Редьярд Киплинг - Драка с призраком

• Название: Драка с призраком
• Автор: Редьярд Киплинг
• Жанр: Короткие истории

«В ложбине, позади ружейных мишеней состоялся великолепный собачий бой между Джоком Леройда и Блюротом Орзириса; в каждом была некоторая доля крови рампурских собак, и оба бойца почти целиком состояли из ребер да зубов. Забава длилась двадцать восхитительных минут, полных воя и восклицаний; потом Блюрот свалился, а Орзирис заплатил Леройду три рупии, и всем нам захотелось пить. Собачий бой – развлечение, от которого делается очень жарко; я уже не говорю о крике, но во время драки рампуры носятся взад и вперед на пространстве трех акров…»

---

– Спокойной ночи, миссис Брегин, – холодно говорю я, – не мне вмешиваться в ваши «амуры», однако вам следует быть поскромнее. Я иду в погребок, – прибавил я.

Я повернулся на каблуках и ушел, бормоча, что задам этому человеку такую трепку, после которой он целый месяц не будет шататься около помещений семейных. Но не сделал я и десяти шагов, как Энни Брегин повисла на моей руке; в ту же секунду я почувствовал, что она дрожит.

– Побудьте со мной, мистер Мельваней, – сказала Энни, – вы, по крайней мере, человек из плоти и крови. Правда?

– Ну, конечно, – сказал я, и мой гнев как рукой сняло. – Разве меня нужно дважды просить остаться, Энни?

И, говоря это, я обхватил рукой ее талию; ей-богу, мне представилось, что она уступает моему чувству и что я победил.

– Это что за глупости? – сказала Энни и поднялась на цыпочки своих милых маленьких ножек. – На ваших дерзких губах еще молоко не обсохло! Пустите меня!

– Разве секунду тому назад вы сами не сказали, что я человек из плоти и крови? – возразил я. – С тех пор я не изменился и действую по-человечески.

Я не отпускал ее.

– Руки прочь! – сказала Энни, и ее глаза блеснули.

– Поистине это в человеческой природе, – продолжал я, не убирая руки.

– Природа это или не природа, – ответила она, – уберите руку, не то я все расскажу Брегину, и он изменит природу вашего лица. За кого вы меня принимаете?

– За женщину, – ответил я, – да при том еще за самую хорошенькую женщину во всем лагере.

– Я жена, – ответила она, – и самая честная во всем лагере.

Тогда я выпустил ее талию, отступил на два шага и отдал ей честь; я увидел, что она говорит очень серьезно.

– Проницательны же вы! За такую прозорливость большинство отдало бы многое. Но что вселяет в вас уверенность? – спросил я в интересах науки.

– Наблюдайте за рукой женщины, – сказал Мельваней, – если она сжимает кулак и ее большой палец прячется под сгибы остальных четырех, снимите шляпу и уходите; продолжая ухаживать за ней, вы только останетесь с носом. Если же рука женщины ложится на колени открытая, или вы видите, что ваша собеседница старается сжать пальцы, но не может – продолжайте говорить ласковые слова. Ее можно умаслить.

Так вот, повторяю, я отступил, отдал ей честь и пошел прочь.

– Останьтесь, – сказала она. – Смотрите. Он возвращается.

Энни указала на веранду и – что за дерзость! – капрал показался из помещения Брегина!..

– Пятый вечер повторяется это. Ах, что мне делать? – простонала Энни.

– Больше не повторится, – сказал я. Мне безумно хотелось подраться.

Всегда сторонитесь человека, любовь которого только что оскорбили; сторонитесь, пока в нем не поутихнет лихорадка, он свирепствует, как дикий зверь.

Я подошел к капралу на веранде и, верно как то, что сижу здесь, решил выколотить из него жизнь. Он выскользнул на открытое место.

– Зачем вы шляетесь здесь, пена из грязной канавы? – вежливо говорю я ему в виде предупреждения: я хотел, чтобы он успел приготовиться.

Он не поднял головы, но сказал так уныло и печально, точно думал, что я пожалею его: «Я не могу ее найти!»

– Поистине – сказал я, – вы слишком долго оставались с вашими исканиями в помещениях приличных замужних женщин! Поднимите голову, вы, замерзший библейский вор! – прибавил я. – Тогда вы увидите все, что вам надо, да и еще кое-что сверх того!

Но он головы не поднял, и я ударил его; моя рука скользнула вверх от его плеча до корней волос над бровями.

– Вот это тебя окончательно успокоит! – сказал я и чуть не пострадал сам. Опуская руку, я навалился на капрала всем телом, но ударил в пустое место и почти вывихнул себе плечевой сустав. Капрала не было передо мной; Энни же, смотревшая на нас с веранды, упала, дрыгнув ногами, точно петух, которому мальчик-барабанщик свернул шею. Я вернулся к ней: живая женщина, да еще такая, как Энни Брегин, значит гораздо больше, чем целый учебный плац привидений. Я никогда не видывал женщины в обмороке, стоял над ней, точно прибитый теленок, спрашивал ее, не умерла ли она, и просил во имя любви ко мне, любви к мужу, к Святой Деве открыть свои благословенные глазки. В то время я называл себя всем, что есть скверного под сводом небесным, за то, что надоедал ей жалкими «амурами» в то время, когда мне следовало защищать ее от капрала, забывшего номер своей столовой.

Право, не помню всех глупостей, которые я наговорил тогда, однако я не окончательно потерял голову и потому услышал шаги по грязи около дома. Возвращался Брегин, и к Энни вернулась жизнь. Я отскочил в отдаленный угол веранды, кажется, с выражением лица человека, во рту которого кусок масла ни за что не хочет растаять. Я ведь знал, что миссис Кин, жена квартирмейстера, сплетничала Брегину и говорила ему, что я вечно кружу около Энни.

– Я вами недоволен, Мельваней, – сказал Брегин, отстегивая свой тесак: он пришел с дежурства.

– Неприятно слышать это, – ответил я. – А почему, сержант?

– Спустимся, – продолжал он, – и я вам покажу почему.

– Хорошо, – сказал я, – только мои нашивки не настолько стары, чтобы я мог позволить себе потерять их. Скажите мне теперь, с кем я должен выйти на открытую площадку?

Он был человек сообразительный, справедливый и понял, чего я желаю.

– С мужем миссис Брегин, – сказал он. Судя по моей просьбе оказать мне одолжение, он мог понять, что я не оскорбил его.

Мы прошли за арсенал; я скинул с себя платье и в течение десяти минут мешал ему убить себя о мои кулаки. Он бесновался, как собака, от остервенения пена выступала у него на губах, но где ему было справиться с моей меткостью, искусством и с прочим…

– Хотите выслушать объяснение? – сказал я, когда его первое озлобление улеглось.

– Нет, не буду слушать, пока могу видеть, – ответил он.

В ту же минуту я быстро дважды ударил его; хватил по низко опущенной руке, которой он защищался, как его учили, когда он был мальчиком, и по брови; мой второй удар скользнул до его скулы.

– Ну а теперь согласны ли вы на объяснения, храбрец? – спросил я.

– Нет, я не стану с вами объясняться, пока могу говорить, – сказал он, шатаясь и слепой, как пень. Мне было противно сделать то, что я сделал, но я обошел вокруг Брегина и ударил его по челюсти сбоку, да так, что передвинул ее справа налево.

– Выслушаете вы теперь объяснения? – сказал я. – Я еле сдерживаю свое раздражение, но, пожалуй, скоро выйду из себя и тогда, конечно, нанесу вам какое-нибудь повреждение.

– Не буду слушать, пока стою на ногах, – пробормотал он уголком рта. Тут я снова кинулся на него, бросил его на землю, слепого, немого, ослабевшего, и вправил ему челюсть.

– Вы старый дурак, мистер Брегин, – сказал я.

– А вы молодой разбойник, – ответил он, – вы с Энни разбили мое сердце.

И, лежа на земле, он заплакал, точно ребенок. Мне было так грустно, как еще никогда в жизни. Ужасно видеть слезы сильного человека.

– Я готов поклясться на кресте, – сказал я.

– Мне нет дела до ваших клятв, – ответил он.

– Вернемся к вам домой, – сказал я, – если вы не верите живым, вы должны выслушать мертвого.

Я поднял Брегина и потащил его к нему в квартиру.

– Миссис Брегин, – говорю, – вот человек, которого вы, может быть, вылечите скорее, чем я.

– Вы опозорили меня в глазах моей жены, – прохныкал он.

– Разве? – спросил я. – Глядя на лицо миссис Брегин, я думаю, что мне попадет больше, чем попало вам.

И действительно попало! Энни Брегин рассвирепела от негодования. Нет ни одного известного приличной женщине ругательного названия, которым она не наградила бы меня. Однажды в дежурной комнате полковник минут пятнадцать расхаживал вокруг меня, как обруч вокруг бочонка, и бранил за то, что я, полураздетый идиот, отправился в лавку; но все, что когда-либо сходило ради меня с его острого языка, было мягко, как стакан имбирного пива, в сравнении со словами, которые сказала мне Энни. И заметьте, так всегда поступают женщины.

Когда она замолчала, чтобы перевести дух, и наклонилась над своим мужем, я сказал:

– Все это правда: я негодяй и вы честная женщина, но неужели вы не скажете Брегину о маленькой услуге, которую я оказал вам?

Как только я это проговорил, в ту же самую минуту капрал опять подошел к веранде; Энни Брегин вскрикнула. Луна поднялась, и мы могли разглядеть лицо призрака.

– Я не могу найти ее, – сказал капрал и вдруг рассеялся, как дым от свечки.

– Святые, защитите нас от зла! – прошептал Брегин и перекрестился. – Это Флехи, из полка тайронцев.

– Кто он? – спросил я. – Ведь он порядочно-таки поборолся со мной сегодня.

Брегин рассказал нам, что Флехи был капралом; что три года тому назад в этих комнатах его жена умерла от холеры; что он сошел с ума и, когда его похоронили, стал расхаживать, отыскивая ее.

– Ну, – сказал я Брегину, – последние две недели он выходил из Чистилища, чтобы каждый вечер бывать в обществе миссис Брегин. Итак, скажите миссис Кин (я знаю, она болтала вам, а вы слушали), что ей следует понимать разницу между живым человеком и привидением. Она была три раза замужем, а ваша жена слишком хороша для вас. Между тем вы бросаете ее, предоставляя привидениям и всяким там злым духам надоедать ей. Никогда больше не буду я из вежливости разговаривать с чьей-либо женой. Покойной ночи вам обоим. – Так я ушел после борьбы с женщиной, с мужчиной и с дьяволом, все – в течение одного часа. Я дал отцу Виктору одну рупию за мессу, за упокой души Флехи, ведь я потревожил его, двинув кулаком его особу.