Виктор Подольский - Елена

• Название: Елена
• Автор: Виктор Подольский
• Издательство: Маяк
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В повести рассказывается об ответственной и напряженной работе коллектива областной газеты, профессиональном и моральном становлении главной героини произведения — молодой журналистки Елены Ивченко.

---

— И я, конечно, так думаю, — тут же согласился Танчук. — К критике прислушиваться надо. На то она и критика. Я, между прочим, давно имею намерение послать тебя сделать очерк. Но с кем же я останусь?

— Так что же, мне всю жизнь не расставаться с этой комнатой?

— Почему всю жизнь? — всполошился завотделом. — Кто смеет так утверждать? Вот для праздничного номера поедешь и напишешь мировой материал. Уж кто-кто, а я уговорю Захарова тебе поручить…

Но проходили дни, редакция публиковала очерки, рассказы, зарисовки, а подписи Ивченко под ними не было. Как и прежде, она неотрывно сидела за столом с телефонной трубкой в одной руке и авторучкой в другой. Верьте или не верьте, но Леночка являла своеобразный комбинат, беспрерывно выдающий продукцию. В этот комбинат входили по меньшей мере обогатительная фабрика и обрабатывающий завод. «Выбивая» по телефону от нештатных (и далеко не всегда свободных) корреспондентов вести с полей, Елена обрабатывала немалое число заметок и по возможности обогащала их.

— Чертовская у тебя работенка, — сопел Марк, подписывая подготовленные Леной дневники сельскохозяйственных работ, «молнии», заметки и лишь кое-где меняя заголовки. — Ты их высиживаешь, как наседка. Одну от другой не отличишь. И кому, скажи на милость, эти близнецы нужны? Уже сколько раз обещали — не будем лепить однородные подборки, а печатать лишь интересные корреспонденции. Но все по-старому требуют: «Давайте подборки и все».

— Потому что вы, Марк Андреевич, только в отделе смелым становитесь, — задиристо ответила Ивченко. — А на планерках — тише воды, ниже травы. Уж так тихо говорите, что никто и не услышит, чем вы недовольны. Оттого и с отделом не считаются.

— Не считаются? — вскочил Танчук. — Ну, это уж извини. Мы основные поставщики строк, а с нами не считаются?! Вот пойду сейчас к Захарову и выскажу все начистоту. И прежде всего пускай срочно посылает тебя с интересным заданием. Хватит на телефоне висеть.

Марк рывком поднялся и решительно направился к двери.

II

В кабинете редактора, перед тем как собирались на планерку заведующие отделами, обычно священнодействовало трио: редактор, его заместитель и ответственный секретарь. Они предварительно обсуждали планы текущих номеров, намечали новые темы, рубрики, «фитили», вели дискуссии по наиболее злободневным проблемам. В секретариате и отделах это совещание называли «малым хуралом» в отличие от среднего и большого хуралов — планерки и летучки.

Сейчас в кабинете Захарова заседала тройка. Несколько дней назад, готовя годовой отчет, Савочкин внезапно обнаружил «белое пятно». Глубинный Чижевский район ни разу не был представлен в этом году на страницах «Зари». А год завершался.

Замредактора был разгорячен, взволнован и в то же время чрезвычайно горд своим неожиданным открытием, что, как он считал, призвано спасти редакцию от неминуемых неприятностей. Ероша на голове редкие волосы, он требовал немедленно принять самые срочные меры, чтобы в оставшиеся до конца года несколько дней коренным образом изменить положение.

Редактор устало слушал заместителя. «Увы, — наконец отозвался он, протирая стекла очков, — то, что мы за целый год не напечатали ни строчки об этом районе — упущение, но его сейчас не исправишь. Формально, быть может, и да, а по существу…»

Худые щеки Савочкина порозовели. Он заговорил еще горячей, убеждая, что «существо» — вещь весьма относительная. Но в отчете, который они отправят в вышестоящие органы, должен быть полный порядок. Поэтому сейчас надо опубликовать несколько материалов из Чижевского района. Не пожалеть для этого разворот — две полосы и запланировать в нем побольше материалов. И тогда с легким сердцем и полным правом можно указать в отчете: столько-то раз выступали.

— Зачем две полосы. Дадим уж сразу четыре — весь номер. Две полосы за истекший год и две авансом за будущий, — бросил реплику ответственный секретарь Петренко.

Крупнолицый, широкоплечий, он иронически посмотрел на щупленького зама. Губы расплылись в улыбке, открывая белоснежные зубы.

Савочкин покраснел, вскочил с места, словно готовясь ринуться в бой и дать решительный отпор насмешнику. Но Захаров не дал разгореться спору. Он призвал к тишине, раскрыл перекидной календарь, что-то записал и объявил, что в предложении Ильи Терентьевича безусловно есть рациональное зерно. Надо лишь отбросить шелуху. Конечно две полосы давать не будем. Ни к чему этот формальный акт и шумиха. Но заинтересоваться районом надо, даже необходимо. Для начала опубликуем одну корреспонденцию в предновогоднем номере.

— Но в отчете будет стоять одна палочка, — нервно проговорил Савочкин.

— Но это лучше, чем ноль без палочки, — снова съязвил Петренко. — И все по вашей инициативе, Илья Терентьевич. Тут уже ничего не скажешь.

— Так, я думаю, и решим, — снимая очки и щуря близорукие серые глаза, подытожил Захаров.

— Надо только, Василий Захарович, чтобы материал был бесспорно положительный, поднимающий дух чижевских руководителей. Иначе они на всех совещаниях будут твердить, что мы умалчивали об их делах, — уже просительно проговорил Савочкин. — Давайте покажем колхоз Смирнова. Председатель широко известен, хозяйство на хорошем счету. Будет стопроцентно положительная корреспонденция, которая…

Что последовало за словом «которая» уже никто не услышал. Ибо в этот момент послышался шум и в дверях появился Танчук, вернее, с угрожающим видом вторгся в пределы редакторского кабинета.

— Я пришел ругаться, Василий Захарович, — поднял руку Марк. — Что же это такое? Издевательство над отделом, что ли? В октябрьском номере мы не участвовали. Собкоры все сделали. В новогоднем — очерки розданы. А нас заставляют подборки-близнецы лепить. Мы что, не журналисты? Или…

— На ловца и зверь бежит, — доброжелательно откликнулся Захаров. — Я как раз к вам сейчас и собирался. Но раз вы здесь, то отвечу сразу: журналисты вы самые настоящие, уважаемые и загружаем мы вас тоже предостаточно. А сейчас нагрузка еще больше возрастет. Да садитесь вы, Марк Андреевич, в ногах правды нет.

— Это почему же возрастет? — насторожился Танчук.

— А вот почему. Загибайте пальцы вместе со мной: Каратюк в выездной редакции на заводе — раз, Сакисян сегодня уехал на неделю с делегацией хозяйственников в Ленинград изучать передовой опыт — два, Маслова внезапно заболела — три, Сергиенко в Киеве на сессии — четыре.

— Нас мало, но мы, как говорят моряки, в тельняшках, Василий Захарович, справимся, — улыбнулся Танчук.

— Раз в тельняшках — это прекрасно. Направьте тогда, пожалуйста, сегодня же Ивченко в партотдел на недельку, от силы на две, пока Маслова или Сергиенко вернутся на работу. Договорились?

— Я бы не очень… — замялся Марк.

— Да, и, кстати, попросите ее зайти ко мне. Введу в курс работы партийного отдела. Есть для нее сразу же задание: написать о молодом коммунисте, избранном недавно в цеховое партбюро. Интересная, между прочим, личность. На областную Доску почета занесли.

Захаров прошелся по кабинету, удовлетворенно посмотрел на коллег:

— Кажется обо всем договорились?

— А Чижевский район? — напомнил Савочкин.

— Ах, да, Чижевский, — спохватился Захаров. — Поезжайте туда, пожалуйста, Марк Андреевич. Вам все объяснит Илья Терентьевич. Впрочем, нам нельзя оголять сельхозотдел. Пусть уж съездит туда Курганский. Он, кажется, не занят новогодним номером.

III

— Как тебя зовут, девонька?

Добрые женские глаза внимательно и ласково глядят на ребенка.

— Рыжик.

— А Леночка кто?

— И Леночка тоже.

Воспитательница детского дома печально гладит златокудрую головку. Еще одна сирота. Сколько их прошло через ее руки…

Ветер войны уже унес огонь сражений далеко на запад. Теперь пламя бушевало в логове поджигателей войны. Как бумеранг, вернулся сюда этот огонь возмездия. Его принесли неугасимый гнев, боль, страдания все выдержавших, все выстрадавших советских людей.

На Родину возвращался бывший майор, бывший весельчак, бывший муж — Иван Ивченко. Не отпуск на побывку получил офицер. Костыль, пустой рукав гимнастерки да черная повязка на левом глазу были его увольнительной. Поезд шел на восток. Припав к окну, смотрел Ивченко на бесконечно дорогие ему места. Руины… Руины… Их не счесть. Разрушенные города, сожженные села, изрытая оспой воронок земля. Она так же изранена, как и он. Но вот уже понемногу расчищаются завалы, вырастают, словно грибы, землянки. Мерцают, будто светлячки, единичные огоньки в сплошном черном мареве: то окна чудом уцелевших комнат в огромных полуразрушенных зданиях. Повсюду живут люди. Живут, работают, строят. А вот и родные степные просторы. Тянет плуг тощая корова. И в удобренную кровью землю уже бросает сеяльщик зерно. Жизнь вступает в свои права.