Светлана Успенская - Какого цвета ночь?

• Название: Какого цвета ночь?
• Автор: Светлана Успенская
• Издательство: ЗАО Изд-во Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-00612-1

Начинающий частный детектив Татьяна Усик получает первое задание: оградить дочь богатого бизнесмена от приятелей-наркоманов. С этой несложной задачей она успешно справляется до тех пор, пока в городке не появляется маньяк. Гибнут молодые девушки. Жертвой становится и подопечная Татьяны. И теперь только она сможет остановить маньяка, став его приманкой…

* * *

Невероятно рискованным стало первое задание для начинающего частного детектива Татьяны. Богатый бизнесмен поручил ей охранять свою дочь от приятелей-наркоманов, и Татьяна успешно справлялась с ним, пока в городке не появился маньяк. Молодые девушки погибают одна за другой, и в конце концов дочь бизнесмена тоже становится его жертвой. И Татьяна решается на отчаянный шаг — предлагает себя в качестве приманки для маньяка…

---

Поэтому с юга Чипанов уезжал полный заманчивых планов относительно своего будущего благосостояния. Да и воздух в середине восьмидесятых был уже совершенно другой — в нем носились свежие ароматы свободы предпринимательства, запахи частной инициативы.

— И деньги наши, и идеи наши… Ваше — только ваше «да», — сказал Самвел, стоя в белом костюме у белого «линкольна» (невиданная штука по тем временам), провожая безвестного заместителя председателя в Симферопольском аэропорту.

Новый альянс капитала и власти стал приносить плоды скромненько, но уверенно. Первым (но не последним) очезримым итогом совместного предприятия стал новенький видеомагнитофон в доме у Виталия Васильевича и нутриевая шуба жены. За этими последовали и другие «реалии» процветания. Дело росло и развивалось как на дрожжах.

Самвел вскоре уже официально превратился из подпольного Ротшильда в видного коммерсанта и, хотя и не нуждался более в поддержке мелкого подмосковного функционера, все еще продолжал по привычке отстегивать Чипанову деньги за «покровительство». Однако эти подачки становились час от часу скуднее.

Чипанов не стал обижаться на Самвела. Не стал делать ему пакости и настраивать против него руководство района. Он поступил умнее — решил сам заняться хозяйственной деятельностью. Используя свои связи, получил в аренду небольшой заводик по деревообработке на окраине города и открыл там цех по производству маек с аляповатыми «импортными» надписями. Трикотаж был отечественный, красители — отечественные, производители — тоже отечественные, а вот майки получались импортные. Чудны дела твои, Господи!

Вскоре майки сменились джинсами-варенками, джинсы — итальянской мебелью местного производства, мебель — голландскими окорочками, а окорочка в свою очередь безмолвно пали под натиском чуда двадцатого века — компьютеров.

Районный исполком давно уже лишился своего верного бойца, город Славгород давным-давно лишился своего выдающегося жителя, а Москва приобрела удачливого, почти законопослушного коммерсанта, умело скрывавшего (как новобрачная скрывает давнюю потерю девственности) свое партийное прошлое и службу у власть предержащих. Несколько десятков миллионов, заработанных на торговых операциях, Чипанов вложил в производство спиртного.

Новое предприятие, не требовавшее огромных капитальных вложений, сразу же сделалось необычайно прибыльным. Спустя год спиртзаводов было два, еще через полгода — три, а потом они размножались, как кролики, в геометрической прогрессии. Производственные мощности фирмы «Славгородтрейдинг» размещались по всем окрестным районам: в Подольске, Клину, Можайске, Наро-Фоминске, Одинцове.

Дело росло и расцветало на радость хозяину и на радость дававшим «крышу» браткам, которых сосватал Чипанову Самвел, еще в бытность свою подпольным коммерсантом. Сам Тер-Карапетянц уже давно покоился в сырой могиле. Ему «помазали лоб зеленкой» за какие-то темные дела еще в начале девяностых. До Виталия Васильевича доходили смутные слухи, что честный промышленник не вовремя изменил своему жизненному кредо — иметь дело только с товарами народного потребления — и переключился на провоз и реализацию наркотиков, за что и был наказан теми, кому он в ажитации вседозволенности перешел дорогу.

Однако набирающая силы капиталистическая власть все туже и туже закручивала налоговые гайки, превращая частную коммерцию в невыгодный бизнес. Браткам плати, государству плати… Что тогда бедному крестьянину на жизнь останется? Так, одни слезы… Чипанов рано понял, что хотя и говорят: ласковый телок двух маток сосет, но нынче ситуация другая, целых две матки, охочие до «зеленых хрустов», тянут из него все жизненные соки. Он решил ограничиться одной, более доброй, та, которая играла по раз и навсегда установленным правилам, предпочитая не пилить сук, на котором сидит, — уголовная «мама» оказалась более ласковой.

Потом, ощутив прелесть безнаказанности и неподотчетности, Чипанов стал втихую гнать левую водку, неучтенную продукцию. По бумагам выходил спиртовой заводик с одной мощностью, с которой небольшие налоги отстегивались государству, а на деле — в десять раз большей, с которой государство не имело ничего, но зато соответствующие криминальные структуры получали неплохой навар.

И вот наконец-то к закату жизненного пути к Виталию Васильевичу пришло то чувство уверенности в собственных силах и собственном благосостоянии, которого он ждал не один год. Уже меньшие суммы он вкладывал в производство, позволяя себе небольшую прихоть или баловство, например вишневый «Шевроле-Блейзер-Т15», напоминающий своей мощью армейский грузовик или ракетный тягач, с бронированными дверями и пуленепробиваемыми стеклами, баком на сто двадцать литров, или молодую жену, наконец…

Теперь, обретя немалый капитал, он с уверенностью смотрел в будущее. Будущего он не боялся…

Психушка — маленькая модель большого государства. В ней есть номенклатура (руководители-врачи), карательные органы — санитары, обслуга — сторожа и нянечки, и, наконец, рядовые граждане, народ — больные. Народ психушечный, как весь остальной народ, очень разный. От века он разделен на категории, как охлажденные куры в магазине. Самые худые и синие мало интересуют медицинских богов. Они лечатся в основном амбулаторно по месту жительства и только в периоды обострений попадают на обследование в больницу. Пациенты второй категории примерно соответствуют клювастым монстрам с длинной, покрытой пупырышками кожистой шеей и задорно торчащим копчиком. Эти пациенты не так безобидны, как первые. Они лечатся в стационаре общего типа. Там либеральный режим, димедрол на ночь, ласковые медсестры колют витаминчики и алоэ для повышения мозгового тонуса. Там можно получать передачи хоть каждый день, там на праздники отпускают на побывку к родным, там относятся к человеку почти как к человеку. Почти!

Пациенты третьей категории соответствуют тем безногим, безголовым тушкам, которые, грея под мышками худенькие крылья, синея от холода, ждут своего часа на прилавке, чтобы после двух часов томления под еле вздрагивающей пленкой жира в кастрюле быть поданными на пару с лапшой в бульоне, — это куры суповые. Пациенты эти не совсем простые, они обладают серьезными заболеваниями, они требуют к себе повышенного контроля, который обеспечивается только в больнице определенного типа. Там все гораздо строже. Там попытка заныкать таблетку за щекой или стащить шприц из процедурной приравнивается к государственной измене и наказывается соответствующим образом. Там уже не добрые нянечки, напоминающие по внешнему виду легендарную Арину Родионовну, обслуживают капризных больных, там суровые, амбалистого вида мужчины стоят на страже их психического здоровья. Им, кажется, придушить больного легче, чем вылечить, но ведь лечат…

Четвертая, высшая категория в вышеозначенной классификации — это те белотелые ангелы с умильно сложенными крылышками и полиэтиленовым мешочком с собственными внутренностями внутри, которые занимают высшую ступень в куриной табели о рангах. Им соответствуют самые крутые психи — людоеды, серийные убийцы, маньяки, просто многоэпизодные личности, которые попадают в стационары с интенсивным наблюдением. Там палаты-камеры всегда под замком и «успокоительное» меряют ведрами. Там усиленная охрана и неусыпное наблюдение. Таких клиник у нас в стране всего шесть — в Москве (знаменитые «Серпы», институт имени Сербского), Питере, Орле, Черняховске, Сычовке и Камышине.

Отделение в Петелинской больнице, куда перевели Ивана после пятилетнего усиленного лечения, считалось относительно безобидным. С одной стороны, оно было вроде бы специальное, то есть закрытое, но в то же время и не слишком строгое. Туда обычно отправляют долечиваться тех, кто уже прошел курс самой что ни на есть интенсивной терапии. То есть только тогда, когда мозг в голове больного уже окончательно превратился в бесформенную массу, своим качеством напоминающую холодец, — нечто без желаний, без мыслей и даже без страха.

Иван плохо помнил, как его привезли в Петелино. Пять лет прошли как летаргический сон, не оставляя после себя никаких воспоминаний. Последнее, что он помнил оттуда, — это пронзительно холодные руки врача или нескольких врачей, строгий каркающий голос, который произнес глухо, точно за кадром:

— Решение комиссии — перевести в стационар облегченного режима.

Потом его везли сюда в специальном вагоне с зарешеченными стеклами. Сопровождал его санитар с чемоданчиком. В чемоданчике лежали одноразовые шприцы, жгут для внутривенных уколов, таблетки в праздничной станиолевой упаковке, бинт и — ампулы, ампулы, ампулы… Наполнить кровь пузырьками эйфории — и вновь унестись в черный сонный провал. Потом из пустоты резкий окрик санитара, тормошение, бесцеремонные похлопывания по спине и слово «приехали».