Владимир Мединский - О жестокости русской истории и народном долготерпении

• Название: О жестокости русской истории и народном долготерпении
• Автор: Владимир Мединский
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-373-03701-3

«Всем известно», что российская история — самая кровавая и жестокая. Представление о низкой цене человеческой жизни в России так укоренилось в нашем сознании, что уже и возражать трудно. Сказать, что это чепуха, — так просто никто не поверит на слово.

Поэтому рассмотрим нашу «страшную» и «кровавую» историю в разные ее периоды и проследим, имеет ли отношение к истине столь мрачный исторический миф. И, конечно же, сравним — только правильно, с учетом временного фактора, — положение дел в России с положением дел в Европе.

Так же поступим и с мифом о народном долготерпении. Мол, русский народ долготерпелив и «вынесет всё». Мол, долготерпение и упование на власть — исконно русская черта. «Вот приедет барин, барин нас рассудит…» Ну и накажет, конечно, строго! Тут возвращаемся к мифу о жестокости.

Читайте, думайте, спорьте.

---

Никак не оправдывая ни Щепочкина, ни горничную, так сказать, «предмет» разгоревшихся страстей, ни тем более убийц, отметим: здесь дело не только в ревности, произошло столкновение разных систем ценностей.

И уж конечно, и в этом случае, и во всех подобных даже говорить смешно о долготерпении народа. Народ имел свои представления о половой морали и считал себя вправе их отстаивать.

Сравним эти не столь уж редкие убийства с «правом первой ночи» в Европе. Право первой ночи действовало в Северной Франции, Англии, Германии, Шотландии, Баварии, Бургундии все Средневековье, в некоторых местах до XV–XVI веков. Еще в XVII веке некоторые налоги крестьянин платил за то, что это право не будет осуществляться. А состоит оно в том, что феодал, на земле которого живет крестьянин, имеет право провести первую ночь с новобрачной. Или указать (!) на лицо, которому он отдает новобрачную на первую ночь.

Теоретики спорят, из каких представлений первобытных людей, из каких пластов язычества завоевателей-германцев родился этот обычай. А жители Европы жили, поколениями позволяя феодалам «улучшать свою расу». Не известно ни одного восстания, ни одного убийства феодала по этому поводу. Кроме разве что изображенного в фильме «Храброе сердце» Мела Гибсона, где некий бедный, но гордый шотландец Уильям Уоллес пытается воспрепятствовать своему феодалу в его абсолютно законном (!) требовании провести «первую ночь» с очаровательной невестой Уоллеса-Гибсона. С этого якобы и начинается историческое общенациональное восстание шотландцев против англичан. Но это все Голливуд. Не будем воспринимать его серьезно. В общем, кротости и долготерпению европейцев можно только удивляться.

Только зачем же они валят со своей больной головы на нашу здоровую?!

Бунты политические

Этого добра на Руси тоже было немало.

История Древнего Новгорода — сплошная череда такого рода бунтов. Началось с бунта Ярослава против своего отца Владимира, с его отказа платить Киеву установленные 2000 гривен в год.

Позже, как следствие нескольких восстаний, фактически — революций в Новгороде был установлен вечевой строй. Какое уж тут долготерпение…

И другие земли Древней Руси знали политические восстания. Таково восстание 1068-69 годов в Киеве и всей киевской земле. Князь Изяслав Ярославин потерпел поражение от половцев, — половцы разоряли всю Южную Русь. Киевляне потребовали дать им оружие. Князь отказался. И тогда горожане собрались под набат, на звуки вечевого колокола, сами захватили оружейные мастерские и велели кузнецам ковать для них мечи и копья.

Изяслав бежал в Польшу. Он вернул себе престол только через 7 месяцев с помощью войск польского короля. В конце концов, киевское вече примирилось с князем Изяславом, тот киевлян разоружить больше не пытался и договаривался с горожанами, как равный с равными.[73]

Среди локальных политических волнений на окраинах империи можно назвать целую серию казачьих выступлений против центральной власти: не сметь трогать золотые казачьи вольности!

Или возьмите Красноярский бунт 1695-98 годов, когда повстанцы посадили воеводу в лодку и отправили вниз по Енисею: они посчитали, что воевода «заворовался» и «больно развратен». Город после этого целых три года управлялся демократически — казачьим кругом и выборными на этом круге лицами.

Долготерпение? Красноярцы терпели своего блудливого воеводу-хапугу меньше года.

А вот массовых политических движений, охватывавших всю страну, в России не было до 1905 года. И декабристы, и народники оставались верхушечными, интеллигентскими движениями. Отсюда их высокий дух, отвлеченный идеализм и вместе с тем легковесность, отсутствие опоры в широких массах.

Но как только идея политической свободы стала действительно массовой, тут же — увы, увы, увы! — и грянула почти стихийная, но зато массовая и в лучших европейских традициях кровавая революция 1905-07 годов.

«Народ безмолвствует…»

Богу было угодно наказать Россию через мое окаянство.

Емельян Пугачев. Из показаний на первом допросе

Всерьез рассмотрев вопрос, нельзя не прийти к выводу: на Руси крайне редки типичные для Европы бунты «бессмысленные и беспощадные». Да, у нас бунтовали, и еще как, но повстанцы не стремились ломать все подряд и целиком. А власть не стремилась искоренить повстанцев до последнего человека; скорее пыталась договориться.

Одна из причин этого — как раз полное отсутствие долготерпения и излишней покорности русских. Мы скорее выражали возмущение ДО того, как оно могло вылиться в бунт. И потому очень типичный пример русского бунта — «бунт на коленях». Вот это и правда национальная традиция!

Казни стрельцов в 1698 г. Гравюра из «Дневника путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.)» И.Г. Корба.

Гравюра на первый взгляд не производит устрашающего впечатления. Как будто какой-то орнамент. И только приглядевшись, понимаешь, что детали «орнамента» — бесконечные виселицы и плахи

Много раз народ бросался на колени перед царями и царедворцами с классическим: «Не вели казнить, вели миловать». В большинстве случаев царь все же скорее миловал, чем казнил. Исключений два: Иван IV Грозный казнил московских дворян, когда они на коленях просили его отменить опричнину. Второй случай — массовая казнь стрельцов в годы правления Петра I, в 1698 году. В сущности, никакого «стрелецкого бунта» не было и в помине. Стрельцов Петр сильно не любил с тех пор, как они во время очередного возмущения убили на его глазах любимого дядьку Матвеева. И став неограниченным монархом, велел разослать стрельцов подальше от Москвы. Семьи с собой брать запретили, жалованье задерживали, временами и вовсе не выдавали.

Стрельцы двинулись на Москву — рассказать царю о своих бедах. А царь тем временем был в Голландии. Стрельцов на подходе к Москве остановили, рассеяли буквально первыми же залпами пушек. Признаков бунта не нашли, а неподчинение приказу — совсем другой проступок. Тем не менее, 56 стрельцов все же «для острастки» повесили, остальных разослали обратно по гарнизонам.

Следствие вел князь Ромодановский, «И. о. Царя» в период отсутствия Петра. «Зело жесток, лицом страшен, пьян беспробудно», — это современники о нем. Кого-кого, а Ромодановского заподозрить в милосердии и либерализме было трудно.

Но Петру не хотелось, чтобы дело обернулось такой банальностью. Ему нужен был страшный заговор в армии, мятеж, бунт, попытка свержения конституционного строя, сношения с ненавистной Софьей, английской и японской разведками, троцкистско-зиновьевской оппозицией, попытки прорытия канала Лондон-Бомбей через Кремль… ой, что-то я увлекся… Это уже из следственной практики другой эпохи…

В общем, едва Петр вернулся из Голландии, стрельцов с места службы потащили обратно в Москву.

Многое в дальнейшем объясняется личными особенностями характера Петра и его иррациональной ненавистью к стрельцам.[74]

Петр был исключительно пристрастен. Стрельцов пытали страшно, причем царь делал это собственноручно. Дело было настолько отвратительное, что Петр изо всех сил пытался скрывать от иноземцев и масштаб, и методы следствия.

С целью популярного ознакомления с методами работы Преображенского Приказа, учреждения, исполнявшего функции Следственного комитета, Генпрокуратуры, суда и пыточной одновременно, рекомендую недавно вышедший роман «Девятный спас» некоего Брусникина. На фоне сказочно-фантастического сюжета практика оперативно-следственных мероприятий времен Петра I описана достаточно правдоподобно.

Сотрудники датского посольства как-то проявили любопытство: проникли в Преображенское, чтобы подсмотреть, что же там делается, насколько правдивы почти невероятные слухи о пытках фактически невинных людей.

Датчане осмотрели несколько пустых изб, где нашли лужи крови на полу и в сенях и заляпанные кровью орудия пыток, когда «крики, раздирательнее прежних, и необыкновенно болезненные стоны возбудили в них желание взглянуть на ужасы, совершающиеся в четвертой избе. Но лишь вошли туда, в страхе поспешили вон», потому что застали Петра с приближенными, который стоял возле голого человека, вздернутого на дыбу.

«Царь обернулся к вошедшим, всем видом показывая свое недовольство, что его застали за таким занятием». Иноземцы выскочили прочь, но князь Нарышкин побежал за ними, спрашивая, кто они такие, откуда взялись и зачем пришли? Датчане молчали, и Лев Кириллович им объявил, что они должны немедленно идти в дом князя Ромодановского.