Инна Брюсова - Королевская охота

• Название: Королевская охота
• Автор: Инна Брюсова
• Издательство: ACT: ЛЮКС
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030270-3, 5-9660-1562-7

У Екатерины отнюдь не женская работа — она владелица частного охранного агентства.

Узнав, что одна из ее клиенток мертва, героиня поступает опять-таки не по-женски — начинает собственное расследование. Екатерину не останавливает даже то, что теперь и ее жизни угрожает смертельная опасность.

Что движет ею? Отчаянная смелость? Безрассудство?

Да нет. Просто — женское любопытство, женская логика и интуиция.

Женщина начинает — и выигрывает. Ведь она замечает то, чего не видит мужчина, и чувствует то, что ему почувствовать не дано…

---

— Ладно, будет тебе кофе! Вот проводим Екатерину Васильевну…

— Екатерина Васильевна, не уходите, — попросил Добродеев, — мы так хорошо сидели!

— Мне действительно пора, — улыбнулась девушка, — у меня был трудный день. Извините.

— Я вас отвезу! — решительно сказал Добродеев. — Карета у порога! Прощай, старик! Даст Бог, свидимся. — Он сделал вид, что утер несуществующую слезу.

— Не беспокойтесь, — сказал Ситников, поймав ее неуверенный взгляд, — в таком состоянии он водит еще лучше, чем на трезвую голову, — быстрее. Вы мне нужны живой, — пошутил он, но шутка получилась плохой, какой-то двусмысленной.

В машине Добродеев продолжал болтать, в основном о себе.

И только когда подъезжали к дому Екатерины, спросил о том, что не давало ему покоя:

— А зачем Сашке охрана? Ему что, угрожают? Так, может, и смерть Леночки…

— А вы ее хорошо знали?

— Знал ли Добродеев Леночку? Боже мой, конечно, с младых ногтей! Нянчил, можно сказать. Прелесть что за ребенок она была! Милая, ласковая, добрая. Она и потом такая же была, совсем не изменилась. А знаете, я, пожалуй, был ее единственным другом, Сашка — сухарь, он и дома-то не бывал. У Алины тоже дела были, а Леночка все одна и одна.

— А вы и Алину знали?

— Мы все друг друга знали и все друг о друге. Мы же все учились в одном классе: Сашка, Алина, Володька Галкин — будущий муж Алины — и я, ваш покорный слуга, Алексей Добродеев! А Леночка — четырьмя классами младше. Как сейчас помню, уроки у нее заканчивались раньше, так она всегда сестру ожидала. Сидит под нашим десятым «Б» и сказки читает. Их мать умерла, когда Леночке было лет пять, кажется. Алина ей за мать была. Отец так и не женился. Алина бы этого не потерпела — ну как же! Изменить памяти мамы! Просто удивительно, в одной семье — и две такие разные девочки. Леночка-лапочка и черная пантера Алина!

— Черная пантера? Почему?

— Была такая террористическая организация в Штатах в шестидесятых-семидесятых — «Черные пантеры». Я, конечно, понимаю, aut bene, aut nihil[5] и все такое, но Алина вполне могла бы стать их лидером. Жесткая, не терпящая возражений, непрощающая и незабывающая! — Он на секунду замолчал, глаза его прищурились, словно он пытался рассмотреть далеко в памяти нечто, оставившее след, непроходящее и до сих причиняющее боль. Лицо его, утратив преувеличенно-радостное, скоморошеское выражение, стало печальным и постарело на глазах. — Вот это и было самым неприятным в ней — неумение прощать и неумение забывать. — Он поежился. — Она готова была преследовать человека всю жизнь… за что угодно, за любой проступок, легкомыслие, детскую шалость, всеми давно забытые, быть постоянной угрозой его благополучию, карьере, семье, если у него была семья. Судья и палач в одном лице! Да еще в таком хорошеньком! И ведь нельзя сказать, что стерва, нет, у нее это называлось принципами! Моралью! Как всякий террорист, она видела себя борцом за идею.

Он снова замолчал, и некоторое время они ехали молча. Ему, видимо, было неловко за свой порыв. Екатерину поразила искренность и сильное чувство, звучавшие в его голосе. Она молчала, не зная, что сказать, испытывая неловкость, словно подсмотрела что-то неприличное. Во второй раз за сегодняшний вечер.

— Однако Добродеев разговорился! — бодро начал Алексей через несколько минут. — Вот что значит присутствие хорошенькой женщины!

«Слабый пол эти мужики! — подумала Екатерина. — Вот и Леонид Максимович так же реагирует на присутствие хорошенькой женщины — прекрасное оправдание болтливости!»

— Дела давно минувших дней! Да, страшная смерть. — Он вздохнул, и вздох его был данью приличиям: говоря о смерти — понижай голос и вздыхай. — А знаете, — в его голосе вновь зазвучали знакомые хвастливые нотки, — я ведь мог увести ее! Да, да, она меня очень любила! Как друга, разумеется, — поспешил он добавить, — хотя, знаете, иногда словно искра проскакивала между нами… вы же всегда это чувствуете… О такой женщине можно было только мечтать! Женщина-ребенок, нежный, беззащитный, беспомощный… Если бы Сашка не был моим другом… — Он оборвал себя на полуслове и теперь уже молчал до самого дома. Словно угас.

Вяло попытался напроситься на чай, но не настаивал, когда Екатерина сказала, что едва держится на ногах. Правда, потребовал номер телефона и пообещал непременно позвонить — «синие чулки» с руками оторвут материал о женщине-детективе.

Екатерина не стала объяснять, что она не детектив. Добродеев все равно напишет то, что захочет, ничем не ограничивая полет фантазии и меньше всего беспокоясь за достоверность изложенного.

— А кстати, — вдруг вырвалось у нее раньше, чем она успела подумать, что делать этого не следует, — что за бизнес у Александра Павловича?

— Как, вы не знаете? — Добродеев округлил глаза.

«Так тебе и надо, мадам сыщица!» — подумала девушка.

— Я понял, что вы на него работаете, обеспечиваете безопасность, разве нет? — В его глазах появился неподдельный интерес.

— Пока только собираюсь, контракт еще не подписан, — сказала она как можно убедительнее.

— Он бухгалтер, — как-то слишком уж небрежно сообщил Добродеев, — аудитор, как это теперь называется, у него аудиторская контора. Помогает всем этим жуликам уклоняться от уплаты налогов. И имеет с этого соответственно! Видели его квартирку?

Зависть, обыкновенная зависть, серая, как дохлая мышь или старая паутина, звучала в голосе старика Добродеева.

Она долго не могла уснуть. Лежала в темноте, уставясь невидящими глазами в пространство. Просто удивительно, она же так хотела спать! Привычка расставлять все по полочкам давала о себе знать.

«— Ну как, довольна началом своей детективной практики? — спросил внутренний голос, сгорая от нетерпения обсудить события дня.

— Довольна! Я познакомилась с тремя интересными людьми, получила разрешение осмотреть вещи Елены, узнала много нового, мне есть о чем подумать. И о ком!

— Ну и что же ты о них думаешь?

— Дай собраться с мыслями. Начнем с Владимира Михайловича, старого актера, который меня приютил. Очень колоритная фигура! Лицедей! Игра стала его второй натурой, что, в общем, и неудивительно. Профессия накладывает свой отпечаток, и никуда от этого не денешься. Хочешь не хочешь — речь, интонации, жесты, позы всегда будут отдавать театром, то есть будут, как бы это помягче выразиться, фальшивы. В хорошем смысле этого слова, разумеется. Знаешь, ведь актер на сцене — актер в жизни. Любопытен. Умеет вытянуть из тебя то, что ты никому не собиралась рассказывать. Мастерски задает вопросы. Прекрасно владеет мускулами лица, и просто удивительно, что он вдруг так…» — Она запнулась, пытаясь подобрать слово. «Bon mot»[6], как говаривала старушка соседка в незапамятные времена ее, Екатерины, детства. «Избегайте удачных определений, от них потом невозможно избавиться…» Тогда она не поняла старую даму, но когда подросла, согласилась с ней. Словом можно уничтожить человека, его репутацию, свести на нет любое начинание и высмеять любое доброе дело.

— Не отвлекайся! — одернул ее невидимый собеседник. — Итак, что он там сделал?

— Сомлел! — нашла она «удачное словцо» и улыбнулась. — Под самый конец нашей беседы».

Слово «сомлеть» было лексической жемчужиной из словаря маминой троюродной сестры, тети Нины. Эта женщина была замечательна тем, что в слова и понятия, тысячу лет существующие в родном языке, вдыхала новый смысл, ничего общего со старым не имеющий. «Сомлеть» на ее языке значило не «упасть в обморок» или «потерять сознание», но «дать слабину», «отказаться от борьбы», «пуститься во все тяжкие». «Василий из третьего подъезда опять сомлел», — сообщала тетя Нина, закатывая глаза и с сожалением качая головой. И всем было ясно, что у Васьки Зубакова опять запой. «У меня всегда была нечистая совесть, — часто говаривала она гордо и слегка обиженно. А значило это, что она, как совестливый человек, стеснялась брать с клиенток лишнее и всегда возвращала остатки, — не то что другие!» Тетя Нина была портнихой. «Выпученные губы» — вспомнила Екатерина еще одно теткино выражение и улыбнулась.

«— Итак, он «сомлел». Ну и что? Может, устал?

— Может. Но тем не менее вопрос остается — почему?

— Да мало ли почему! Вспомнил Елену, задумался о смысле жизни… Любил ее, жалел…

— А может, ему что-то известно? Что, например? Ладно, посмотрим. Номер два — потрясающе интересный толстый человек, человек-колокольчик, наполненный собственным звоном. Кто-то очень неглупый когда-то написал: «Все время болтаю, чтобы не сказать лишнего!» Так и старик Добродеев — болтает, но не выбалтывает, не говорит ничего, чего не хотел бы сказать. Имидж рубахи-парня (сравнение не совсем, правда, подходит к вылощенному, прекрасно одетому г-ну Добродееву), сплетника, врунишки, балабола, всеобщего друга-приятеля. Со всеми знаком. Обо всех все знает. Завидует «старику» Ситникову. Умеет, между прочим, бросить камешек в чужой огород: кому надо, поймет, кому не надо — не поймет. Круглые глаза, честное лицо: «А что, я ничего такого не сказал!» Видимо, не пользуется успехом у женщин. Еще один повод, чтобы завидовать «старику» Ситникову.