Редьярд Киплинг - Барабанщики «Передового и Тыльного»

• Название: Барабанщики «Передового и Тыльного»
• Автор: Редьярд Киплинг
• Издательство: А.П.Репинаb2e32f27-2a83-102a-9ae1-2dfe723fe7c7
• Жанр: Короткие истории

«В армейском списке этот полк все ещё значился как „Передовой и прикомандированный к собственной королевской лёгкой пехоте принцессы Гогенцоллерн-Сигмаринген-Ауспах-Мертир-Тайдфильшайрской, полкового округа 329А“, но армия по всем своим трактирам и казармам звала его просто „Передовым и Тыльным“. Может быть, со временем люди этого полка сделают ещё это прозвище почётным, но теперь они считают его позорным, и человек, назвавший так полк при них, рискует поплатиться собственными боками…»

---

Все это нисколько не подействовало на афганцев, не обладающих нервами европейцев. Они были готовы умереть в пылу сражения и спокойно стреляли в гущу дыма. Один из рядовых «Передового и Тыльного» завертелся на глазах товарищей и упал с предсмертным криком. Другой хватался руками за землю и задыхался, а третий, с разорванными зазубренной пулей внутренностями, взывал к товарищам, умоляя прекратить его мучения. Такие зрелища не могли действовать успокаивающе. Дым сменился бледным туманом.

Неприятель вдруг разразился страшным криком, и тёмная, сбившаяся в комок масса оторвалась от остального войска и покатилась с невообразимой быстротой на британскую армию. Это были человек триста туземцев, устремившихся с криками и выстрелами за пятьюдесятью товарищами, бежавшими впереди. Пятьдесят же принадлежали к племени гхазиев, полуопьяненных наркотиками и совершенно безумных от религиозного фанатизма. Британские солдаты перестали стрелять и по команде встретили их штыками, сомкнувшись в ряды.

Всякий, знающий дело, мог бы сказать «Передовому и Тыльному», что гхазиев нужно было встретить не штыками, а полными залпами. Человек, идущий на смерть и жаждущий смерти, рассчитывая получить за неё награду на Небесах, непременно, из десяти случаев в девяти, убьёт противника, желающего жить. Когда гхазии, сомкнувшись, шли на «Передовой и Тыльный», последний развёртывал фронт и сражался, а когда те развёртывались и стреляли, он смыкался и ждал.

Люди, вытащенные из-под одеял, не выспавшиеся и голодные, не могли быть в хорошем настроении. Не мог прибавить им бодрости и этот внезапный натиск трехсот великанов, с вытаращенными глазами и с бородами в пене, яростно кричащих и размахивающих длинными ножами.

«Передовой и Тыльный» слышал звуки горнов гуркасов с одной стороны и рожки горцев с другой. Он старался остаться на месте, хотя штыки его солдат беспомощно качались в воздухе, как весла сломанной лодки. Наконец, они вступили в рукопашную с врагом. Схватка кончилась криками предсмертных страданий, ножи сделали то, что не поддаётся описанию.

Солдаты пришли в полное смятение и убивали товарищей. Фронт смялся, как бумага, пятьдесят гхазиев пробились сквозь него. Следующие за ними туземцы, опьянённые успехом, дрались с такой же безумной яростью, как они.

Задним рядам было приказано сомкнуться, и субалтерны ринулись в схватку – одни. Сюда доносились вопли и стоны с фронта, солдаты видели потоки чёрной крови и испугались. Они не желали стоять на месте. Они все устремились назад. Пусть офицеры лезут в пекло, если хотят, они будут спасаться от ужасных ножей.

– Вперёд! – кричали субалтерны, а их солдаты проклинали их и бежали назад, натыкаясь друг на друга.

Чертерис и Девлин, субалтерны последнего отряда, встретили смерть лицом к лицу, в полной уверенности, что их солдаты следуют за ними.

– Вы убили меня, трусы! – зарыдал Девлин и рухнул на землю, рассечённый от плеча до середины груди. А его солдаты отступали один за другим, топча его ногами, стремясь безудержно назад, откуда пришли.

Гурки полились рядами из левого ущелья и стали спускаться вниз ускоренным маршем. Чёрные скалы запестрели зелёными мундирами, торжественные звуки горнов огласили окрестности. Последние ряды гурков спотыкались о скатывающиеся из-под ног камни, передние останавливались на минуту, чтобы окинуть взглядом долину и завязать ремни обуви.

Выражение счастливого удовлетворения появилось на лицах при виде внизу врага, навстречу которому так спешили гурки. Враг был многочислен. Будет пожива. Маленькие люди сжимали свои кукрисы в руках и выжидающе смотрели на своих офицеров, как терьеры следят за рукой бросающего камень. Они стояли на спуске в долину и наслаждались развернувшимся перед их глазами зрелищем. Их офицеры не торопились на битву с гхазиями, пусть белые солдаты сами берегут свой фронт.

– Ай-ай! – сказал субалдар-майор, обливаясь потом. – Проклятые дурни, они смыкаются! Разве теперь можно смыкаться, надо палить!

С глумлением и негодованием следили гурки за отступлением «Передового и Тыльного», провожая бегущих солдат ругательствами и насмешками.

– Бегут, бегут белые! Сахиб-полковник, не можем ли и мы немножко побегать?

Но полковник все не двигался с места.

– Пусть эту шушеру повырежут немного, – сказал он с озлоблением. – Так им и надо! – Он смотрел в полевой бинокль и уловил мелькание офицерской сабли.

– Бьют их плашмя саблей, проклятых. Гхазия так и врезались в их ряды! – говорил он.

«Передовой и Тыльный» бежал, увлекая за собой офицеров. Все столпились в узком проходе, и задние ряды дали несколько робких залпов. Гхазии остановились, потому что не знали, какой резерв мог быть скрыт в ущелье. Во всяком случае, было бы неблагоразумно гнаться слишком далеко за белыми. Они возвращались, как волки возвращаются в берлогу, удовлетворённые пролитой кровью, останавливаясь только время от времени, чтобы прикончить какого-нибудь раненого на земле.

За четверть мили от поля битвы остановился «Передовой», столпился в ущелье, измученный, дрожащий и обезумевший от страха. Вне себя от отчаяния, офицеры били солдат тупыми сторонами и рукоятками сабель.

– Назад! Назад, трусы! Бабы! Повернитесь лицом, станьте в ряды – собаки! – кричал полковник, а субалтерны громко ругались. Но солдаты стремились только уйти дальше, как можно дальше от беспощадных ножей. Они метались, окончательно сбитые с толку выстрелами и криками, а справа гуркасы выпускали залп за залпом в спину убегающим гхазиям.

Оркестр «Передового» бежал при первом натиске, хотя и находился в стороне под прикрытием скалы. Джекин и Лью бежали также, но их детские ноги не могли поспеть за ногами взрослых, и они отстали шагов на пятьдесят. И в то время, как оркестр смешался с полком, мальчики с ужасом увидали себя одинокими и беспомощными.

– Бежим назад за скалу, – проговорил Джекин, задыхаясь. – Там нас не увидят.

И они вернулись к брошенным инструментам оркестра, едва переводя дыханье от усталости.

– Хорошенькое зрелище! – сказал Джекин, бросаясь на землю.

– Очень хорошее зрелище для британской пехоты! Дьяволы! Все ушли и бросили нас одних! Что мы будем делать?

Лью поднял потерянную кем-то бутылку с ромом и пил до тех пор, пока не закашлялся.

– Пей, – сказал он коротко. – Они минуты через две вернутся, увидишь.

Джекин пил, но не было никаких признаков возвращения войска. Они слышали глухой шум в центре долины и видели, как крались назад гхазии, стараясь ускользнуть от пуль гуркасов.

– Мы остались одни от всего оркестра, и нас убьют, это так же верно, как сама смерть, – сказал Джекин.

– Я не боюсь смерти, – храбро сказал Лью, размахивая тонкой саблей барабанщика. Хмель уже ударил ему в голову, так же как и Джекину.

– Стой! Я знаю кое-что получше сражения, – сказал Джекин, «осенённый блестящей идеей», появившейся под действием рома. Заставим наших великолепных трусов вернуться назад. Подлые патаны ушли. Скатертью дорога! Идём, Лью! Нам ничего не сделают. Бери флейту и дай мне барабан. Да стой же прямо, пьяный бездельник! Направо, кругом – марш!

Он повесил барабан через плечо, сунул флейту в руку Лью, и оба пошли, исполняя какую-то смесь боевых маршей.

Как верно сказал Лью, некоторые солдаты «Передового и Тыльного» возвращались униженные и мрачные, подгоняемые ругательствами и ударами офицеров. Их красные мундиры мелькали уже в начале долины и над ними блестели штыки. Но между этой неровной, колеблющейся линией и врагами было ровное пространство, усеянное телами раненых и трупами убитых. Афганцы, по свойственной им подозрительности, опасались, что за быстрым отступлением скрывалась ловушка, и потому не двигались с места.

Музыка оглашала долину; и мальчики шли плечо к плечу, причём Джекин бил в барабан изо всех сил. Флейта заливалась, и жалобные звуки её неслись к гуркасам.

– Идите, собаки! – бормотал Джекин. – Для кого же мы играем?

Лью устремил взгляд вперёд и маршировал, как на большом параде.

И злой насмешкой звучал напев старой боевой песни о подвигах Александра, Геркулеса, Гектора и Лизандра.

Громкие рукоплескания неслись с позиции гурков, одобрительно ревели горцы, но ни одного выстрела не раздалось ни со стороны англичан, ни со стороны афганцев. А две маленькие красные точки двигались все вперёд по направлению к неприятельскому фронту.

Солдаты «Передового и Тыльного» густой массой столпились у входа в долину. Бригадный командир наблюдал с высоты в безмолвной ярости. И все никакого движения со стороны неприятеля. Казалось, день остановился, смотря на детей.

Джекин остановился и выбивал барабанную дробь на сбор, и флейта молила безнадёжно.

– Направо, кругом, вперёд! Держись, Лью, пьянчуга!

– Они идут! Вперёд, Лью!

«Передовой» разлился по долине. Что говорили офицеры солдатам в это позорное время, никто никогда не узнает, потому что ни солдаты, ни офицеры никому не скажут об этом теперь.