Татьяна Степанова - Невеста вечности

• Название: Невеста вечности
• Автор: Татьяна Степанова
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-75077-1

Часовня утопала в белых цветах. У стен похоронные венки. На полу разбросаны увядшие розы и лилии. И будто мираж на фоне стены, постамент из черного полированного дерева. А на нем скелет в подвенечном белом платье, украшенный золотом – десятки цепочек, перстни, браслеты, часы на костлявых руках… Череп с пустыми глазницами… Коса в руке, лишенной плоти. В первое мгновение, увидев эту странную фигуру, капитан полиции Екатерина Петровская подумала: это какой-то фокус, перфоманс… Но потом дикая тревога сжала ей сердце. Голова закружилась от духоты, от запаха мертвых цветов, от горячего воска. Чтобы не упасть, она вцепилась в руку следователя Страшилина. Куда завело их такое, казалось бы, простое дело об убийстве пенсионера Ильи Уфимцева?.. Что же произошло в доме старика Уфимцева, бывшего партийного функционера, читавшего на склоне лет Библию и общавшегося с монахинями ближайшего монастыря?..

---

– Запишите мой мобильный, – сухо сказала Катя. – А зачем я вам потребуюсь, если не секрет?

– Мы вернемся в поселок и посетим одно богоугодное заведение.

Глава 15 Домашние дела

Когда длинный, насыщенный событиями день позади, так хочется расслабиться. Катя открыла ключом дверь своей квартиры и бросила сумку на комод у зеркала. К дому на Фрунзенской набережной ее подвез Страшилин.

Сделал он это как ни в чем не бывало – Катя думала, что, покидая поселок «Маяк», они едут в главк, но за Кольцевой на Ярославском шоссе Страшилин спросил:

– И какой адрес?

– Что?

– Где вы живете? Не на работу же возвращаться, тем более что и день рабочий к концу. Вы устали.

Катя вздохнула и сказала: «Мне на Фрунзенскую набережную». А сама подумала: «Выгляжу, наверное, скверно, раз сразу заметил, что я вымоталась за день».

По дороге они почти не разговаривали. Страшилин никаких версий не озвучивал, ничего не обсуждал. Катя тоже помалкивала. Нет-нет да ловила его взгляд на себе в зеркале заднего вида.

– Хороший район, – отметил он, когда Катя попросила остановиться у своего дома на набережной, – Москва-река, Нескучный сад. Окна на набережную?

– Да, окна на набережную.

– Мама, папа?

– Нет, Андрей Аркадьевич, спасибо, что подвезли меня. – Катя выбиралась из машины.

– Муж?

Он спросил это как бы между прочим.

– Да.

– Ясно.

– Мы не живем вместе, – сказала Катя.

– Завтра в главке в два часа будьте на месте. – Страшилин глянул на нее снизу вверх – Катя выпрямилась во весь свой немалый рост, а он сидел за рулем.

– Конечно, у меня поручение оказывать вам помощь и содействие, Андрей Аркадьевич.

Вот так и потолковали у дверей подъезда. Страшилин уехал, а Катя поплелась домой.

Дома она разделась, накинула махровый халат и включила воду в ванной. Горячая пена казалась панацеей от всего.

Катя ждала, пока ванна наполнится, потом собрала свои волосы на затылке, заколола шпилькой.

Дело, которое ей так неожиданно поручили, обещало быть сложным. И вряд ли какие-то материалы по нему предстояло опубликовать на страницах «Криминального вестника». По сути, для нее, как сотрудника пресс-службы, это дело – пустая трата времени. Однако ей приказано в нем участвовать. А приказы начальства не обсуждают.

Она легла в горячую воду. Бросила шипучую «бомбочку» с мятно-малиновым ароматом и закрыла глаза.

Осень…

Золото лип и кленов медь… как там в стихах…

Этот Страшилин… Весь день она смотрела на него с такой тоской, почти с неприязнью. А под вечер, довезя ее до дома, он так невзначай поинтересовался – замужем ли она. Ох, мужчины…

Катя подумала о муже, о Драгоценном В. А. Все вы, все вы, все вы одного поля ягоды. Ах, если бы вас не существовало на свете вообще. Но вы есть. И от вас порой одни неприятности.

Страшилин… Ну и фамилия… Однако сегодня в качестве буйного алкоголика он себя не проявлял. Но это ничего не значит. Замначальника главка предупредил ее. Выходит, есть основания. Так что надо держать с этим Андреем Аркадьевичем ухо востро.

Эта надпись на полу в комнате, где произошло убийство…

Эта надпись – свидетельство того, что с виду простое дело, возможно, окажется очень сложным. И надо готовить себя к этому.

Катя заколыхалась в воде – лениво, наслаждаясь, избывая усталость. Вот так отмокать каждый раз в душистой пене, в полном одиночестве в пустой квартире… Что ж, пока все так, без изменений.

Она вспомнила, как Страшилин улыбался – улыбка шла ему, однако…

Катя улыбнулась, шлепнула по воде рукой, затем решила, что хватит лениться, надо ужин приготовить и загрузить белье в стиральную машину.

После ванны, закутавшись в халат, она сидела на диване и красила лаком ноготки на ногах. На ужин она ограничилась бутербродом с ветчиной и зеленым яблоком – они ведь обедали со Страшилиным и… в общем, возиться с готовкой после «Маяка» не было сил.

Кате не хотелось даже смотреть телевизор или ставить какой-то фильм на DVD. Лак на ногтях высох, и она закрыла ноги шерстяным пледом. Смотрела в темное окно. Ладно – будущее все покажет. Но дело обещает быть очень и очень непростым. Это словно предчувствие, хотя пока по убийству Уфимцева у них нет ни одного подозреваемого.

Глава 16 Сестра Инна

Некоторые вещи хочется забыть и не вспоминать никогда. Словно и не случалось это с тобой, не происходило на самом деле. Сестра Инна не любила вспоминать о многом. Вспоминая, она порой испытывала сильнейшие приступы паники, вот как сейчас.

В двадцать пять лет – много ли дурных воспоминаний? Оказывается, достаточно. Сестра Инна всегда старалась глушить дурноту работой. Вот и в этот вечер, когда на сердце кошки скребли, она занималась тем, что помогала обихаживать лежачую больную в поселке Каблуково. У больной имелась престарелая сестра, которая просто не справлялась одна. И Высоко-Кесарийский монастырь взял эту семью под свой патронат. Сестра Инна приезжала в Каблуково в дни своих социальных дежурств.

Больную только что перевернули на бок и начали осторожно менять простыни и подстеленную под них клеенку.

Сестра Инна помогала, руки ее так и мелькали – чистое белье, тазик с теплой водой, губка, медицинский спирт для протирки пролежней.

Воспоминания клубились внутри, как темная волна, и сначала вроде бы в них не было ничего такого…

Вот мать сидит в церковной лавке при храме в тихом московском переулке. В лавке пахнет как-то особо – ладаном, книгами, нагретым солнцем деревом. Инна приводит младших сестер из школы – в семье их пятеро. И вдруг у матери звонит телефон, и ей сообщают, что отец погиб. Отец – священник, ехал на машине и разбился в аварии. Все так просто и быстро. Был человек – и нет человека.

И потом все та же церковная лавка – несколько лет подряд. И она, тогда еще не сестра Инна, а мирская девушка с другим именем, помогает матери продавать свечи и собирать записки за здравие и упокой. Мирное житье, в чем же тут дурные воспоминания? Скорее легкая грусть об ушедших днях и снова – внезапный приступ острой тревоги…

Отец Варсонофий – священник и родной дядя – беседует с ней по-отечески кротко. Время, мол, идет, ты совсем взрослая, пора, пора выбирать в жизни путь. И нет для женщины богоугоднее и почетнее пути, чем участь жены и матери. Она – тогда еще девушка юная – особо не возражает: конечно, дядя, я понимаю. В семье пятеро детей, мать одна работает в церковной лавке, денег вечно в обрез. Я все понимаю, я согласна… Наверное…

Дядя знакомит ее с Кириллом. Тот учится в семинарии, скоро должен закончить курс и рукоположиться. Если дело сладится и они понравятся друг другу, то скоро и свадьба.

Сестра Инна встряхивает грязные простыни, которые только что сняла с постели больной, парализованной – запах от них едкий, запах плоти, запах распада и тлена.

У Кирилла мягкая улыбка и светлые глаза. Он скромен, чрезвычайно умен, начитан и очень уклончив. Нет, скорее застенчив. Они видятся не очень часто, то есть совсем-совсем редко. Однако… дядя настаивает, и мать тоже шепчет каждый вечер – хороший парень, семья потомственных священнослужителей, как и наша, вы отличная пара.

Сестра Инна окунает в тазик с теплой водой губку и начинает осторожно протирать спину больной. Капли стекают на клеенку.

Свадьба… их свадьба с Кириллом… Ох, нет, пожалуйста, этого не нужно, не надо этих вот воспоминаний сейчас.

Но другие – еще темнее, еще хуже.

Больная слабо стонет. Она в таком состоянии, что любое движение, даже осторожное, любое прикосновение – даже бережное – причиняет ей боль и неудобство.

Стоны… эти стоны… Сестра Инна уже слышала их прежде. Тихие, беспомощные и – громкие, полные боли… Стоны…

– Какая вы заботливая, – говорит ей сестра больной, – что бы я без вас делала. Спасибо вам.

Сестра Инна скромно опускает глаза. Она обмывает недужное слабое тело и слышит…

Стоны все громче…

Хочется захлопнуть дверь, чтобы не слышать их больше.

Дверь хлопает. Дверь закрыта.

– Что с вами? – спрашивает сестра больной. – Вы совсем прозрачная, может, как закончим, чаю со мной выпьете?

– Не откажусь, спасибо, – отвечает сестра Инна.

Она насухо вытирает тело больной полотенцем и надевает на нее свежую ночную рубашку. Затем несет тазик с грязной водой в ванную и выливает в унитаз.

Потом деловито разбирает сумки – благотворительную помощь от монастыря больной – полотенца, кое-какие медицинские препараты, пачки с памперсами, пластиковую посуду для кормления.

Там, глубоко в памяти, дверь… та дверь захлопнута, но не закрыта на замок и в любой момент способна открыться настежь.

Стоны боли…

Сестра Инна слышит их. Хочется закрыть уши ладонями. Но этот жест – он такой демонстративный, мирской. Жест испуга, жест отчаяния и страха. Нет, чтобы справиться со всем этим, есть другие способы. Она лишь в начале пути, но она сможет.