с тобой. Как будто между нами натянута нить. Существует связь, я это поняла, и, надеюсь, ты не сочтешь меня невеждой. Я просто хотела сказать тебе то, что думаю. Это очень сильная связь, я не могу ее объяснить.

Твоя Пенелопа.

P.S. Прилагаю свою фотографию, думаю — так ты представишь того, кто прячется за словами.

«И что? — спрашиваю я у женщины с глазами, как твои. — Еще одна думает, что она — это я?»

«Дура, это может избавить тебя от всех страданий. Ты что, не понимаешь, что единственная связь между вами — это он? Единственное, что может быть между вами общего, — это любовь, которая связывает вас с ним».

«Что ты несешь? Что это была не Виола, а эта паршивая Пенелопа, которая подвергает опасности мою любовь с Томасом? Хочешь сказать, что я была слепа, как всегда?»

Ее глаза снова становятся нежными, и это меня нервирует.

«Нет, — говорит она, — эта придет после тебя, ее даже нет в его мыслях. Она придет, если ты решишься, если ты пойдешь вниз, откроешь почту и посмотришь фото, которое она тебе прислала. Ты можешь решить, выжить или умереть… Я не знаю, что из этого хуже», — говорит она, стыдливо закрывая рот.

«Заткнись, заткнись, не смейся! Объясни мне как следует», — подстрекаю я женщину с твоими глазами.

«Сделай так. Если ты хочешь умереть, лучше всего сделать вот что: ты пригласишь ее к себе домой и за несколько часов до ее приезда уедешь. Уберешься. Но ты должна уйти насовсем. Через некоторое время, когда он будет дома, она позвонит в дверь, он откроет, и она будет вынуждена принять его приглашение войти, потому что проделала долгий путь… И так ты умрешь, но хотя бы будешь счастлива. И будешь знать, что все реально и ничто больше не воображаемо».

Я смотрю на нее, думаю, кусаю губы и шепчу: «Я еду посмотреть на нее».

Открываю почту, замечаю, что там есть письмо, но это меня не волнует. Голова моя пуста. Когда я смотрю на ее фото, то думаю: «Она красивее меня».

И я уже решилась.

37

Я села на поезд, идущий в деревню, в Лацио[13], а эта тень бежала параллельно моему лицу, мои глаза смотрели прямо на кресло передо мной, не замечая знакомое, но уже призрачное лицо.

Он смотрит на меня, как несколько месяцев назад, в самые зрачки, своими блестящими глазами, раздувая ноздри, приоткрыв рот.

Теперь в моем сердце больше нет смерти, потому что оно опустошено. Теперь смерть разрастается, как раковая опухоль, я чувствую, как она ползет и гнездится в суставах и мышцах.

Она медленная, нежная, гибкая, как кошка. Она меня не пугает. Она хорошо играет свою роль, знает, как завязывать в узел людей.

Я бросаю его и возвращаюсь в красный дом на холме, взяв с собой его рваные футболки, я не сплю, потому что мне кажется, что если я засну, то больше не проснусь никогда. Я лежу на диване и думаю, а ночью разжигаю камин и плачу, будто от дыма.

Я не знаю, что сделала Пенелопа, я спрашиваю себя, приехала ли она. Надеюсь, что да, и я закутываюсь и думаю о ней и о нем. Он ей говорит: «Давай, входи, Мелисса должна вернуться», а она отвечает: «Ой, нет, мне жаль, а то я вернусь очень поздно», и тогда он смотрит на нее и понимает, что у нее прекрасные глаза и прекрасное лицо в окружении прекрасных волос. Но он ее не желает, нет, еще не желает. Она идет вниз, чтобы подождать меня, а так как я не приду, она звонит в дверь и говорит: «Знаешь, она не приехала. Мой поезд уже ушел… Я уеду в половине одиннадцатого». И тогда он ее обязательно пригласит и предложит холодного пива, и тогда, только тогда, пока смотрит, как она пьет пиво, поймет, что ее рот — самый прекрасный из тех, что он видел в жизни. И тогда, только тогда он захочет ее поцеловать.

И я засыпаю.

И когда я слышала, как ты плачешь, прежде чем я тебя оставила, я повернулась к тебе спиной и подумала: «В сущности, это моя жизнь. Я могла сделать ее более счастливой… в прошлом… но я не смогла. Может быть, я должна извиниться?»

Может быть, я должна извиниться?

Моя новая змеиная кожа слишком быстро засияла.

38

Я слежу за ним ночью, когда он разъезжает по городу на мопеде, а грудь Пенелопы лежит на его спине. Я вспоминаю, как мы развлекались, считая норы Рима, бесконечные выбоины, образовавшиеся на улицах, из-за которых наш мопед подкидывало. От набережной Тибра до Эсквилино мы насчитали тридцать восемь нор, а от площади Фьюме до Кассии их было так много, что их невозможно было посчитать.

Я шатаюсь по вонючим узким улицам, на лестнице рядом с нашим домом побирается нищий, ставни закрываются, и механики прощаются с нами, назначают встречу на завтра, хозяева выводят своих собак на поводке. Из дверей дома выходит он, потом она, потом собака. Я стою, прислонившись к лестнице, и вижу девушку, набросившую куртку на плечи, она садится на мопед, как Одри Хепберн в «Римских каникулах». Вот уже три месяца каждую ночь я слежу за входом в дом, надеясь увидеть, как они выходят вместе. Я сажусь на поезд в шесть, уезжаю и каждую ночь кружу по Риму, как токсикоманка, но мой яд — это любовь. Кто узнает меня на улице, смотрит на меня, но не заговаривает, и по глазам я понимаю, что меня считают наркоманкой, звездой, которая слишком легко вознеслась и не смогла остаться собой. Да, я не смогла остаться собой. Я запуталась в смыслах.